Все знают, что Мария - мой Ангел! Когда я слушал Каллас, даже мама ходила на цыпочках.
Я обожаю оперу, но Каллас - символ служения искусству! Великих певиц много, но Каллас одна! Партии, вернувшиеся в репертуар благодаря ее упорству и таланту, перепели многие, но она - флагман!
Ее судьба не менее драматична, чем служение искусству. Двадцать один год триумфа. Но на этом пути - взлеты и падения. Обожествления и оскорбления. Поклонения и преследования.
И ни разу великая гречанка не склонила головы! Выиграла все бои. Низвергла отравлявших жизнь, мешавших заниматься творчеством.
Увольняющие ее серые директоришки вспоминаются только тем, что вредили и унижали Божественную! Ее личная драма с Аристотелем Онассисом достойна пера греческих трагиков.
Осталась переписка его предательства. Как любой проигравший, приполз обратно, но прощения не получил. Потерял все, что было дорого, но главного уже не вернул!
Леонард Бернстайн: “C Дзеффирелли в 64 году делали “Норму”. У Марии были большие проблемы с верхами, и я говорил ей, что избежит критики, транспонировав партию на пару тональностей вниз. Все равно большая часть публики ничего не заметит. Я просил об этом. Но она отказалась.
“Я не могу, – отвечала она, – я должна петь все, даже если это означает крах моей карьеры. Каллас должна петь партитуру так, как она написана”.
Никто не мог ее переубедить. В результате на одном представлении на “до” третьей октавы ее голос дал сбой и сорвался. Зал Гранд-Опера взвизгнул от ужаса. Оркестр остановился. До сих пор помню ужас в глазах музыкантов. Мария стояла на сцене совершенно белая. Минуту она смотрела в пол, потом подняла руку, прося о тишине, и гордо вскинув голову, дала знак начать сначала. Она пела второй раз тот же пассаж. Все получилось! В зале всхлипывали люди. Я не мог сдержать слезы. Фантастическое мужество!".
Бруна, последняя cлужанка Каллас: “Когда синьор Онассис раскаялся в своей измене и пришел просить у синьоры прощения, она не позволила ему вернуться. Синьор Онассис свистел под окнами арию и кидал нам камни в стекла. А Синьора за занавеской плакала. Когда он позвонил в дверь, она дала ему должный отпор”.