Наш дом, доставшийся от деда, рушился, и мы изо всех сил старались подняться со дна. Потолки протекали, лестница покрылась гнилью, а зимой трубы кровоточили ржавчиной. Но это все еще был наш дом, и именно Аня делала его нашим домом. Зависимость медленно забирала нашу мать.
Моя сестра Аня заботилась обо мне. Она была светловолосой, как и ее отец, кем бы он ни был, но я был брюнетом. Сестра лечила меня при болезнях и кормила теплой едой из старой микроволновки, рассказывала мне истории о привидениях, учила меня танцевать босиком на траве, расчесывала кудри, водила в школу, позволяла мне первым принять душ, чтобы я мог насладиться горячей водой, и почти всегда купалась в холодной. Когда мне исполнилось восемнадцать, она переехала в Москву и больше не вернулась. Где же она сейчас, я скучаю…
Когда наша мать пила, она сияла. Будила нас в 3 часа ночи чтобы накормить блинами с вишневым вареньем. Иногда, когда погода была подходящей, она напивалась, забирала нас из школы и везла в кино. Уходя в запои, она могла пропасть на ночь, день, неделю и никогда не предупреждала. Иногда она приводила мужиков домой, они пили, курили столбом и слушали музыку, не понимаю, что дети хотят спать, а утром спрашивали у нас, где лежит кофе.
Когда мама пила слишком мало, она разваливалась. Она переставала покупать еду, ходила, будто чумная, орала на нас при малейшем проступке и оставляла ожоги на обоях своими сигаретами. Но когда пила много - было хуже.
Она сперва смеялась дико и жутко, затем рыдала в ванной. Иногда напивалась до потери сознания.
Маленький я плакал, боясь, что она не проснется. Аня тоже плакала, укладывала мать спать, приглаживая волосы с лица, вытирая рвоту изо рта и меняя одежду. Она была мамой для меня и для нашей матери.
Был октябрь, мне только исполнилось тринадцать, Ане шестнадцать. Матери не было уже несколько дней, да и черт с ней.
Аня подарила мне кучу мелочей, типа красочных гелевых ручек и красивого блокнота. Мы ели торт, смотрели на закат и делали снимки на старую Нокиа. Я не спрашивал, где она брала деньги - мне было все равно. А вечером мы разговаривали, сидя на крыльце.
Потом она пошла гулять, а когда вернулась, то свалилась около лестницы. Я попытался поднять сестру и понял, что от нее разит водкой. Со злобой я побежал на кухню и вылил каждую бутылку, которая у нас была, в раковину, отталкивая Аню назад, когда она боролась, чтобы остановить меня, ловя спиртное пальцами. Последняя бутылка в драке разбилась на полу между нами. Я заплакал. Она тоже.
Утром Аня готовила пасту, настоящую еду, горячую и свежую. Она накрывала на стол, размешивая томатный соус, насыщенный и ароматный. Пока мы ели молча, я прощал ее больше и больше с каждым кусочком. Мама никогда не готовила обед, никогда не вспоминала, что моим любимым блюдом были спагетти. Аня мамой не была, даже если однажды оступилась с алкоголем. Она не будет такой же.
Мы мыли посуду, когда со двора раздался слабый звук.
Я наклонил голову, чтобы прислушаться, поскольку это доносилось издалека. Плач. Я подумал, что это соседский кот и хотел накормить его, но Аня остановила меня, говоря, что “когда ты начинаешь давать, они никогда не прекращают принимать”. СЕйчас понимаю, что говорила она вовсе не про кота...
Нас прервал вопль. На этот раз он был ближе и определенно человеческим.
Мы в замешательстве повернулись друг к другу. Аня пожала плечами, а я прищурился. Это было похоже на ребенка, потерянного, усталого и одинокого. Соседский ребенок? Мы вышли на улицу, чтобы посмотреть.
- Стой, - голос Ани, идущей позади меня, был напряженным, - иди внутрь!
Она смотрела в темноту мимо меня и открывала дверь одной рукой за спиной. Я замер босиком в грязи. Я заметил, на что она смотрела. В кустах у забора кто-то сидел на корточках, аккуратно поджав колени под подбородок и обхватив руками ноги. Его рот был разинут, мягко открываясь и закрываясь, когда он плакал. Как ребенок. Но это был не ребенок. Внезапно он резко выпрямился, лицо все еще было скрыто тенью. Он был высоким и стройным, необычайно тощим по человеческим меркам. Я быстро вбежал в дом и затащил сестру за собой, захлопнул дверь.
Мы наблюдали, как человек медленно приближался к дому длинными неторопливыми шагами. Аня взяла меня за руку, крепко сжимая, и повернула к себе лицом, держа меня за плечи.
- Не поворачивайся, слышишь? Не оборачивайся.
Инстинктивно я начал смотреть через плечо в темноту. Аня схватила меня за лицо и покачала головой. Тогда я понял, что она настроена серьезно.
- Я позвоню в полицию и все будет хорошо, - она дрожала, по щекам скатывались слёзы страха.
- Твой телефон на крыльце, - прошептала она, и желчь поползла по моему горлу. Ее телефон заряжался наверху.
Мягкое постукивание заполнило тишину. Это был звук, как чей-то лоб медленно и неоднократно ударялся о стекло. Затем удары усилились, набирая скорость и силу, кожа касалась стекла, пока они не врезались в окно с такой силой, что стекла задрожали.
Мгновение спустя стук прекратился, и я спокойно выдохнул, когда сестра закричала, после чего послышался звук треска стекла и ужасный грохот. Кто бы ни был в нашем дворе, он только что ударил лицом об окно, чтобы разбить его.
Мы поднимались по лестнице по две ступеньки за раз, по привычке пропуская гнилые. Я повернулся, чтобы посмотреть назад, и Аня резко отдернула мое лицо, прежде чем я смог что-то увидеть. Звук бьющегося стекла раздался позади нас, когда мы добрались до ванной и заперли дверь. Слабый хрипящий крик заполнил коридор.
Сестра прижалась спиной к двери, упираясь ногами в ванну, сжимая в руке нож, который она схватила на кухне. Я присоединился к ней плечом к плечу и сделал то же самое. На лестнице послышались медленные шаги, расчетливые и небрежные. Плач превратился в истеричный смех, а затем тишина. И снова смех. Первая дверь на втором этаже была нашей комнатой, и мы услышали отчетливый звук ее распахивания. Монстр искал нас.
Моя сестра поднялась с пола и уперлась руками в дверь, когда мы услышали звук распахивающейся второй двери. Комната мамы. Следующая комната в коридоре была ванной. Аня подняла меня на ноги и протянула мне нож. Я покачал головой и подтолкнул его к ней обратно, боясь того, что произойдет, если мне придется…
Что-то ударилось о стену, которую мамина комната делила с ванной. Последовал пронзительный вой. Я задержал дыхание и почувствовал, как мое сердце бешено колотится.
- Я возьму телефон из твоей комнаты. Все будет хорошо, - сказала моя сестра.
Я протестующе покачал головой. Прежде чем я успел сказать хоть слово, она зажала мне рот ладонью.
- Когда я уйду, мне нужно, чтобы ты запер дверь, и я не хочу, чтобы ты открывал ее ни для кого, ни ДЛЯ ЧЕГО. Ни для меня, ни для… никого. Обещай мне.
Что-то разбилось в соседней комнате. Я смотрел, как изгиб ее плеча исчезает в затемненном коридоре, как луна в затмении. Закрыл дверь. Я не мог двигаться или дышать. Что-то подошло к двери. Раздался пронзительный крик, за которым последовало дребезжание ручки вверх и вниз... После нескольких попыток открыть, все стихло. Я сидел спиной к двери, держа нож. Молчание продолжалось. На мгновение единственным звуком было мое дыхание, медленно наполняющее комнату.
Знакомый голос из-за двери разрушил иллюзию одиночества:
- Эм… Что здесь...? Дети?
- Мама, это ты? - я на секунду успокоился и обнял себя, чтобы не дрожать.
- Дорогой, все в порядке, просто открой дверь. Ничего страшного, просто впусти меня. Просто впустите меня, все в порядке...
Ручка снова задрожала, на этот раз мягче. Она нетерпеливо стукнула в дверь, и я уже взялся за ручку засова, чтобы открыть дверь.
- Милый, мне очень жаль. Мне жаль, что я пропустила твой день рождения. Мне жаль, что я такая ужасная мать. Пожалуйста! - ее голос сорвался, и она заплакала. - Просто впусти меня, сынок. Мне так жаль.
Я зажмурился. Она казалась такой грустной и такой потерянной. Я просто хотел, чтобы она обняла меня, как когда я был ребенком. Возможно, все будет хорошо. Моя рука снова нашла путь к засову. Голос моей сестры раздался через дверь, теплый и нежный.
- Да, Юрий, впусти нас. Все в порядке.
Моя рука застыла на затворе, и я крепче сжал оружие. Аня никогда не называла меня полным именем. Никогда. Чья-то рука ударилась о дверь, задребезжала ручка.
- Черт возьми, Юра, просто впусти нас! - голос сестры стал низким и гортанным, после чего последовало такое же пронзительное хихиканье, что и раньше.
Теперь мама заговорила, умоляя и плача, ее голос становился все громче и громче.
Впусти нас! Впусти нас! Впусти нас! - кричала она снова и снова, ударяя кулаками о дверь.
Я думал о сказках, и о том, что все демоны и монстры, никогда не выползают из-под наших кроватей.
- Это не моя сестра и это не моя мать! Уходи! - кричал я.
Я залез в ванну, свернулся в позе эмбриона и прижал нож к груди. Я не знал, что это за дверью, но знал, что это не Аня. Не тот голос, который читал мне сказки и говорил добрые слова. Это не было человеком. На минуту я погрузился в тишину и боль.
Снизу доносились стуки и крики, за ними последовали шаги бегущих людей. Низкий гортанный вой разнесся по дому, заполнив комнату, пока я не почувствовал, что тону в этом звуке, а затем дверь вышибли. Я закричал, закрыл глаза и стал ждать смерти.
Через мгновение меня вытащили из ванны и вынесли из комнаты. Я смотрел на внешнюю сторону двери, когда меня несли вниз. Она была покрыта длинными царапающими следами когтей, тянущимися до пола. Я обнаружил, что коридор покрыт остатками разорванных подушек, из-за чего казалось, что в помещении пошел снег.
У дома стояла машина полиции и старая скорая советских времен. Чуть дальше стояла Аня, залитая синим и красным светом мигалки и светящаяся в темноте, как неоновый ангел. Я бросился с плеч спасителя и побежал к ней. Обнял ее. Приглушенный крик доносился из машины скорой. Аня улыбнулась так грустно, что у меня заболела грудь. Я понял.
Оказывается, демона не было.
Ни дикие животные, ни плохие люди не пытались проникнуть внутрь. Просто мама, сошедшая с ума от выпивки, наркотиков и всего остального, подходила к концу недельного запоя. Что-то наконец сломалось у нее в голове, и на этот раз мы не могли собрать ее, как бы мы ни старались. Иногда вы падаете в последний раз, а потом уже не встаете.
Аня видела ее тонкое, как спичка, тело в саду, кровь текла из ее рта, синяки на предплечьях… Она обыскала кухню в поисках алкоголя, который я выбросил, а когда не нашла его, пошла на поиски по всему дому. Она не хотела трогать меня, только наркотики, спрятанные в ванной. Она была под кайфом. И вот моя буйная мать лежала в крови от битых стекол, привязанная ремнями в скорой.