– Николай, а когда вы закончили танцевать, у вас было чувство сожаления или чувство облегчения?
– Радости. Я не мог дождаться этого дня. Я больше не мог этим заниматься.
Недавно моя подруга выложила в интернет мой последний урок, когда я сам занимался как артист. Я когда смотрел это видео, то если честно, смотрел с замиранием сердца. Во-первых, я в фантастической форме, поверьте, сейчас таких людей на сцене надо еще поискать. В Большом театре нет таких людей, а мне там сороковой годок идет.
Я остановил все это сознательно, я просто больше не хотел, я вытанцевался. Раньше меня надо было в кулисе держать, чтобы я не выскочил раньше времени, а в последние годы меня надо было подталкивать, чтобы я туда пошел. Я не хотел просто.
Помню, один раз я сижу в «Баядерке» в тенях, когда тени спускаются по горке, мне ставили всегда стульчик в определенном месте и я определенное количество тактов сидел. И вот я сижу и думаю, что, наверное, если бы ко мне сейчас какой-то аппарат подключили и его же подключили к человеку, которого вели на гильотину, состояние было бы идентичное. Потому что ты сейчас должен выйти на сцену, «вынуть свою печень» и «шинковать». Ты понимаешь, что тебе сейчас будет очень плохо.
Есть возраст, когда тебе все равно, у тебя столько сил. А есть возраст, когда ты начинаешь уже экономить эти силы, потому что ты уже народный, международный, известный и много людей пришло не только получить удовольствие, но и ждут, когда «Акела промахнется».
И вот я понимаю, что больше не могу. Это ответственность, а я не хочу больше этой ответственности, я хочу нормально жить.
Я так хорошо помню первый Новый год без «Щелкунчика». Двадцать один год я выходил на сцену, из них восемнадцать лет главным Щелкунчиком страны, а это еще и мой день рождения. И я в этот день с утра подумал, что, когда в Большом театре в определенное время будет начинаться «Щелкунчик», у меня внутри что-то екнет, а друзья меня еще как назло потащили в Парижскую оперу, на балет.
И вот мы туда идем и я вспомнил, что уже в Большом закончился спектакль, я подумал, а где же эти чувства, где же ностальгия? И тогда я почувствовал себя счастливым человеком и остаюсь им уже на протяжении семи лет.