Гера, думаешь ли ты обо мне? Ты, мое черное золото, радость моя, друг мой. Я искренне надеюсь, что там, наверху, тебя встретили также радушно, как ты встречала гостей. Что вы все вместе: наши любимые друзья, помощники людей, верные спутники – собаки, отпраздновали твой четырнадцатый день рождения, до которого ты здесь, на земле, не дожила всего пару дней.
Ты была необычна, Гера. Ты даже родилась 29 февраля, твой день наступал лишь раз в 4 года. Твое имя выбирали всей семьей, и, в конце концов, назвали в честь богини. Ты ей и была: полное достоинства, величественно доброе, защищающее слабых существо. Я до сих пор не воспринимаю тебя как собаку, твоя внешность уже стерлась из моей памяти, но ты осталась в ней ярким образом всего самого дорогого, что было в моей жизни: прогулками по бескрайним полям, земляникой, которую мы вместе ели в лесу, корзинкой грибов, вместе с тобой собранной на ужин, бабушкиными сказками тихими зимними вечерами.
А помнишь, как мы первый раз встретились? Ты была такая маленькая, тихо скулила, помнишь, я тебе принесла одеяла, мебель, забыв с тех пор о своих куклах. Нарисовала кошку и повесила над твоим местом. Ты наверно считала меня глупой, ты-то ведь понимала, что она – не настоящая. Темные бусинки глаз, маленький влажный нос, запах молока – это то, что запоминается навсегда.
У тебя в детстве было все: и поползновения на стол за только что купленной палкой колбасы, и воровство рыбы прямо со сковородки, и «чтение» чужой книги, и разгрызенный в пух и в прах угол в прихожей. Ты была живым щенком, любившим попроказничать.
Помнишь, как удивленно я рассказывала родителям, что ты, оказывается, мужского пола, потому что «пописала как мальчик», помнишь, как ты протащила меня по асфальту за кошкой, когда мама всего на пару минут дала мне в руки поводок. Ты катала меня на санках, ходила со мной на пляж, рылась в песочнице, играла в прятки. Ты была верным другом.
Но боготворила-то ты папу. Вся напряженная, как пружина, ты готова была сорваться в любую минуту, чтобы ему услужить. Папа до сих пор воспоминает о тебе, как о самом удивительном существе, он не устает рассказывать смешные случаи, произошедшие с тобой. Он привил тебе хорошие манеры, научил всем командам, сделал из тебя то существо полное этики, которое я помню.
А потом случилось так, что папа стал жить отдельно. Тебе было плохо, как и мне. И мы вместе с тобой переживали это. Ты, Гера, досталась мне, ты считала меня ребенком и абсолютно не слушалась. Пришлось и тебе, и мне привыкать к новым ролям. Мы гуляли вместе, ты терпела мою «дрессировку», но скорее ты опекала меня, чем я тебя. На горках ты была любимой гостьей, в воде – надежным спасателем и участницей игр. Мы даже сходили с тобой на выставку. Где нашлись те добрые люди, которые пустили нас, маленькую девочку и собаку без родословной, на большой и красивый праздник! Твоя серебряная медаль до сих пор лежит у меня среди других дипломов и розеток, спасибо тебе за этот первый опыт.
Ты была хорошей матерью. Ты опекала своих щенков, с радостью делилась с нами своим умиротворением, дарила нам эти маленькие существа с добротой и лаской, которые так были присущи тебе. Ты дала новоиспеченным владельцам малышей ту же радость, которую испытывали мы, проводя время с тобой, Гера.
Ты видела, как куклы перекочевали в нижний ящик комода, как я стала чаще задерживаться на прогулках – ты видела, как я взрослела. И опять же – ты часто выручала. Ты гуляла со мной поздно вечером, и никто не мог меня и пальцем тронуть. Ты вытерпела, когда я перестала быть столь ярой «собачницей», когда у меня появились новые увлечения, никак с тобой не связанные. Ты была брошена во второй раз. Прости, Гера…
Ты не была эталоном породы. Да и зачем об этом говорить? Это лишь дымка, которая окутывает саму сущность собаки. Хотя самое главное, что должно цениться в породе, у тебя было: добродушие, готовность помочь, любовь к плаванию настоящего ньюфаундленда. Ты была родной, своей.
В 12 лет ты стала сдавать. До этого все свято верили, что ты родилась в рубашке: ты перенесла чумку, несколько операций, покусы злобных собратьев. Я часто просматриваю кассету, на которой ты снята в твое последнее лето: веселая, озорная, полная жизни. На ней не видно, что ты уже с усилиями поднимаешься по ступенькам, что ты тяжело болеешь, что у тебя седина на морде, что ты уже не такая сильная, как раньше. В то лето ты еще плавала с нами в озере, принимала участие в наших прогулках, охраняла двор.
Ты продержалась еще полгода, ты, Гера, даже в последние месяцы своей жизни думала обо мне: ты дождалась, когда я поступлю в институт, устрою свою личную жизнь. Потом тебе сделали операцию, но ты не выдержала, уже не смогла. А в один зимний вечер легла и больше не встала. Мы ждали ветеринаров, которые должны были тебя усыпить. У тебя не было сил, чтобы подняться, но ты, Гера, как всегда, успокаивала меня, слизывая слезы. Ты даже пыталась вилять хвостом, как будто говоря: «Я с тобой, ну что же ты плачешь, мне хорошо, не больно». Я обнимала тебя, целовала, а ты не могла понять, что со мной случилось, почему я не отхожу от тебя.
Ветеринаров ты встретила, улыбаясь, радуясь гостям. А потом…ты была еще красивее, ты перестала ощущать боль, ты была как живая, и сквозь пелену отчаянья я пыталась уверить себя, что тебе теперь лучше, что ты прожила счастливую, полезную жизнь. Я смотрела в окно на грязный, серый снег, унылые дома, и думала, как я буду жить дальше. Без тебя. Ты была последним вестником детства, ты была – и тебя не стало. Началась взрослая жизнь.
Я выросла, да, стала другой, но что-то еще детское, наивное осталось во мне – я верю, что ты смотришь на меня, оцениваешь, и когда надо, помогаешь. Ведь я не была твоим хозяином – я была твоей воспитанницей. Спасибо тебе за такое воспитание.
Сейчас у меня другая собака, другой ньюф. Она глупая, молодая еще, она тебе и подметки не годится, она не заслужила такой любви и благодарности как ты. Но и ее время придет – быть для кого-то тем, кем ты была для меня. Я верю, что в ней живет частица тебя. Этой собаке я хочу дать то, что не хватало тебе: море любви, игр, полноценного корма и удобства. И я благодарю тебя за то, что ты вселила в меня ту любовь, которую я питаю к собакам вообще, и к ньюфам, как к самым ласковым, интеллигентным существам, в частности.
Анастасия Мищенко, 2005 год