Несколько загадочная тема данной работы на самом деле уже изначально не должна никого смущать,
ибо речь идет не больше не меньше как о попытке разъяснения одного достаточно распространенного факта.
Однако – именно подсознательная его основа иной раз и не позволяет его проникновению в наше сознание;
а ведь зачастую только то, что уже появилось в сознании (из подсознания или бессознательного,
минуя цензуру – защиту – предсознание) может быть нами более-менее ясно осознанно.
Однако в начале мы сделаем небольшое отступление.
Как известно, почти всю мотивацию наших поступков следует искать исключительно в бессознательном.
И тогда уже именно бессознательное - та область, в которой заключается первопричина наших
(мотивированных, немотивированных) дальнейших действий.
Структурная схема психики, предложенная в начале прошлого века Фрейдом, подразумевает наличие трех составляющих: бессознательного, предсознания, и сознания.
Из них наиболее понятно, наверное, сознание. Но в процентном отношении сознание занимает довольно незначительную часть
и на самом деле почти ничего не объясняет в модели поведения (мотивации поступков) человека.
Самое основное – это наше бессознательное.
В двух словах: бессознательное – это все наши потаенные желания, действительно страстные – и оттого скрываемые – устремления, т.е. все то, в чем иной раз мы боимся признаться даже себе.
Тогда как предсознание – цензура, и ее основная функция – не пропускать в сознание весь тот негатив, который находится в бессознательном.
Это в двух словах. Теперь вернемся к попытке объяснения нашей теории.
Итак. Как бы это ни показалось парадоксальным, но для того, чтобы действительно чего-то добиться в нашей жизни
(в основной своей части все это, вероятно, касается интеллектуальных устремлений)
необходимо не только периодически (а быть может и постоянно – в зависимости от развития оных) заглушать все наши желания
(в данном случае не вызывает сомнений синонимичность понятий «желание – удовольствие»), сознательно (подсознательно) идя на душевный мазохизм
(в результате которого человек уже изначально испытывает определенную долю неудобства), но и понимать, что весь этот дискомфорт оказывается не иначе как «оправданно-необходимым».
Основной разъясняющей позицией, по всей видимости, может быть то, что
стоит нам поддаться силе искушения (берущей свое начало, как мы уже знаем, в бессознательном),
как почти тот час же начинает ослабевать вероятность достижения интеллектуально поставленных (раннее) целей.
И тогда уже именно отсюда следует, что нам необходимо сознательно (или, если угодно, бессознательно)
идти на внутренний дискомфорт (т.е. рассматривая это уже как вынужденную меру),
в результате которого вполне искусственно (и, как окажется, более чем оправданно)
будут заглушаться все (в перспективе имеющие место быть) стремления к получению удовольствия.
Необходимость подобного связана с тем, что и научная и литературная деятельность требуют определенного аскетизма в работе,
и в каком-то роде, для достижения результата индивиду просто необходимо оградить себя даже от мыслей о каком-либо варианте возникновения,
а тем более реализации, удовлетворения соблазнов. И таким образом,--
не только психическая энергия будет прямиком направлена (подчиняясь) на решение поставленных перед нами целей и задачей,
но и испытываемая в душе неудовлетворенность (а все виды порока непременно связаны с получением удовольствия)
будет способствовать возникновению той «рабочей злости», сублимировав которую в нужное нам русло мы получим известный, и запрограммированный для нас, результат.
Теперь рассмотрим основное подтверждение вышеизложенной теории на практике.
Представим себе, что некий индивид, наряду с достаточно «свободным» образом жизни
(обладая некими интеллектуальными способностями), – занимается еще и творческой деятельностью.
А по прошествии какого-то времени подобного совмещения у него стали появляться вполне справедливые мысли о том, что
он не успевает написать столько, сколько, быть может, хотел раньше.
И вот здесь вполне возможны два варианта дальнейшего развития событий.
Первый, -- смириться с этим, а значит продолжать совмещать научную или творческую деятельность,
периодически прерывая ее потворствованию своих жизненных инстинктов, т.е. отдавая на откуп бессознательному.
Естественно, в сопутствующих этому измененных состояниях сознания он не мог (или, практически не мог) долго работать.
А значит, со временем все чаще и чаще будет требоваться вынужденная (и в данном случае оправданная) пауза.
По второму же из возможных вариантов развития сюжета, этот индивид сознательно (или подсознательно)
вступает в конфронтацию с бессознательным, вполне искусственно начиная заглушать его.
Включаются механизмы запрета, цензуры, или «Сверх-Я».
Теперь бессознательному нет выхода наружу, а значит индивид уже может все свое свободное время отдавать только творчеству.
(Творчество это или научная деятельность -– в нашем случае суть одно.)
Более того, возникший в таком случае дискомфорт (в т.ч. и чувство нервозности, появившейся тревоги и т.п.)
этот индивид использовал во благо своей работы, сублимируя развивающийся невроз
(то, к чему, по всей видимости, и могло привести его поведение) в творчество или научную деятельность.
А периодически сопутствующие (в его теперешней жизни) некие дискомфортные позывы
(в т.ч. и появление бессознательного чувства вины,-- как следствие реакции на душевный мазохизм),
теперь служили тому, что за свою работу он брался с удесятеренной силой;
ибо, по всей видимости, это было единственной возможностью унять душевные страдания и
обрести то душевное спокойствие, к которому, вероятно, все из нас и должны стремится.
P.S. Не лишним, на наш взгляд, упомянуть, что в этом втором варианте индивид стал своеобразным
заложником своего уже нового состояния, обрекая себя на периодическое вызывание оного.
Что в итоге – вынуждало работать организм “на износ”.
Но, уже с другой стороны, это была, вероятно, вполне оправданная жертва.
Сергей Зелинский
(психотерапевт, теолог, писатель, чемпион мира, тренер-психолог 3-х чемпионов мира, автор 250 книг)