Анастасию Волочкову ругают часто и с удовольствием. Не повезло ей с эпохой, родись она раньше, жизнь ее рассматривалась бы в другом ракурсе. Более романтическом, чем сейчас.
Когда-то было совершенно иначе. Матильда Кшесинская очаровывала царя, и он подарил ей дворец. Айседора Дункан полюбила Есенина, и он поехал за ней в Америку. Гордость брала за похождения балерин.
Сейчас все строже. Новое время поменяло ориентиры и диктует свои законы. То, что раньше вызывало восторг, ныне подвергается осуждению. Казалось бы - Анастасия Волочкова зажигает так же и несет танцевальную культуру в массы, как и ее исторические предшественницы, но общество не понимает ее поступков.
Сразу оговорюсь – я не разбираюсь в этих хитросплетениях. Да, сейчас не время поэтов, и у балетной дивы, кем бы она ни была, физически нет возможности отыскать своего Есенина. Мы не видим Волочкову рядом, допустим, с Вадимом Степанцовым, и он не посвящает ей свои вирши. Интересный был бы дуэт, согласитесь. Но его нет. И особняка, что был у Кшесинской, у Анастасии нет тоже.
А что есть? Слухи и сплетни.
Как оказалось, не только они. Есть все же реакция и на творческую часть натуры нашей замечательной балерины. В частности у современного литературного мира. Вот отрывок из книги Олега Демина «Вибрация»:
- … Так что Волочкова? – напомнил Андрей.
Кудряшов ответил после некоторого колебания.
- Про Волочкову идея такая. Я сколько слышал о ней, сплошные сплетни. Странно как-то. Стало любопытно, начал смотреть записи. И увидел – она, оказывается, интересно танцует. Совсем не как все. А о танцах ее нигде ни слова. Как думаешь, почему?
Андрей помотал головой. Кудряшов воспринял это по-своему.
- Вот и я тоже. Хорошо, что ты балет не любишь. Значит, поймешь мою критику. Мне в балете не нравятся две вещи. Первое то, что они все одинаково ходят. Вот смотри – в жизни ведь люди разные, так? Не только обычные люди, а и художники. В кино, театре, музыке, в той же живописи – у каждого своя манера. Если взять актеров – они двигаются и ведут себя каждый по-своему. А эти, в балете, как куклы заводные – у всех одинаковая куриная походка. Вывернут ступни – и вперед на этих своих птичьих ножках.
Он встал и показал. Получилось образно.
- Дошло даже, - он понизил голос, - что у них мужики так ходят. Позор!
- Позор! - согласился Андрей.
- А еще непонятно, зачем у них на паху накладки. Странно выглядит… Ты не в курсе?
Андрей пожал плечами. – Даже не знаю. От падений может… хотя в спорте больше падают. И в армии тоже, – он задумался. – Может, традиция.
- Вот и я о том же. У них сплошные традиции. Ничего своего, все одинаковые. А Волочкова на сцене не кукла, а человек. У нее единственной ни походки этой куриной, ни подгузников… – Кудряшов посмотрел на обрывок плаката.
- Давай за нее.
- Давай.
Они вздрогнули.
– Ну? – напомнил Андрей.
- А? Ну да, Волочкова. Классная женщина.
- Классная, – согласился Андрей. – Дальше-то что?
- Репертуар ей свой нужен. Только не эстрадные номера, как у одиночек. Номера ведь что, танцует она их, и все понимают, что это эстрада. А если бы был свой спектакль, отражающий ее творческую натуру, тогда да.
- Ух… – он выпил воды. – И я такой спектакль придумал.
Андрей задержал тянущуюся было к колбе руку.
- Серьезно?
- Конечно.
Кудряшов поднялся, выключил свет и ретировался в прихожую, где стал шурудить в кладовке. Наконец вернулся – медленным артистическим шагом. В руке его был электрический фонарь.
Выйдя на середину, он включил его и засунул себе под футболку.
- Представь, что я Волочкова.
Андрей попробовал и не смог. Футболка на Кудряшове была синей, как и свет из-под нее. Он озарял снизу череп с торчащими лохмами и лихорадочным пронизывающим взглядом.
– А фонарь зачем? – не понял он.
- Ты что, – удивился Кудряшов, – это же Волочкова...
Логика была железной. Кудряшов с подозрением всмотрелся в сторону, но, не заметив сомнений, взмахнул рукой и устремился к окну.
- Фыр – фыр – фыр…
Выглянул в форточку особенным взглядом:
- Чу? Или чудится кто?
- В балете нет слов, - заметил Андрей.
- У меня есть, отстань, - он заспешил обратно.
- Фыр – фыр – фыр…
Лучше молчать, понял Андрей. Кудряшов, будто что-то почуяв, опять взглянул с подозрением. Андрей прошептал:
- Как называется?
- Пурга.
- Почему пурга?
- Хотел метелью назвать, но метель была. Пушкин опередил.
- Что??????!!!!!!
- Да ну тебя, – Кудряшов все понял. – Не понимаете ни хрена в искусстве.
Он сел, вытащил из живота фонарь. – Ничего, не все идиоты…
...
Как-то так. Ссылку давать не буду, есть в Яндексе.