В силу различных обстоятельств, в нашей стране, осталось не так уж и много людей, которые застали становление и расцвет русской рок-музыки. Ещё меньше — тех, кто связал и свою нынешнюю жизнь с ней. А тех, кто умеет талантливо рассказать о тех необычно ярких временах и связанных с ними событиях — можно пересчитать по пальцам одной руки. И да, чёрт побери, мы гордимся, что нашего сегодняшнего собеседника можно, не сомневаясь, причислить ко всем этим, хоть и достаточно условным, но всё же — категориям.
Александр Кушнир — журналист, музыкальный продюсер, генеральный директор музыкально-информационного агентства «Кушнир Продакшн», автор книг и человек заставший эпоху.
Жизнь Александра — бурлит. Такое ощущение, что он везде и всюду. Вот он презентует новую книгу в Москве, а уже через несколько часов решает дела в офисе. И так постоянно. На износ. Человек, для которого мало 24 часов в сутки. А то количество людей, проработавших или работающих сейчас под его руководством и ставших очень классными специалистами в музыкальном менеджменте, лучше любой его деятельности говорит о том, что жизнь свою он уже не зря прожил.
Жаль, не все могут этим похвастаться.
Данное интервью с тем, кто действительно — может.
Начнем с самого актуального. Какие ближайшее планы у Вас лично и компании «Кушнир Продакшн», в частности? Что Вы готовите для поклонников хорошей музыки? Ведется ли работа над новыми книгами? И, наконец, сильно ли по вам ударила пандемия? Сколько примерно времени потребуется компании для выхода на пиковые мощности после такого потрясения?
Наверное, поверить в это будет не очень просто, но пандемию мы толком не заметили. Еще в середине марта наши артисты выступали вместе с «Ногу Свело!» в переполненном ГЛАВCLUB GREEN CONCERT, а уже через месяц мне надо было успеть сдать макет книги «Майк Науменко. Бегство из зоопарка» выпускающему редактору издательства «Выргород», чтобы она ушла в печать до майских праздников. Потом начались бесконечные мероприятия в формате «Зум» — начиная от Дня рождения лидера группы «Зоопарк», который мы проводили вместе с дружной командой «Ельцин Центра», и заканчивая моими лекциями в рамках просветительской деятельности Института музыкальных инициатив. В июне грянул книжный фестиваль на Красной Площади, как раз подоспел пахнущий типографской краской тираж книги про Майка, и жизнь опять вернулась на круги своя. На днях состоялась глобальная презентация «Бегство из зоопарка» в Московском Доме книги, где мы презентовали наш новый проект — рок-группу «Яуза», которая под руководством писателя Арсена Ревазова исполнила несколько боевиков Майка, а также ряд песен на стихи его земляка Михаила Генделева. На очереди презентации в Питере, Екатеринбурге и Перми — так что жизнь продолжается, бодро и весело.
Несмотря на карантин, книга «Майк Науменко. Бегство из зоопарка» раскупается как горячие пирожки в книжных магазинах страны, став бестселлером на Ozon.ru и хитом продаж на Litres.ru.
Рассказывая о Земфире в программе «Море откровений», Вы говорите о том, что она обладает качеством, совершенно не типичным для русского артиста: самоиронией. А какие наиболее типичные качества русских артистов Вы могли бы назвать и в чём, на Ваш взгляд, их принципиальные отличия от артистов западных?
Сегодня нет настроения петь дифирамбы, поэтому отвечу жестко. Наши артисты очень редко рискуют, редко экспериментируют. Они разучились удивлять. Сергей Курёхин, Тимур Новиков, Илья Кормильцев и Егор Летов уже давно на небесах, а новых фигур такого масштаба не появилось. Причем это касается как формы, так и содержания. Исключений немного: «Мумий Тролль», «Аукцыон», «Аквариум», Shortparis, «Курара», «Самое Большое Простое Число», «Мегаполис», Кира Вайнштейн. Согласитесь, что не очень много на огромную страну. На Западе все немного по-другому. Достаточно понаблюдать за изгибами творчества таких артистов, как Дэмон Албарн или Марк Козелек, Trixie Whitley или Jonathan Hulten, чтобы «почувствовать разницу».
В том же интервью, отвечая на вопрос ведущей о том, почему в России поп-музыка — это попса, а за рубежом — искусство, Вы отмечаете, что новые имена у нас никому не нужны, причём не нужны агрессивно. А чем, на Ваш взгляд, обусловлен аналогичный «застой» в рок-индустрии? Ведь, если не «копать глубоко», среднестатистический слушатель видит всё те же лица, что и двадцать, а то и тридцать лет назад.
Пропало альбомное мышление, пропал футуристический энтузиазм, исчезла страсть к поиску нового и появилось ощущение опасности. Если раньше рок-концерт напоминал собой квест, то сейчас — поход в театральный буфет во второсортном театре-студии.
Одна из ипостасей Вашей творческой деятельности — просветительская, Вы пишете и издаёте книги о крупных и значимых деятелях русской музыкальной культуры: Сергее Курёхине, Илье Кормильцеве, совсем недавно увидела свет биография Михаила Науменко. Двенадцать лет назад не стало Егора Летова — фигуры очень спорной, противоречивой, но, несомненно, культовой. Но его биографии по-прежнему нет, как нет и полновесной биографии Янки Дягилевой, Чёрного Лукича, других культовых деятелей сибирского андеграунда. Нет ли у Вас желания восполнить этот пробел, написав о ком-либо из вышеупомянутых людей, или же о явлении в целом?
Насколько мне известно, общая картина в этом вопросе не столь трагична. В этом году вышла книга «Следы на снегу» про сибирский панк-рок, содержащая фрагменты моих воспоминаний. К декабрьской выставке NonFiction должна выйти многострадальная книга про «Гражданскую оборону» авторства Леши Коблова. Один из лучших музыкальных журналистов Макс Семеляк начал, насколько мне известно, писать собственную книгу мемуаров про Егора Летова. Ещё несколько рукописей я держал в руках, но в силу разных причин не могу озвучивать их авторство и тематику…
В интервью программе «Утренний кофе» Вы отмечаете способность Сергея Шнурова как грамотного маркетолога придерживаться центральной линии в творчестве. Безотносительно к Шнурову, не кажется ли Вам, что отсутствие развития в принципе означает смерть творческой личности?
Помню мое очень смешное интервью с Владимиром Кузьминым, состоявшееся ещё в середине 90-х годов. Меня интересовал поиск своего звука и эволюция группы «Динамик» — в контексте их безумно популярного в советское время бутлега «Концерт в Кирове». И на мой вопрос про эволюцию звучания упертый Кузьмин ответил очень характерно: «А зачем искать новый звук, если я свой звук когда-то уже нашел?». Как говорится, ни прибавить, ни убавить.
В той же беседе Вы говорите о том, что сейчас в нашей стране очень мало артистов, умеющих драйвово давать интервью. На Ваш взгляд, это в большей степени проблема именно артистов, или журналистов? Часто ли Вам доводилось читать или смотреть русскоязычные интервью с интересной и небанальной подборкой вопросов, за которой видна проведённая большая журналистская работа?
Я бы сейчас вовсе исключил зону ответственности журналистов, поскольку в процессе интервью вопросы совершенно не имеют значения. Артист должен перед интервью ответить на один единственный вопрос: «Зачем?». Другими словами, зачем он дает именно это интервью именно этому изданию. Что именно он хочет донести до своих потенциальных поклонников? В каком виде? Каков приблизительный процент соцреализма и здоровой артистической мифологизации? Если он внутренне к этому подготовился, плевать, какие именно вопросы ему задают. И ещё одно полезное напоминание. Как говорила Пугачева, а задолго до неё — Майлз Дэвис: «Не стоит путать интервью и исповедь». И это правильно. А журналист здесь, скорее, для статистики. Если это, конечно, не Коля Солодовников, Юра Дудь, Ксения Собчак или корреспонденты телеканала «Дождь».
Общаясь со многими интересными и одарёнными людьми, как часто Вы ловили себя на мысли о несоответствии образа творца тому впечатлению, которое оставляет то, что он натворил? И встречали ли Вы людей, творчество которых полностью совпадает с их поступками и образом жизни?
Тут есть всего два варианта. Кардинально совпадало (или совпадает) у Курёхина, Кормильцева, Гребенщикова, Шевчука, Лагутенко, Нойза МС, Нестерова. А не совпадало у Летова, Агузаровой, Макаревича, Цоя, Майка, поздней Земфиры, кого-то ещё. И конечно огромное удовольствие получаешь от общения с английскими и американскими художниками, фотографами, музыкантами. Там эта внутренняя культура — в крови.
В интервью смоленской радиостанции «Весна», приуроченном к выходу Вашей книги о Михаиле Науменко, Вы говорите о том, что Вам часто приходится объяснять, что заимствования и в творчестве Гребенщикова, и в творчестве Науменко носят характер просветительский. В этой связи, хочется задать не совсем лицеприятный, но важный вопрос: почему, на Ваш взгляд, сменился полюс отношения к русскому року и те, кто с восторгом внимали новой музыке в 1980-е, сейчас дружно «поют» о том, что отечественную музыку не слушали вовсе, что всегда ориентировались только на фирмУ, что русский рок вторичен и никогда никому на самом деле не был особенно интересен и т.д. и т.п.? И связанный с этим вопрос: то, что многие талантливые музыканты и группы на заре 1990-х оказались не у дел — связано ли это только с экономической ситуацией в стране, или же сменилась мода и многие вчерашние «рокеры» стали потребителями «попсы», а то и вовсе перестали интересоваться музыкой?
Тут все очень просто. Я отлично помню начало 90-х, когда на повестке дня стоял вопрос выживания. Когда нечего было жрать, не хватало денег, духовных продуктов, вокруг царила разруха и страна некоторое время жила без собственного гимна. В союзных республиках, к слову, было ещё хуже. Потом началась новая экономическая реальность — ушел винил, потом ушли кассеты, пришли компакт-диски, чуть позже — интернет. С середины 90-х годов в Москве стали выступать серьезные западные артисты, и мы сломались. Потому что воспринимать «Аквариум» на фоне Дэвида Бирна, Женю Федорова на уровне Smashing Pumpkins и «Сплин» на уровне Rolling Stones — было, ну совсем несерьезно. А после того, как я попал на закрытые концерты Ройшн Мерфи из Moloko и Сюзанн Веги в акустике… Или Лори Андерсон во всем её великолепии… Тут круг замкнулся и стало понятно, насколько сильно мы отстали от мировой цивилизации. Говорить об этом сложно и неприятно, я понимаю.
Наш традиционный вопрос хит-парад. Назовите, пожалуйста, Ваш личный ТОР-5 книг, посвящённых PR в музыкальной индустрии, которые обязательно стоит прочесть.
Я бы говорил все-таки не о пиаре, а о музыкальной индустрии. Это Патти Смит — «Просто дети», Боб Дилан – «Хроники», Василий Соловьев — «Всадники без головы», Дэвид Бирн — «Как работает музыка», Александр Горбачев и Илья Зинин — «Песни в пустоту». А про пиар могу только посоветовать почитать две книги: «Хедлайнеры» и любую книгу Ричарда Бренсона. Плюс биографию или философские дневники Энди Уорхола в качестве внеклассного чтения. Ну это такой лютый минимум, для начала.
Рассказывая о книге «Кормильцев. Космос как воспоминание», Вы говорите о том, что необычайно сложно было отыскать людей, формировавших ту среду, в которой рос Илья Кормильцев и ещё труднее было «разговорить» его друзей детства. То же самое Вы отмечаете и в интервью порталу «Лента.ру», говоря о Михаиле Науменко. А были ли в Вашем творчестве ситуации, когда работа над книгой давалась легко, и всё складывалось словно само собой? Работа над какой из Ваших книг далась легче всего, а над какой — сложнее и почему?
Я всегда обожаю отвечать на вопросы про творческую кухню. Я в них всегда всё вру, выдумываю или говорю правду. Короче, как сказали классики: «Остапа понесло». Естественно, очень много времени ушло на две первые книги «Золотое подполье. Полная иллюстрированная энциклопедия рок-самиздата 1967–1994» и «100 магнитоальбомов советского рока». Каждая из них делалась более пяти лет и была построена на сотнях эксклюзивных интервью. Биографии Курёхина, Кормильцева и Майка, книга об «Аквариуме» «Сны о чем-то большем» делались гораздо быстрее и веселее. Ну, а дитя любви — «Хедлайнеры» и «Введение в наутилусоведение», где покойные Илюша Кормильцев и Ленечка Порохня не давали мне ни малейшего шанса расслабиться.
В послесловии к недавно вышедшему переизданию культовой книги «100 магнитоальбомов советского рока» Вы пишете следующее: «…я планировал сделать несколько книг об эпохе, когда рок был не индустрией, а религией…». Как Вам кажется, что должно произойти, чтобы искусство вообще и рок-музыка в частности вновь из индустрии превратились в «религию»? Возможно ли это в принципе, или же ныне это утопия?
Тут все просто. Каждый индивидуально создаёт для себя собственную шкалу ценностей. Я, например, сильно страдаю, что не был на «Вудстоке» 1969 года. Ну, это не моя вина, что папа и мама так поздно познакомились. Или бабушка с дедушкой. Что я делаю? Создаю искусственными методами (или искусными) вторую реальность. Коллекционирую редкие виниловые пластинки той эпохи, пишу книгу «Поколение Вудстока: герои, маргиналы, аутсайдеры», общаюсь со зрителями и организаторами этого мероприятия. И у меня в жизни появляется очень кайфовая вторая реальность, которая заменяет мне и хит-парады федеральных FM-станций, и фестиваль «Нашествие», и новогодний «Голубой огонек». А чтобы не жить только вчерашним днем, я с 1990 года в течение тридцати лет провожу фестивали молодых рок-групп «Индюшата». Так что иногда полезно просто подойти к зеркалу и внимательно в него посмотреть.
В интервью порталу Open.ua Вы говорите дословно следующее: «…важно херачить со сцены гейзером энергетики, или не херачить… любителей поэзии, «высокого», я приглашаю в книжные магазины… за музыкой — пожалуйста, в консерваторию. А на рок-концертах важно кое-что другое…». А так ли уж несовместимы эти вещи? Почему следует обязательно выбирать между энергетикой, прекрасными текстами или добротно качественно сыгранной музыкой? Кроме того, однажды Брайан Эпштейн превратил четырёх затянутых в кожу сорвиголов, бросающихся друг в друга на сцене едой и затевающих перепалки (а порой и потасовки!) со зрителями в милых мальчиков в аккуратных костюмах и эти мальчики поставили весь мир вверх тормашками, последние несколько лет своей совместной карьеры и вовсе не давая никаких концертов и поправ все законы шоу-бизнеса. Иными словами, всегда ли работает эта самая животная энергетика и так ли уж она доминантна в роке?
Тут надо умело расставлять приоритеты. Если говорить именно о роке, он, с моей точки зрения, закончился, как форма духа, где-то в районе 1971-1972 годов. Когда все герои умерли, а те, кто не умерли, занялись рок-музыкой. Иногда появляются исключения, которые это правило опровергают: Патти Смит, Малколм Макларен, Дэвид Бирн, Бьорк, Ива Битова, Егор Летов, группа из Томска Jack Wood. И выясняется, что независимо от времени и контекста, можно еще найти островки живого и первобытного рока. Ну и славно там-пам-пам…
В интервью «РИА Новости», рассказывая о книге «Безумная механика русского рока», Вы говорите о том, что впервые увидели, как один человек может раскачать ситуацию. Как Вы считаете, почему развитие культуры (подлинное, а не декларируемое) в нашей стране сейчас — удел одиночек (в одном из интервью Вы даже перефразируете в данном ключе известное высказывание Егора Летова)? И ещё на эту же тему. Не раз доводилось быть свидетелями ситуации, когда человек делает что-то очень интересное в культурном отношении. Ему не нужны для этого деньги, он не просит ничего, кроме того, чтобы ему давали возможность организовывать и проводить мероприятия в пустующем помещении в свободное время. И как только из этого что-то начинает получаться (а получаться обязательно начинает), человеку тут же «перекрывают кислород» — просто запрещают собираться в этом помещении впредь и так далее. Почему даже тогда, когда из всех видов помощи просят об одном: не мешайте, то даже и этой малости сделать не могут, а наоборот — прилагают ненужные усилия для полного и окончательного уничтожения любых очагов такой вот «неофициозной» культуры?
Мне кажется, что сейчас государству на такую мелочь, как русский рок, глубоко наплевать. Ну, немного прессингуют рэп, но эпизодически, не системно. Можно быть интеллигентным Олегом Нестеровым или Олегом Ягодиным и совершенно спокойно купаться в «русском поле экспериментов» модели 2020-2021 годов.
В книге о Михаиле Науменко Вы рассказываете о том, что в процессе её подготовки получили уникальный бесценный архив Майка. Известно также, что мама Сергея Курёхина в своё время передала Вам редкие материалы, с ним связанные. Имеются и другие ценнейшие артефакты — самиздатовские журналы и так далее. Задумывались ли Вы о дальнейшей судьбе этих материалов? Не было ли желания открыть нечто вроде музея русского рока, наподобие того, который создал в Санкт-Петербурге Владимир Рекшан? Насколько вообще перспективна, на Ваш взгляд, подобная затея и что необходимо для её успешной реализации? И немаловажный вопрос: есть ли условная целевая аудитория?
Есть такой прекрасный режиссер Роман Либеров, который сейчас заканчивает съемки фильма про Андрея Платонова. До этого он снимал про Мандельштама, Довлатова, Ильфа и Петрова, Бродского, Олешу... И мы с ним замутили мультимедийный проект, связанный с моими бездонными и бесценными архивами всевозможной подпольной рок-прессы. Надо некоторое время подождать — надеюсь, в следующем году смогу говорить на эту тему более предметно.
Знаем, что Вы очень не любите сослагательное наклонение, а потому не будем фантазировать на тему «если бы, да кабы» и спросим по-другому: перформансы, которые устраивал Сергей Курёхин — грандиозные, гротескные, исполненные максимальной степени свободы… всё это могло существовать в привязке к определённому пространству и времени, или же человек со столь неуёмной энергией и фантазией мог бы свернуть горы и сейчас, и не обязательно в России? И ещё: почему никто не сворачивает? Ни у нас, ни в мире?
Ну, в эту сторону начал двигаться Николай Комягин, вокалист и идеолог Shortparis, театральный режиссер Бутусов, перформер Мария Абрамович и многие другие. Просто пока это весьма локально, и правильно пел ВЫСОЦКИЙ, ЧТО НАСТОЯЩИХ БУЙНЫХ МАЛО. Увы и ах…
В интервью порталу rockcult.ru Вы говорите о том, что ждёте нового героя. На наш взгляд, герои на сцене сейчас вообще — в огромном дефиците. Есть ли у нас всех шанс этого героя дождаться, или время титанов безвозвратно ушло и наступило время карликов и «калифов на час»? Каков он, этот современный герой? Что отличает его от героев былых музыкальных эпох?
Ответ — в предыдущем вопросе.
По долгу службы главным редактором портала, один из нас часто общается с менеджерами Вашей компании. И, надо признать, все сотрудники, как на подбор ответственные и профессионально подкованные — что, если честно, встречается не так уж и часто. Как Вам удалось набрать такую сильную команду? В чем секрет Вашей успешности, как руководителя? Бывали ли у Вас разочарования в своих сотрудниках и как Вы в основном поступали: сразу увольняли или давали второй шанс?
Когда-нибудь я про эту напишу большую книгу. Она будет очень драйвовая, весёлая и прекрасная — как и люди, которые работают в «Кушнир Продакшн». А может, когда-нибудь, они напишут мемуары — это действительно будет очень прикольно, я уверен.
Александр Кушнир в быту и на работе — это два разных человека, или Вы всегда ведете себя примерно одинаково, кто бы перед Вами ни стоял (друг, сотрудник или член семьи, например)?
Я довольно предсказуемый человек — ровно настолько, насколько оголённый нерв может быть предсказуемым…
Беседу вели: Артём Гарькавый и Павел Краснокутский.
Фото предоставили: Денис Болога и «Кушнир Продакшн»
Отдельное большое спасибо Татьяне Бураковой за помощь в создании интервью.
Орфография и пунктуация собеседника по возможности сохранены.