Целый год Марьян ждал этого дня, этого часа, этой минуты, когда его руки будут освобождать её от одежды.
Каждая расстёгнутая пуговица, каждый расстёгнутый крючок, откликался будоражащим звоном в сердце юноши, будто какой-то невидимый кузнец, на своей невидимой наковальне, выковывал тяжёлый смертоносный меч для ожесточённой битвы.
Когда расстёгивать было больше нечего и вся её одежда сползла вниз, скрыв обнажённые стопы, сердце Марьяна остановилось, «кузнец» замолк.
Она стояла перед парнем - вся, как есть. Взору юноши открылось то, что в течении года скрывалось под её одеждой...
И это было не то, совсем не то, что представлялось юному Марьяну, в его бессонные, одинокие, длинные ночи.
Но отступать было некуда, - позади был ЗАГС
Целый год Марьян ждал этого дня, этого часа, этой минуты, когда его руки будут освобождать её от одежды.
Каждая расстёгнутая пуговица, каждый расстёгнутый крючок, откликался будоражащим звоном в сердце юноши, будто какой-то невидимый кузнец, на своей невидимой наковальне, выковывал тяжёлый смертоносный меч для ожесточённой битвы.
Когда расстёгивать было больше нечего и вся её одежда сползла вниз, скрыв обнажённые стопы, сердце Марьяна остановилось, «кузнец» замолк.
Она стояла перед парнем - вся, как есть. Взору юноши открылось то, что в течении года скрывалось под её одеждой...
И это было не то, совсем не то, что представлялось юному Марьяну, в его бессонные, одинокие, длинные ночи.
Но отступать было некуда, - позади был ЗАГС
