Пару лет назад я решился на операцию по удалению варикозных вен на ноге.
Преодолев давний страх операции, я записался на прием к хирургу, типичному еврейскому врачу, с красивым большим носом и ученой картавостью в комплекте. Он при встрече назвал меня старомодно «голубчик» и заставил раздеться с целью принимать весьма неприличные позы на кушетке, пока он будет ощупывать со всех сторон ногу.
Больно сжимая распухший варикоз, хирург восторженно спросил: «Ого! Как кисть виногхада кишмиш! Без косточек, пгхямо, как я люблю! Давно с такой гхоздью изволите ходить?» Пытаясь совладать с головокружением, я промычал утвердительно, а хирург уточнил, растягивая слова: «Мм..пгхелестно! А что ж, догхогой вы мой, с вагхикозом гхасстаться не хотите ли? Или он догхог вам как память?» Я отвечал, что мол память у меня уже не важная, а дело в страхе. Хирург осуждающе покачал головой и предложил осмотреть еще и мошноку - на предмет варикоза и там. Слова про гроздь винограда еще шуршали в моей испуганной голове, поэтому я не сопротивлялся и согласился предоставить еще и мошонку на осмотр! Мне кажется, что немецкие генералы в 45-ом чувствовали то же, что и я тогда, ощущая профессорскую руку, уверенно сжимающую мою мошонку, а чувствовали истинные арийцы безволие и полное желание немедленно капитулировать!
Хирург обнародовал результаты осмотра: «И тут мы имеем кагхтину вагхикоза!» «Неужели и ТУТ удалять вены???», - пронеслось в моей голове словно свистящий пронзительный звук падающей немецкой бомбы (Да, верно! Немцы всегда появляются в моей голове в критических ситуациях! Забавные ребята, между прочим!)
Хирург утешил меня, ответив на немой вопрос в моих испуганных глазах: «Тут, голубчик, вены не удаляют! Кишмиш на мошонке будете носить с собой до преклонных лет, как огхден! Пгхавда, вагхикоз может сказаться на детогходной функции, но если вы, голубчик, уже наделали столько детей, сколько хотели или даже на минуточку немного таки пегхевыполнили план, то можете не пегхеживать!»
«С планом по детям у меня зачет! – подумал я. – Сидят дети дома, едят мою еду каждый день, а я должен выполнять план по продажам, а план по детям то был поприятнее! Ловушка! Еще и орден теперь носить!»
«А зачем он сказал про орден? Может он понял, что я вижу в страхе немцев? Или он тоже их видит в силу своего происхождения?», - тревожно подумал я, но радость от возможности ходить и дальше с «орденом» вернула меня к жизни.
Пока я приходил в себя, хирург успел записать меня на операцию через неделю, он кому-то позвонил со словами: «Пгхишлю к тебе дядьку, удалишь там все лишнее, как ты умеешь!»
«Кто этот «дядька»? Я? Ну, да, я уже «дядька»… вон какой бледный и не молодой, чтоб с немцами тягаться!», - сказал я своему отражению в зеркале.
В больнице. Палата на двоих, со мной лежит мужик лет 50-ти. Я получил задание от суровой медсестры на подготовку к операции: побрить качественно ногу и лобок! Вооружившись бритвой, я отправился в душ. Час! Час, дорогие мои товарищи-мужики, я брил ногу! Это был кошмар, бритва пришла в негодность, ногу брил буквально по миллиметру, проклиная природную мохнатость своей нездоровой конечности! Когда нога оказалась бритой, я проникся уважением к женщинам и транссексуалам, которые бреют ноги чаще, чем раз в жизни!
Выйдя из душа, меня встретил сосед по палате с вопросом: «Ты живой?», а я ответил, краснея: «Не спрашивайте! В последний раз я так уставал только, когда в общаге мне пришлось покрасить 40 дверей в нежно-розовый цвет!»
Вечер на кануне операции. Медсестра сказала, что после ужина мне есть и пить нельзя будет. Несут ужин: дымящийся борщик, пюрешку с котлеткой и компот. Эдакий набор приговоренного к операции. «Ну, борщика наверну и продержусь до сна без еды! Легко!», - подумал я, втягивая ароматы и доставая походную ложку. Но! Вдруг в палату врывается медсестра, забирает мой борщик, а за ним и котлетку, да так ловко, сразу все как-то помещая в свои руки, зацепив пальцами еще и компот, и убегает из палаты со словами: «А вам есть нельзя! ВСЕ! До операции ни-ни!». Я в растерянности, в моих ноздрях еще понемногу тает запах борща, а в глазах стоит образ круглой котлетки, похожей на бедро упитанной нимфы, которую отняли жестокие люди! Из ступора меня возвращает к жизни вернувшаяся медсестра со словами: «А! Забыла! Вам сейчас клизма будет! Ждите! Тут у нас все строго, а не абы где! БОЛЬНИЦА!»
Я опять в ступоре. Нимфы лишили! С довольствия сняли! В голове голос Шарикова: «А где же я, профессор, харчеваться буду?!» Потом и немцы не заставили себя ждать, вернулись в мои скачущие мысли, стоят нацистские преступники у эшафота, ждут … клизмы … тьфу! Мерещится же всякое! Это УЖЕ недоедание сказывается, не иначе!