«Ничто в биологии, - писал генетик Феодосий Добржанский, — не имеет смысла кроме как в свете эволюции». Эти слова особенно справедливы для области, в которой работал сам Добржанский. Несмотря на то что Чарлз Дарвин не имел никакого представления о генах или хромосомах, их концепция, как и все прочие, что будут описаны в этой книге, берет начало в его гениальных идеях о жизни на Земле.
Согласно теории естественного отбора Дарвина, отдельные организмы наследуют черты своих родителей, однако этот процесс наследования сопровождается небольшими и непредсказуемыми изменениями. Те изменения, что способствуют выживанию и размножению, со временем распространяются по популяции, тогда как негативные изменения постепенно исчезают.
Как часто бывает с истинно великими идеями, концепция движимой естественным отбором эволюции обладает изящной простотой, делающей ее очевидной. Когда биолог Томас Генри Хаксли (Гекели) впервые услышал о гипотезе Дарвина, он воскликнул: «Насколько же глупо было не догадаться об этом!» Поначалу настроенный скептически, Хаксли обратился в ярого сторонника эволюции, заработав прозвище «бульдог Дарвина».
Аргумент разумного замысла
До эпохи Дарвина натурфилософы много столетий пытались объяснить необыкновенное разнообразие жизни на Земле. Традиционный вывод, конечно же, сводился к сверхъестественному: жизнь, во всем ее разнообразии, сотворена Богом, и свойства, благодаря которым организм занимает свою экологическую нишу, есть часть глобального плана Создателя.
«Аргумент разумного замысла» восходит, по крайней мере, к римскому оратору Цицерону, но обычно его связывают с именем английского священника Уильяма Пейли. В своем трактате 1802 года он сравнил жизнь во всем ее сложном устройстве с часами, которые путник случайно находит во время прогулки по пустоши. Существование часов подразумевает существование часовщика. Эта идея была быстро принята научным сообществом - даже Дарвин придерживался ее в начале своей карьеры.
Однако уже в XVIII веке философ Дэвид Юм поставил вопрос: кто создал создателя? Отсутствие очевидного естественно-научного объяснения не является причиной для прекращения поисков ответа. Люди, которые используют этот аргумент, от Пейли до сегодняшних креационистов, отстаивающих «разумный замысел», фактически говорят: «Я не понимаю, значит, это дело рук Бога». Такой образ мыслей не заменяет науку.
Приобретенные признаки
Если Пейли рассуждал о часовщике, то Жан Батист Ламарк рассматривал проблему с куда большим интеллектуальным любопытством. Он предположил, что организмы происходят друг от друга, а различия между ними возникают в результате небольших изменений в каждом поколении. И это была первая теория эволюции. У Ламарка двигателем эволюции было наследование приобретенных признаков: произошедшие в результате воздействия среды анатомические изменения передаются потомству. Сын кузнеца унаследует мышцы, которые его отец накачал у наковальни; жирафы вытягивают шеи, чтобы дотянуться до высоких веток, что приводит к удлинению шеи у их потомства.
Сейчас теорию Ламарка принято высмеивать, в немалой степени из-за того, что в 1930-е годы ее придерживался биолог Трофим Лысенко, ходивший в фаворитах у Сталина. Он утверждал, что пшеницу можно «научить» выдерживать заморозки, и именно это стало причиной массового голода в Советском Союзе. Идеи Ламарка иногда даже называют ересью. Однако, хотя он и ошибался в отношении механизма эволюции, общая идея была правильной. Он понял, что биологические признаки наследуются, — очень важный факт. Ламарк ошибался только в вопросе механизмов эволюции.
«Эволюция в результате естественного отбора — это единственная известная нам теория, которая в принципе способна объяснить существование организованной сложности» Ричард Докинз
«О происхождении видов»
Истинный механизм эволюции был вскоре прояснен Дарвином. В первой половине 1830-х годов он путешествовал на судне «Бигль» в качестве натуралиста и «джентльмена-компаньона» капитана Роберта Фицроя. Это путешествие позволило Дарвину подробно изучить флору и фауну Южной Америки. Его особенно вдохновили расположенные к западу от Эквадора Галапагосские острова, каждый из которых был домом для слегка отличающихся видов вьюрка. Сходства и различия этих птиц заставили Дарвина задуматься о родстве видов и предположить, что со временем птицы приспособились к условиям среды каждого острова.
Дарвин не согласился с Ламарком в отношении механизма эволюции. Экономист Роберт Мальтус (1766— 1834) описал, как рост популяций приводит к конкуренции за ресурсы, и Дарвин применил этот принцип к биологии. Случайные отличия, помогающие организму конкурировать за пищу и половых партнеров, помогают ему выжить и передать удачные признаки потомству. Однако отличия, оказывающие негативное влияние на выживаемость, со временем исчезнут, поскольку их носители будут подавлены более приспособленными к окружающим условиям особями. Окружающая среда не вызывала изменения, но отбирала их.
Подтекст теории естественного отбора был жесток. Естественный отбор работает без цели и не уделяет особого внимания человеческой жизни. Единственное, что имеет значение, как сказал Герберт Спенсер, - это «выживание наиболее приспособленных».
Дарвин сформулировал свои идеи в 1842 году, но не публиковал их еще семнадцать лет, опасаясь, что его работу осмеют, как случилось с вышедшим в 1844 году памфлетом «Следы естественной истории творения», в котором автор утверждал, что виды могут переходить друг в друга. Однако через два года после того, как Дарвин начал описывать свою теорию, в 1858 году, он получил письмо от Альфреда Рассела Уоллеса, молодого натуралиста, пришедшего к сходным выводам. После совместного выступления с Уоллесом в Лондонском Линнеевском обществе Дарвин в 1859 году издал «О происхождении видов».
Натуралисты из рядов церкви, включая учителей Дарвина — Адама Седжвика и Джона Стивенса Генслоу, были возмущены новой теорией. Другим критиком был Роберт Фицрой, считавший, что старый друг воспользовался его добротой для продвижения идей, близких атеизму. Но теория Дарвина была с энтузиазмом принята молодыми интеллектуалами, которые осознали не только важность теории эволюции, но и возможность ее использования для борьбы с научным сообществом, находящимся под сильным влиянием церкви.
После 1859 года теория не раз обновлялась, в том числе и самим Дарвином. В «Происхождении человека» (1871) он описал, как половые предпочтения, наравне с окружающей средой, могут служить двигателем эволюции, и ввел в научный лексикон понятие «половой отбор». Но центральный принцип взаимосвязи всех видов и их происхождения друг от друга в результате случайных изменений, передающихся дальше (если они полезны для выживания или размножения), стал каркасом, удерживающим всю биологию. А теория эволюция стала краеугольным камнем генетики.
Бульдог Дарвина
Т. Г. Хаксли заработал свое прозвище «бульдог Дарвина» на собрании Британской ассоциации продвижения науки, где он защищал теорию Дарвина в споре с Сэмюелем Уилберфорсом, епископом Оксфордским, сторонником «аргумента разумного замысла». Стенографических записей того собрания не существует, но известно, что Уилберфорс начал насмехаться над соперником, спрашивая, по какой линии, отцовской или материнской, тот произошел от обезьяны. Хаксли ответил, что он «скорее готов вести свое родство от обезьяны, чем от культурного человека, который использует дары просвещения и красноречия для того, чтобы служить лжи и предрассудкам».
Всего лишь теория
Креационисты часто пренебрежительно отзываются об эволюции как о «всего лишь теории», словно это определение подтверждает научную обоснованность их собственных взглядов. Если оно что и подтверждает, то лишь их полное непонимание науки, в которой понятие «теория» — вовсе не догадка. Научная теория — это гипотеза, подтвержденная всеми доступными данными. Эволюция абсолютно удовлетворяет этому определению: ее поддерживают данные генетики, палеонтологии, анатомии, зоологии, ботаники, геологии, эмбриологии и многих других наук. Если бы теория эволюции была неверна, нам пришлось бы пересмотреть практически все, что мы знаем о биологии. Теория эволюции аналогична теории гравитации — это не просто идея, с которой можно соглашаться или не соглашаться, но лучшее существующее объяснение наблюдаемых фактов