Найти тему
Иван Владимиров

Каждого из нас ждет медленное угасание одиночества в кромешной тьме

Вверх по течению Стикса

Книга погружения

14 часть

Со дня второго погружения прошел месяц. Всё было плохо. Весь этот месяц я лежал в режиме усиленной реабилитации.

Нет, можно было сказать, что, наоборот, все было хорошо: меня буквально воскресили. Я был мертвым гораздо дольше стандартных пяти минут, данных природой на выход из клинической смерти. Вся наша система, созданная для погружения в смерть, – термокостюм, синхронный атлас мозга, нейросеть с пучком нанонитей в моей голове – позволила вытащить меня из “клиники” даже спустя час. Но она же меня и затащила в нее.

Безопасность первого погружения, как оказалось, была чистой случайностью. Теперь же, видимо, пришла пора расплачиваться за свою беспечную дерзость. Наш план по обману мозга сигналами о смерти вновь сработал. Но теперь он продолжил работать даже тогда, когда мы прекратили подавать эти сигналы. Строго говоря, я не был реально совсем рядом с биологической смертью – часть мозга (“бодрствующий” я) дозированно подпитывалась по встроенному нейроконтуру. Но остальной организм, поймав такой длительный и устойчивый сигнал о смерти, теперь сам продолжил его транслировать – и действительно начал умирать. Эхо сигнала в предсмертной агонии само стало сигналом, продолжая пульсировать в голове. И получалось как бы следующее: корабль моего тела был на плаву, но один из пассажиров решил провести эксперимент над капитаном, запер его на мостике и стал сообщать по внутренней рации, что корабль терпит крушение. Капитан услышал сообщение, вскрыл заготовленный на такой случай конверт и начал действовать по соответствующему протоколу. Он выгнал пассажиров на палубу, сбросил ненужный балласт, затопил несколько отсеков, чтобы выровнять корабль, но когда он дал крен в другую сторону, затопил и остальные, после чего принял решение утопить корабль так, чтобы он вошел в бездну как можно более тихо, дабы все успели отплыть на спасательных шлюпках. И даже когда команда реаниматологов “подняла со дна” его корабль, он, кажется, не очень-то верил в это чудо.

Следы этой раздвоенности и раздрая в организме были видны повсюду.

Ненормальные перегрузки (или наоборот, нормальные, но к которым мы оказались не готовы) серьезно повлияли сразу на несколько систем. Я будто сдал лет на десять. Никакого эффекта очищения, который я искал подспудно, не было. Напротив, во мне теперь завертелась какая-то воронка мути и отвращения. Мир утратил вкус и цвет, превратившись в баланду, равномерная рвотность которой перемежалась комочками ежедневных восстановительных процедур. Меня насильно кормили этим миром, а организм упорно этот корм отторгал.

Речевые центры действительно оказались повреждены. Я стал медленнее говорить, время от времени просто обрывая нить разговора: сначала я не мог найти в памяти слово, которое нужно было сказать, а потом, вспомнив его, я терял уже слово, сказанное ранее. И эта немота, забившая мой рот, вдруг стала немотой всего мира. Разговоры с коллегами свелись до искренних, но дежурных в своей ежедневности вопросов о самочувствии, и природа этих лакун общения была проста: проект если и не провалился, то серьезно забуксовал, мы все это знали, но боялись сказать вслух. Былые горячие споры и мозговые штурмы вдруг остались где-то совсем в прошлой жизни, а в жизни этой мы стыдливо стеснялись поднимать вопросы о будущем. Наш проект походил на недостроенный из-за обанкротившегося девелопера небоскреб. Массивный остов портил вид всего города и ждал непонятно чего, так как сносить его тоже никто не спешил, слишком много усилий в его возведение было вложено.

Как всегда в таких случаях, все наши спонсоры в одночасье превратились в инвесторов, полутерпеливо ожидающих хоть какой-то отдачи. Теперь работа команды была направлена на практические выжимки из наработанного массива данных. Да, нам было что в итоге показать, мы готовы были закрыть спонсорские ожидания даже имеющимся материалом, но самого главного мы так и не добились. Признаться честно, когда мы строили гипотезы о том, что встретим по ту сторону смерти, общий вектор наших ожиданий сводился к тому, что нам должно открыться некое иное пространство, новый космос. Не в плане физическом, но все же неком феноменальном. Однако мира смерти, который мы тщились открыть миру жизни, кажется, не было. Была лишь черная бескрайняя пустота, в которой структурально нечего было исследовать. И все мои видения имели ценность, в основном, для психологии – для той, видимо, ее части, что занимается скрытыми в человеческом подсознании архетипами. Но запротоколированные личностные переживания – это не тот прорыв, что мы хотели дать науке. Мы ожидали открыть смерть как вселенную, а все данные указывали на то, что она размером с мешок для трупов, кубометр персонального небытия, наглухо запаянный от посторонних. Смерть была простым кладбищем, и ничем более: ровно уложенными ячейками пустот, не сообщающихся друг с другом и лишь выглядывающими в наш мир похолодевшими леденцами обелисков, с которых время жадно слизывает самые последние борозды памяти. Не было ни рая, ни ада – они подразумевают коллективный хеппенинг различного толка, а данные обоих погружений, если подходить трезво, показывали, что я был один, тет-а-тет со своими глубинами. Никаких хороших новостей для человечества мы не несли. Каждого из нас ждет медленное угасание одиночества в кромешной тьме. Самое гнусное было в том, что это даже не было плохой новостью – потому что это не было новостью вообще.

<< Предыдущая часть ||| Следующая часть >>

Понравился текст? Хочешь узнать, что было дальше, или, наоборот, понять - про что это вообще? Скачай книгу целиком на Литрес! Бесплатно на промопериод!