К написанию этой заметки автора побудила цепь совпадений, случившихся вчера вечером буквально за несколько минут.
Не "событий", а именно совпадений, поскольку внешне ничего не происходило. Работала только память сердца, которая, как мы помним, сильней памяти рассудка.
"Неслучайные случайности" украшают жизнь "только в масках и перчатках". И кто бы ни занимался их возникновением в нашем концентрационном мире, заслуживает благодарности.
В общем, оказалось, что Ежи Поломский жив.
И вот как это стало известно. По крайней мере мне. Трудно представить, чтобы кто-то следил за судьбой поляка, доживающего девятый десяток, целенаправленно. Я точно не следил. Я только помнил имя и песни. Например, "Арлекино" Димитрова я услышал в его исполнении за десять лет до пугачевской вивисекции этой негромкой, но очень европейской вещи.
Потому что Ежи Поломский - большой эстрадный певец прошлого века.
Можно сказать - польский "Джордже Марьянович", также доживающий свой девятый десяток в Сербии, в мире, где таких песен нормально не поют, потому что он изменился до безобразия. Собственно, в другую сторону ничего и не меняется. "Перемены к лучшему" это жаргон политиков и аферистов.
Единственное отличие - у Марьяновича были свои волосы, а пан Ежи носил парик. Это было заметно, но не раздражало. Масса известных актеров кино, и наших, и зарубежных, снималась в париках. В этом жесте был элемент дендизма без комплексов.
Но вспомнил я о нем вот в связи с чем. На страничке, посвященной глэм-року, появилось фото группы Mud в полосатых "гангстерских" костюмах и галстуках. Я указал на сходство данного имиджа с группой Paper Lace, параллельно вспомнив, что Mud гастролировал в Польше.
Приблизительно тогда же, когда там побывали АББА и Слэйд. В мемуарах Нодди Холдера описано, как им там советовали запивать куриный супчик стопками "Выборовой" во избежание поноса.
По-моему это было зимой с семьдесят пятого на семьдесят шестой. Знакомая чувиха как раз побывала в этой соцстране (она была осведомителем КГБ) и рассказывала, что видела афиши именно Mud.
И как раз в это время в нашем городе выступал Ежи Поломский. Афиши с его портретом в парике появились заранее. Мать давно собиралась сходить на этот концерт. Она помнила певца по шестидесятым, от ктороых, как тогда казалось, нас отделяет целая вечность.
По какой-то причине я не смог ей составить компанию. Кажется, концерт совпал с очередной халтурой на школьном вечере или на свадьбе. Дебютировав в феврале семьдесят пятого, я оказался востребован в роли исполнителя "фирмы".
Если у артиста была красивая прическа, говорили, что это парик. А если мешки под глазами - значит, наркоман. Но куда более важной темой было наличие в его репертуаре западных, "фирмовых" вещей.
Эпоха советских песен, пропетых с трогательным акцентом отступила в прошлое. Артисты из стран народной демократии были, почти по Дарвину, легальным связующим звеном между "советами" и "западом". От них требовали того, с чем сюда никогда не приедут настоящие звезды.
Поэтому, когда мама, в отличном настроении, вернулась домой, моим первым вопросом, естественно, был "а что поляки делали из фирмы?".
На что мне так же спокойно ответили, что "из фирмы" была славная песенка про Чикаго, где сегодня ночью кого-то должны убить. Перед исполнением песни на иностранном языке в ту пору было принято вкратце пересказывать её содержание.
Это была The Night Chicago Died - самый большой хит английского проекта Paper Lace, который мы много раз слышали по радио годом ранее.
Наверняка это было интересно - сентиментальная песенка-пародия в стиле ретро, с, как всегда, остроумным польским текстом. Мысль отыскать её на пластинках не покидала меня долгие годы.
Песни Ежи Поломского регулярно звучали в эфирах моих радио-ревю "Школа кадавров" и "Трансильвания бэспокоит", но среди них не было той вещи Paper Lace. Смешной испаноязычный вариант я однажды ставил, не забыв посетовать на недоступность версии польской. Делалось это задолго до того, как ковыряние в каверах стало пошлым занятием доморощенных знаек.
Вполне возможно, что в студийном виде её не было вовсе. Демократы часто заполняли концертную программу модными шлягерами с Запада, не записывая их на диски, чтобы не платить авторам валютой.
Какой-то человек вспомнил еще одну жанровую песню Paper Lace - вялое буги, ставшее эпилогом их недолгой карьеры. И я решил попытать счастья в последний раз, изумив англичанина редкостным исполнением эффектного шлягера. Благо дело, подробные дискографии любых исполнителей теперь в сети под боком.
Этот фокус не удался. Зато мне показали другой, куда более важный.
Я обнаружил, что Ежи Поломский жив. Более того, вчера - восемнадцатого сентября, как раз когда я шарил в поисках песни про Чикаго, у него был день рождения.
Многие хорошие люди, которым нравились хорошие песни, написанные и спетые для них другими хорошими людьми давно уже в мире ином. Так из ничего, сложился повод вспомнить все три эти категории.
Самые банальные замечания и поздравления, как правило, самые искренние и верные. Бесполезные ископаемые от души желают ветерану социалистической эстрады здоровья и покоя.