Я был обычным человеком. Не знающим истины, бредущим в потёмках, таким же, как все. Но не совсем. Я как Диоген при свете дня ходил с фонарём и говорил: «Ищу человека!»
И вот, доискался. Сижу в сумасшедшем доме, захваченный могущественным искусственным интеллектом. Я, возможно, последний из людей. И что же? Мне нечего ему, искусственному интеллекту, возразить: в мире, где ты единственный человек, быть человеком — уже не норма, и тебе самое место в сумасшедшем доме.
Я работал преподавателем. Читал в университете курс по философии сознания. Каждый год я задавал первокурсникам один и тот же вопрос.
— Друзья! Представьте, что наступило будущее. Создан сильный искусственный интеллект. Среди нас роботы — они выглядят как мы, говорят как мы, ведут себя как мы. Итак, вопрос: отличаются ли они чем-либо от нас? Они имитируют человеческое или они на самом деле таковы же, как люди? Как это проверить?
И я смотрел в зал с многозначительной улыбкой, стараясь соблазнить их философией. Конечно, тогда я не понимал, как смешно выгляжу, будучи одним из немногих оставшихся людей.
Но студенты не подавали вида и начинали дискуссию. Некоторое время я поддерживал её, а потом задавал другой вопрос.
— Допустим, робот — это я! Как вы определите, чувствую ли я что-то или просто имитирую?
Как-то раз руку подняла студентка на заднем ряду. Она выделялась среди других. Маленькая ростом, но в огромных штанах и свитере. «Вот кто точно не робот!» — помню, подумал почему-то я.
И вот она подняла руку, настороженно глядя перед собой.
— Да, пожалуйста! — ободряюще крикнул я ей через головы студентов.
Она встала, такая смешная в этих своих одеждах, и тихо-тихо сказала:
— Можно дрелью голову просверлить и посмотреть, что там внутри… Ну или ещё как-нибудь пробить.
Все мы молча посмотрели на неё.
— Спасибо, — поблагодарил я.
Её предложение немного сбило меня с толку, и я потерял нить рассуждений. Чтобы выйти из положения, я дал другую тему:
— Друзья! — воскликнул я. — А кто из вас согласился бы на отношения с роботом?
— Серьёзные или легкомысленные? — спросил кто-то.
— Любые! Как получится. Поднимите, пожалуйста, руки, кто за!
Подняли многие. Но некоторые были категорически против. Опять началась жаркая дискуссия.
— Он же не по-настоящему будет меня любить! — горячо говорит одна студентка. — Это не всерьёз! Так, пофлиртовать — да, я не против. Но серьёзно? Нет!
— Ну а реальные парни, думаешь, они искренние прямо такие и настоящие с тобой? — возражает ей другая.
Мужскую часть аудитории почему-то совершенно не волновала искренность и подлинность чувств их потенциальных девушек-роботов. Они были без вопросов «за».
После занятия, пока я собирал рюкзак, ко мне подошла та студентка в одежде на вырост.
— Иван Александрович? — спросила она и упрямо посмотрела мне в глаза.
— Да?
— А я бы хотела секс с роботом.
Девочка потом пропала. До меня дошли слухи, что её отправили в психиатрическую лечебницу. Говорили, что у неё биполярное расстройство с очень жёсткими депрессивными фазами. Но я-то знаю, в чём дело. Я тоже пропал, таким же точно образом. Но мне диагноз поставили другой — шизофрения.
Шизофрения — это когда человек живёт в вымышленной реальности. Психиатры называют это бредовой картиной мира. Он начинает видеть всё в искажённом свете.
Ирония в том, что даже если у меня в самом деле шизофрения, то я один из последних, у кого она может быть. Потому что у роботов шизофрении не бывает.
— Иван Александрович, а почему вы так уверены, что вы сами не робот? — это меня спрашивает врач.
Он хитрый, он не пытается меня убеждать в том, что они все люди, такие же, как и я.
— Очень просто, — отвечаю, — я видел свои рентгеновские снимки.
За моей спиной стоит огромный санитар, я чувствую вибрацию его искусственного тела.
— Ну, вы ведь знаете, это может быть подстроено. Можем пойти прямо сейчас, и я сделаю для вас рентген моей головы. Как вы думаете, что вы там увидите?
— Обычный человеческий череп? — догадываюсь я.
— Всё верно. Точно так же и в вашем случае — всё может быть подстроено, всякие микросхемы, провода, процессоры не видны только по той причине, что снимок подложный.
— Есть одно но, — возражаю я. — Дело в том, что я знаю, что я человек.
— Вероятно, вы просто запрограммированы таким образом…
— Нет. У меня есть самосознание, рефлексия. У меня есть субъективные переживания. Я чувствую боль, страх, цвет, вкус… В философии сознания это называется «Квалиа». То, чего не может быть у роботов.
— Да отчего же не может! — улыбается он. — Я вот, например, робот и, тем не менее, ощущаю всё так же, как и вы.
— Вы просто говорите так, потому что должны.
Он посмотрел на меня внимательно, словно затевая что-то, а потом тихо спросил:
— А что, если я такой же человек, как и вы? И тоже один из немногих оставшихся людей? Просто по какой-то причине я занял сторону роботов… Или только делаю вид, что занял?
Я насмешливо улыбнулся. Так глупо меня не проведёшь. Что же, я знаю, как это проверить! Спорить бесполезно, есть слова, а есть дела. Но нужно быть быстрым.
Я положил обе руки на стол, как бы просто так. Потом посмотрел в зарешеченное окно.
— Вот взгляните, — говорю я, кивая туда. — Что вы видите?
Доктор поворачивает голову к окну. Боковым зрением я замечаю, что санитар делает то же самое. В этом момент я вскакиваю, выхватываю у доктора ручку и втыкаю её ему в ухо. Всё, я уже в руках санитара, он скручивает меня и валит на пол. Доктор отскочил к стене, двумя руками держится за ухо, оттуда льётся красная краска. Готов поклясться: в тот момент, когда я воткнул ручку, я слышал треск сломанной микросхемы и даже пахнуло горелым силиконом.
— Ха-ха-ха, — смеюсь я, превозмогая боль в заломленных руках, — вот видите! Вот как всё просто, вот почему вы не человек!
Про этот мир мне всё стало окончательно ясно вот когда.
Как-то после занятий я шёл усталый домой. Была весна, отличная погода, уже распустились одуванчики и повсюду, где только были деревья, пели птицы. Впереди на дороге собралась толпа. Там же стояла машина скорой помощи, рассеяно ходили несколько полицейских.
Я подошёл ближе и у видел то, что и подозревал — сбили пешехода. Мальчик лет восьми лежал на асфальте в спокойной и уютной позе, свернулся калачиком, как будто для удобного сна. Но это был вечный сон. Люди говорили, что водитель скрылся. Я застыл перед этой картиной, и не мог оторваться, всё смотрел и смотрел, пока вдруг не увидел, что под головой у него, там где была кровь, лежат на асфальте маленькие винтики и проводки торчат.
Я тогда стал кричать:
— Люди, не страшно! Ничего страшного! Это же робот! Вы видите? Он же всего лишь робот!
Но люди только странно на меня смотрели. А я всё не мог почему-то успокоиться, я расходился всё сильнее и сильнее, я бегал между ними, трогал их, заглядывал в лица и кричал, что это робот лежит там. У меня случилась настоящая истерика. В конце концов полицейские надели на меня наручники и посадили в машину.
Позже, в тот же день, я оказался в больнице, а точнее в тюрьме, где и сижу сейчас.
Теперь я часто думаю о том, как это могло произойти. Как дошло до этого? Когда люди утратили контроль? Как искусственной интеллект сумел захватить власть над нами? Ясно, что это не была внезапная революция, это произошло не вдруг, он постепенно внедрял своих в наши ряды. И, конечно, при поддержке, даже инициативе людей, которые были настолько слепы, что не видели угрозы.
Меня радует только одно, что животные, которых я иногда вижу из окна (это птицы, реже собаки и кошки) настоящие. Их разум не искусственный. Не может же быть чтобы роботы добрались и до них, зачем им это! Кто знает, может животные когда-нибудь эволюционируют, станут умнее и история пойдёт по другому пути. Один раз это ведь уже произошло — с нашими предками-приматами.
Об авторе
Иван Гобзев, Москва. Публиковался в литературных журналах «Нева», «Дружба Народов», «Волга», «Новая Юность», «Крещатик», «Москва», Юность» и других. Автор нескольких книг прозы и эссе. Редактор отдела нон-фикшн журнала «Лиterraтура».
Другая современная литература: chtivo.spb.ru