Найти тему

Тайна кладбища Пер-Лашез

Пер-Лашез было первым словом Никиты. Конечно, сразу никто не понял этого. Из уст десятимесячного мальчика это звучало как «пеласе».

Позже, когда Никите было почти два в его «пел ласес» уже можно было разглядеть название знаменитого парижского кладбища.

Но родители никогда не были во Франции, европейской культурой не интересовались. О Париже знали только самое необходимое: Эйфелева башня, круассаны и мерси.

Да и привыкли Ивановы к этому словечку сына. Ну, говорит и говорит...

А Никита порой был настойчив. Мог подойти к матери, смотрящей сериал и заявить:

— Это не пел ласес!

— Конечно, милый, это кино.

— Хочу пел ласес. Хочу! Хочу! — заводился Никита и топал ножкой.

Мама сгребала сына в охапку, отвлекала и заговаривала, краем глаза досматривая сериал.

Бабуля и дедуля, приехавшие навестить внука, собрались уезжать. Никита прибежал в прихожую, вертелся под ногами, смешил бабушку.

— Ну, всё, Никитушка, поехали мы домой.

— Пел ласес? — встрепенулся мальчик — баба едет в пел ласес?

— Да бог с тобой, сынок, в Химки я еду. Мариша, пел ласес это детский клуб? Давай я свожу туда Никитку?

— Нет, мам, это просто его словечко придуманное.

— Смешное.

— Да, мы привыкли уже, он часто его говорит.

Никита рос обычным мальчиком. Устраивал свои двухлетние истерики, в меру шалил, был любознательным и считал своим долгом измерить глубину всех луж. Но порой удивлял. Ему было почти три года, когда он увлекся архитектурными журналами. Кто-то оставил целую кипу в подъезде, а Павел занёс домой: в гараже требовалось устелить отсыревший угол, и журналы, по его мнению, должны помочь избавиться от влаги. Никита, вытаскивая журнал из связки, раскрыл на странице с архитектурой Рима. На мгновение замер, нагнулся пониже, а потом, ткнув пальцем в резные ворота, заявил:

— Пел ласес.

Все последующие дни изучал журналы, рвал непослушными пальчиками глянцевые страницы, злился, но искал загадочный пел ласес. Каждый раз, находя колонны, лепнину и резные ворота, останавливался. Водил пальчиком по скользкой поверхности, что-то бормотал сам себе.

К счастью родителей журналы были о современной архитектуре, нужные фотографии встречались редко. Иначе Никита свёл бы родителей с ума, принося им каждый раз страничку с загадочным пел ласес.

Вернувшись однажды с прогулки, обнаружил, что заветная кипа пропала — папа унес в гараж. Рёв не могли остановить даже мультики.

Но в столь юном возрасте печали проходят быстро. Уже вечером Никита смеялся и носился по дому. Только пару раз подошёл к Павлу и спросил:

— Где журнал? Мой пел ласес.

Полетели в Пер-Лашез? (Изображение Art Skoo с сайта Pixabay)
Полетели в Пер-Лашез? (Изображение Art Skoo с сайта Pixabay)

Возраст с 4 до 5 можно считать самым спокойным в семье Ивановых — Никита почти забыл о своём «пел ласес». Его постигло новое увлечение — рисование. Родители радовались, глядя на сына, старательно выводящего линии. Многие знакомые жаловались, что сыновей трудно усадить за монотонную работу: раскрашивать или лепить это не для них. Никита сам просил карандаши, и рисовал, прибегая к родителям лишь для того, что бы показать своё творчество. Один сюжет повторялся несколько раз: дорога, по краям деревья, люди. Мальчик пытался дорисовать детали, но опыта не хватало. Начиная рисовать, злился что не получается и рвал рисунок.

— Сынок, что ты рисуешь?

— Дом — Никита, высунув кончик языка, пририсовывал сбоку от дороги, что-то похожее на трапецию.

Не нравилось, отбрасывал рисунок, рисовал заново. Вот дорога. Вот деревья. Вот тут должен быть дом, но он опять не нравился ребенку, и всё начиналось сначала.

— Давай я нарисую?

— Ты можешь? — Никита радостно отдал матери карандаш. Заворожено смотрел, как она выводит линии и разревелся, когда Марина нарисовала совсем не то.

Домик с треугольной крышей, трубой и окошками. Куда это годится?!

— Ну, если это не дом, то я не знаю, как его рисовать — вздохнула Марина — Пошли, Никитка, мороженое поедим?

И они уходили в парк, бегать и есть мороженое. А спустя некоторое время он вспоминал, что не смог нарисовать дом, и всё начиналось сначала.

А потом случилось то, что и должно. Никита смог выговорить букву «Р». Многим эта капризная буква не даётся до школы. А у Никиты получилось само собой в 5 с половиной лет.

И разговаривать с ним стало ещё интереснее: мальчишка общительный, любознательный, хорошо объясняется. И вот тогда пел ласес сформировался в звучный и четко различимый Пер-Лашез.

Но за эти годы родители настолько привыкли к нему, что даже не обратили внимания. Иной раз, наблюдая за игрой мальчика, слышали:

— Би-бип! Куда ты едешь?

— Пропусти меня. Мне надо в Пер-Лашез.

Переглядывались, ухмылялись и оставляли как есть. Ни у кого даже не возникло мысли поискать в интернете любимое сыном выражение.

А тут война на Украине. Ивановы не имели к ней отношения: родни там не было, из знакомых никто не ушёл служить.

Только неожиданно Никита заинтересовался новостями. Позже родители поняли, что смотрел он сюжеты с украинской речью. Подходил к экрану и жадно впитывал в себя:

— Мій син там. Хвилююся дуже.

— Коли ж скінчиться війна? Ми миру хочемо!

— Верховна рада не допомагає нам, а як же ми?

Ивановы улыбались — их сын мог удивлять. Дался же ему этот украинский! Но Никита каждый вечер смотрел с отцом новости, ждал сюжетов, а если их не было, разочарованно отходил от экрана, вздыхая как взрослый.

Марина скачала песни на украинском, о чём потом пожалела. Несколько раз в день сын просил поставить ей «мои песни».

А потом он заговорил. На украинском. Это было полной неожиданностью для Ивановых: как можно выучить язык по песням и сюжетам?

— Мама, я прокинувся

— Я не хочу сьогодні в дитячий сад. Давай залишимося вдома.

— Я втомився, але треба ще машину загнати в гараж. А то завтра ми їдемо на ринок.

Марина сходила с ума, общаться долго с Никитой было тяжело. Половину она не понимала, приходилось додумывать. Воспитатели в садике спрашивали про украинские корни: он и там всех доставал.

Что-то щёлкнуло в голове Марины, когда она услышала:

— Я хочу додому. Мені треба в Пер-Лашез. Заберіть мене звідти. Забирати.

Опять этот #Пер-Лашез! Она кинулась к компьютеру и через пару минут набирала номер мужа:

— Паша! Паша, Пер-Лашез — это кладбище. Кладбище в Париже!

— Э-э-э... Ты уверена?

— Да ты сам посмотри в интернете! И как мы раньше не догадались посмотреть?

— И что бы нам это дало? Вообще что ты вдруг вспомнила, даже Никита давно не говорил

— Только что сказал, на украинском. Если я правильно поняла: «Я хочу домой. Мне надо в Пер-Лашез. Заберите меня оттуда».

— Что это значит?

— Откуда я знаю — голос Марины уже начал приобретать истеричные нотки.

— Мариш, успокойся. Я вернусь, поговорим. Целую.

Конечно, они ничего не решили. Потому что не знали, как соединить в одну картину парижское кладбище, украинский язык и Никиту. Что вообще тут может быть общего?

Пер-Лашез. Кладбище или музей?
Пер-Лашез. Кладбище или музей?

Только смутная тревога охватывала Марину всё сильнее. Предчувствие чего-то неизбежного, неизвестного, а от того и пугающего.

Никита стал просыпаться ночами и плакать:

— Забери меня. Забирати. Я хочу додому.

— Сынок, ты дома, спи, милый. Это сон.

 Не вдома я. Не на рідній землі.

— Ну как же не дома, Никитушка? Маленький мой — Марина плакала, не зная чем помочь сыну.

Иной раз спрашивала, где же тогда его дом. Но мальчик не отвечал. Только повторял:

— Не вдома я. Не на рідній землі.

— Паш, поехали в Париж — после ужина предложила она мужу.

— Хм. Неожиданно.

— Знаешь, мне кажется, что-то изменится, когда Никита побывает на этом кладбище.

— Ты что хочешь тащить его на кладбище? Я, конечно, посмотрел, что это прямо-таки музей, а не последнее пристанище... Но, Мариш, оно действующее! Там даже крематорий работает, представляешь? И как туда вести Никиту?

— Мы не пойдем в крематорий. Видел же, там и мамочки с колясками гуляют, и вообще людей много. Это достопримечательность Франции.

— Угу, если показать больше нечего. Только башня, да крематорий — проворчал Павел.

— Но всё-таки, Паша... Мне кажется или я с ума сойду или Никитка. Он так плохо спит ночами, и воспитатели говорят, стал рассеянный, играть не хочет, всё сидит в углу с машинкой и по хохляцки бормочет.

— Да вижу я! Но не знаю, ехать в Париж, что бы сводить его на кладбище? Дикость какая-то!

Ночью Никита плакал. По-украински не говорил. Но засыпая, прошептал:

— Пер-лашез.

На следующий день Павел подал документы на туристическую визу во Францию.

******

Продолжение ЗДЕСЬ

******

#кофейные романы #agu_рассказы #конкурс талантов

#бескрайнее небо