Приблизительно в это же время в одном из кабинетов основного здания Первого главного управления КГБ СССР, ответственного за внешнюю разведку, несмотря на поздний воскресный вечер, за своим рабочим столом сидел мужчина средних лет представительной внешности в хорошо пошитом гражданском костюме. На противоположной от стола стене находилась политическая карта мира громадных размеров, на которую изредка поглядывал мужчина. Изредка, потому что чаще смотрел на часы, и явно был чем-то озабочен. Это был генерал Шумилин Игорь Николаевич, заместитель начальника ПГУ, который в столь неурочный час ожидал одного из своих подчиненных офицеров. Наконец, массивная дверь бесшумно открылась, и в кабинет вошел полковник Клименко Александр Васильевич, заместитель начальника Управления разведывательной информации.
– Присаживайтесь, полковник, – нетерпеливо произнес генерал, красноречиво взглянув на часы.
– Был далеко от Москвы, товарищ генерал. Что-то случилось?
– Ладно, не надо оправданий. Понятно, что выходной день. – Генерал, как можно миролюбивей произнес последнюю фразу. Однако скрыть раздражение у него не совсем получилось. – Пока ничего не произошло, но я сегодня был на Лубянке, где состоялся серьезный разговор.
– По нашим вопросам? – спросил, не выражая никаких эмоций, полковник. Ему стала ясна причина раздражения начальства. Здесь, в тиши подмосковного леса, где с некоторых пор расположилась внешняя разведка, не любили вызовов к начальству на Лубянку. И вообще, положа руку на сердце, недолюбливали это помпезное сооружение, ассоциирующееся у большинства советских людей, в особенности, старшего поколения, с мрачными сталинскими временами.
– Скажите, полковник, как обстоят дела с нашим летчиком, которого американцы задействовали в операции «Факел»?
Клименко насторожился, почуяв неладное. За все время проведения мероприятий, связанных с «Факелом», Лубянка не проявляла к этому делу интерес настолько, чтобы вызывать к себе руководство внешней разведки, да еще в выходной день. Да, вопрос находился на контроле у одного из заместителей председателя КГБ. Но все ограничивалось докладами в установленном порядке. Отчасти это объяснялось тем, что политическое руководство страны наотрез отказывалось верить агентурным донесениям о сути операции «Факел», пытаясь обвинить контрразведку, – а именно Второе главное управление изначально доложило о готовящейся в ЦРУ акции, – в том, что агентам КГБ кто-то подсунул дезинформацию с целью обострить отношения между Москвой и Вашингтоном, которые и без того были натянуты до предела по ряду причин. Это и еврейский вопрос, и бегство в Японию советского летчика на истребителе МиГ-25, и сбитый над Камчаткой корейский Боинг, а теперь война в Афганистане. Конечно, от подлых американцев можно ожидать любую пакость. Но ядерный взрыв… Нет, это явно чья-то провокация. Не иначе – политическая разведка Израиля подсуетилась. Но все-таки руководству ПГУ была поставлена задача взять в разработку информацию об операции «Факел», присвоив этому делу максимальную степень уровня секретности.
– Все идет по плану, товарищ генерал! Окончательные детали побега капитана Шевцова из Пакистана прорабатываются. Возможно, максимум через неделю он будет в Кандагаре, и первым же транспортом капитана переправят на родину.
– Вот что, Александр Васильевич. В этой стране планы, в том числе и по нашему ведомству, имеют особенность иногда меняться. В свете последних событий, в финальной части операции «Освобождение», вполне вероятно, может потребоваться корректировка. Улавливаете ход моих мыслей?
– Не вполне, товарищ генерал. В свете каких событий? Что вы имеете в виду?
– Не валяйте дурака, полковник, – поморщился Шумилин. – Все вы прекрасно понимаете – не стало дорогого Леонида Ильича, главного раздражителя наших заклятых заокеанских друзей. Там, наверху, – генерал многозначительно ткнул пальцем в потолок, при этом стараясь не смотреть в глаза Клименко, – есть мнение, что градус накала холодной войны может пойти на снижение. Во всяком случае, обострение отношений с американцами не желательны.
– И каким образом это мнение может повлиять на операцию «Освобождение»? – похолодел Александр Васильевич от внезапной догадки.
– Короче говоря, не было никакой операции под кодовым названием «Факел». То есть, план ее разработки, может быть, существовал где-то там, в недрах ЦРУ, но так и остался на бумаге. Не предпринимали американцы попыток его реализовать. И мы об этой операции ничего не знаем и, соответственно, знать не желаем. Все, что стало известно о ней, отныне не подлежит огласке. Позаботьтесь о том, чтобы предотвратить утечку. Вам на размышление не более двух суток, свои предложения изложите в среду.
----- . . . -----
Накануне полетов, запланированных на среду, Алексей практически не спал, иногда кратковременно впадая в забытье, словно в предчувствии нехороших событий. Пару раз даже выходил из гостиницы покурить. Несмотря на то, что впереди маячил декабрь, днем по-прежнему иногда стояла невыносимая жара, но в ночные часы уже ощущалась приятная прохлада. Алексей смотрел на огромную кроваво-красную луну, яркие звезды и переносил взгляд на север, пытаясь представить момент своего возвращения на родину, как уже делал это много раз, вспоминая жену и сына. Но неизменно между ним и родными возникал образ Бетти и, раздираемый полными противоречивых моментов сомнениями, Алексей и в этот раз так и не сумел найти ответа на мучившие его вопросы о любви, привязанности и преданности. Слава Богу, подумалось ему, что родителям, трагически ушедшим в мир иной в годы его учебы в училище, не пришлось испытать тяжесть потери единственного сына.
Алексей взглянул на часы – до рассвета оставалось не больше двух часов. Какой уже к черту сон может быть, если через два часа, теперь уже наверняка, будут расставлены все точки над i. От Кветты до Кандагара всего двести километров, пятнадцать-двадцать минут лёту на хорошей скорости даже с учетом взлета и посадки. Он тяжело вздохнул, – в общем, либо грудь в крестах, либо голова в кустах. И все-таки сон внезапно навалился, когда до подъема оставалось не более получаса.
Проснулся с тяжелой головой от скрипнувшей двери – за ним на всякий случай зашел Салех, догадавшийся, очевидно, что ночь у Алексея выдалась не из легких. В столовой он не притронулся к осточертевшей за все эти годы чечевице, и даже проигнорировал аппетитный кусок жареной баранины.
– Выпей хотя бы кофе, – с участием тихо сказал Салех. – И успокойся, все будет хорошо.
– Я что-то не вижу Фарида, – озираясь, нервно произнес Алексей.
– Он не планировал себя на полеты в эту смену, отдыхает. Так что все складывается удачно.
Когда подходили к стоянке самолетов, из-за горизонта показался краешек солнца, которое не было, как обычно, ярким, к чему Алексей уже привык, наблюдая в пустыне это необычное явление в предрассветные часы. Багрового цвета, оно напомнило Алексею, что луна в эту ночь тоже была кроваво-красной. Но он не успел поразмышлять о том, что бы это могло предвещать. Спарка была готова к вылету, под ее крылом присел на корточки в ожидании летчиков заросший по самые глаза черной бородой техник самолета. К левой стойке шасси был прислонен автомат Калашникова, с которым тот не расставался ни на минуту. Как же ненавидел Алексей этих бородачей, зная, что они испытывают к русскому летчику взаимные чувства. Выполнив предполетный осмотр самолета, он подошел к стремянке и уже поставил ногу на первую ступень, как вдруг ощутил чью-то тяжелую руку на своем плече. От неожиданности вздрогнув, Алексей медленно обернулся – перед ним стоял с мерзкой улыбкой на лице Фарид.
– Я решил, что не надо тебе сегодня летать.
По интонации, с которой Фарид произнес эту фразу, Алексей понял, что произошло непоправимое – план побега рухнул. Но все же машинально спросил:
– Почему?
– Тебе надо многое обдумать, а полеты будут отвлекать от правильных мыслей. Я слетаю с Салехом вместо тебя.
Кровь прильнула к голове Алексея. Он растерянно оглянулся на Салеха, который с невозмутимым видом стоял в стороне, словно происходящее никаким боком его не касалось, и делал запись в бортовом журнале. Молнией пронеслась мысль о том, что произошло гнусное предательство. Кто? Салех? Или, быть может, он доверился кому-то, кого считал своим другом? Алексей опять перевел взгляд на Фарида, но в эту секунду что-то изменилось в постановке мизансцены. Фарид как-то нелепо взмахнул левой рукой, уронив защитный шлем, а правой схватился за собственное горло. Он с хрипом начал оседать, и только теперь Алексей увидел торчавшую из горла Фарида рукоять кинжала. Кровь хлынула на бетон. Все еще оставаясь в неведение о происходящем, Алексей оглянулся. Бородач, который тоже, очевидно, не сразу сообразил, что происходит возле его самолета, инстинктивно потянулся к Калашникову, но было уже поздно. В руке Салеха мягко блеснула вороненая сталь, раздался сухой выстрел из Макарова, и бородач, так и не успев подняться, завалился набок возле стойки шасси. Только сейчас Алексей, стоявший между Салехом и Фаридом, можно сказать, на линии огня, оценил виртуозные действия Салеха в экстремальной ситуации – прежде чем вонзиться в горло Фарида, кинжал просвистел в каких-то сантиметрах от Алексея.
Оглядевшись по сторонам, оба поняли, что данная картина пока никем не замечена. Из летчиков и боевиков Фарида, кроме навсегда умолкнувшего бородача, на военной стоянке никого не было, поскольку на полеты была запланирована только спарка. А стоянка пассажирских самолетов находилась от них на приличном расстоянии. К тому же, на аэродром совместного использования начали прибывать чартеры с многочисленными туристами, и вряд ли кто-то мог услышать одиночный выстрел из-за шума заруливающих самолетов.
– Леша, быстро в кабину! Запускай двигатель, я отсоединю потом питание.
– Понял! – энергично откликнулся Алексей, уже окончательно сконцентрировавший свое внимание. Пока он запускал двигатель, Салех уложил рядом два бездыханных тела, накрыв их чехлом от самолета. После того, как двигатель самолета набрал обороты малого газа, отсоединил питание, отбросил в сторону стремянку и, прихватив автомат бородача, пулей взметнулся на крыло самолета, а с него в заднюю кабину.
Салех по радио связался с ни о чем не подозревающим диспетчером руления гражданского аэропорта, ознакомленного с плановой таблицей полетов военных, и получил разрешение на дальнейшие действия вплоть до выполнения взлета.
----- . . . -----
Полковник Клименко Александр Васильевич, заместитель начальника Управления разведывательной информации Первого главного управления КГБ СССР, знал генерала уже много лет и прекрасно понимал, что в данной ситуации означала в его устах фраза, начинающаяся с глагола в повелительном наклонении «позаботьтесь…». Имелось в виду, что возвращение Алексея на Родину первоначально предполагало предание огласке операции ЦРУ «Факел». А это в условиях, так сказать, вновь открывшихся обстоятельств, иначе говоря – руководствуясь политической конъюнктурой, становилось нецелесообразным. Поэтому на Лубянке решили, что освобождение Алексея нежелательно. И, если с ним что-то случится, там не будут возражать. Конечно, ни на Лубянке, ни в кабинете генерала Шумилина прямым текстом такое решение не могло быть озвучено. Просто за время многолетней службы в конторе глубокого бурения полковник научился понимать эзопов язык своего начальства.
Но дело еще в том, что Клименко также лично знал капитана Шевцова, с которым в силу некоторых обстоятельств познакомился лет восемь назад. Тогда начальство поручило ему подобрать кандидатуру из молодого летного состава авиационного полка, в котором служил Алексей, для направления в Высшую школу КГБ. После более тесного знакомства со всеми летчиками и изучения их личных дел выбор пал на лейтенанта Шевцова. Но в личной беседе тот категорически отказался распрощаться с летной работой. Такие уж они, военные летчики, и за беззаветную преданность своей профессии к ним можно относиться только с уважением.
И вот, спустя годы, после получения Первым главным управлением КГБ информации о подготовке американцами на территории Афганистана какой-то провокации в отношении Советского Союза, генерал поручил Клименко, работавшему в службе тайных операций, тщательно разобраться в этом вопросе, перепроверив полученную информацию на предмет дезы. Для выполнения поставленной задачи Александру Васильевичу пришлось впервые подключить своего агента глубокого прикрытия, что он сделал крайне неохотно. Сопоставив его донесение с недавним исчезновением с территории Алжира находившегося в этой стране в спецкомандировке капитана Шевцова, Клименко доложил о своих соображениях начальству, после чего незамедлительно был назначен заместителем начальника Управления разведывательной информации, а также возглавил оперативную группу, которая занялась проработкой вопроса агентурного проникновения в планируемую американцами операцию.
Версия полковника о том, что в этой операции был задействован не вернувшийся в одном из полетов на авиабазу Шевцов, впоследствии подтвердилась. Правда, многие детали этой истории не были выяснены, но стала известной конечная цель операции «Факел», которую путем значительных усилий удалось сорвать. Ряд негативных обстоятельств не позволил до сих пор освободить Шевцова, и теперь, когда, по оперативным донесениям, в ближайшие дни может представиться благоприятный случай для бегства капитана, – такой внезапный поворот.
С тяжелыми мыслями входил Клименко в кабинет генерала в среду утром. Тот сразу понял настроение Александра Васильевича.
– Что, полковник, непосильную задачу я перед тобой поставил? – Не получив ответа, генерал открыл сейф, достал оттуда бутылку армянского коньяка. Наполнив фужеры, коньяк опять спрятал, тем самым давая понять, что только по одной. – Ты пойми, дело случая, что капитан твой до сих пор жив. У его жены тяжесть утраты утихла за эти годы, а сынишка слишком мал был, когда отец исчез, чтобы тяжело переживать разлуку с ним.
– Супруга Шевцова, Игорь Николаевич, получила извещение о том, что Алексей пропал без вести. Не забывайте, что мы говорим с вами о жене советского офицера. Я больше чем уверен, все эти годы она живет с мыслью, что рано или поздно увидит своего мужа живым.
– Ну, какая разница! Узнает о том, что погиб как герой, посмертно будет представлен к высокой правительственной награде. Денежное содержание за годы, что числился без вести пропавшим, семье будет выплачено. Какие ее годы? Вся жизнь впереди.
Клименко встал из-за стола.
– Нет, товарищ генерал. Если другого решения по завершению операции «Освобождение» не существует, то прошу не привлекать меня к ее разработке. Думаю, у нас найдутся мастера заплечных дел.
Генерал, как показалось Клименко, осуждающе взглянул на него.
– Прошу прощения, Игорь Николаевич, я имел в виду, что в службе тайных операций есть толковые специалисты.
– Идите, – устало махнул рукой генерал. – И не делайте из меня монстра.
Подойдя к выходу, Клименко оглянулся, услышав легкий стеклянный звон. «На такой службе не только пить, – курить, пожалуй, начнешь», – подумал он и направился в свой кабинет. Едва успел сесть за стол, как раздался телефонный звонок.
– Слушаю вас, товарищ генерал!
– Александр Васильевич, я забыл вас предупредить.
– О чем?
– О том, чтобы не наделали больших глупостей.
– Я вас понял, Игорь Николаевич.
Услышав через мгновение короткие гудки, Клименко задумался, затем достал из стола газету «Правда» недельной давности с сообщением о смерти Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева. Прочитав в который раз некролог, он усмехнулся и, не мешкая, вызвал шифровальщика.
----- . . . -----
Разрывая утреннюю тишину ревом двигателя на форсажном режиме, спарка взлетела с северо-западным стартом, и на предельно малой высоте устремилась на скорости девятьсот километров в час к пакистано-афганской границе, которую пересекла через шесть минут. Впрочем, это время показались Алексею вечностью. Вздох облегчения вырвался из его груди лишь по истечении десяти минут полета, когда прямо по курсу показались характерные для военного аэродрома объекты и взлетно-посадочная полоса. Это был Кандагар.
Центр ВПП они пересекли с выпущенными шасси, давая понять застигнутой врасплох группе руководства полетами о своих мирных намерениях, и сразу же по укороченной схеме зашли на посадку. Каково же было удивление Алексея, когда он понял, что их встречают на стоянке вовсе не как непрошеных гостей. А когда увидел на рассредоточенных по всему аэродрому МиГах красные звезды, сердце было готово вырваться из груди.
Встречающих было несколько человек, не считая технический состав, обслуживающий авиатехнику. Среди них – два офицера-афганца, моложавый подполковник в повседневной военной форме советской армии и мужчина лет тридцати пяти в гражданском костюме. Салеха сразу же куда-то сопроводили офицеры-афганцы. Алексей успел обратить внимание на то, что никакого насилия с их стороны не последовало, когда Салех шагов через десять остановился и, оглянувшись, с улыбкой сделал прощальный жест рукой. Алексей смотрел ему вслед, мысленно благодаря этого мужественного летчика, который несколько минут назад ради сохранения жизни русскому коллеге подвергал смертельному риску свою собственную жизнь.
– Неужели Шевцов? – услышал Алексей чей-то удивленный возглас. Подполковник широко улыбался, и в то же время не без скепсиса вглядывался в его лицо. – Не узнаешь?
– Валера? – На него смотрел однокашник по училищу Валерий Нечаев. Они не были друзьями, учились в разных классных отделениях, затем летали в разных эскадрильях. Но прошло все-таки не столько времени со дня выпуска из училища, чтобы при случайной встрече не узнать друг друга.
– Он самый. Вопрос «Ты что, с неба свалился?», сам понимаешь, будет звучать по-идиотски. И, тем не менее, какими судьбами? До меня доходили слухи, что ты в какой-то спецкомандировке пропал без вести. Даже поговаривали, что тебя уже нет среди живых, извини.
– Сказать, что это долгая история, Валера, – значит, ничего не сказать. А ты… – Алексей, все еще находясь под впечатлением перелета, не сумел сразу сформулировать вопрос. Кроме того, его смущал пристальный взгляд человека в штатском, который все это время стоял рядом, но в разговор не вмешивался. По всему было видно, что этот представительный мужчина, высокого роста, крепкого телосложения и с твердым взглядом, прибыл в Кандагар по его душу. И наверняка прибыл издалека, почему-то решил Алексей.
– Я здесь эскадрильей командую, – пришел на помощь Алексею Нечаев, увидев его замешательство.
– Прошу прощения, но я прерву вашу беседу, – вмешался, наконец, в разговор незнакомец. – Нам надо поторопиться, время не терпит отлагательства.
– Понимаю, – разочарованно произнес Нечаев и пожал руку Алексею. – Надеюсь, Леша, все у тебя сложится удачно в дальнейшем.
Алексей не стал спрашивать у человека в штатском, куда им надо идти, и почему следует спешить. Он не поинтересовался даже его именем, фамилией, званием, потому как сознавал, что отныне от его желаний или наоборот – нежеланий, ничего не зависело. Во всяком случае, до тех пор, пока он находится в Афгане. Да и по прибытию на родину тоже, поскольку принадлежность незнакомца к известным компетентным органам не вызывала сомнений.
Подполковник Нечаев задумчивым взглядом проводил две удаляющиеся фигуры, подумав о том, что история более чем странная. Но, взглянув на часы, заторопился на командный пункт полка получать боевую задачу для своей эскадрильи. После выпуска из училища он несколько лет прослужил в одной из групп советских войск на территории восточной Европы, а затем по замене оказался в Туркестанском военном округе, то есть, сокращенно – ТУРКВО. Когда-то неизвестные остряки расшифровали аббревиатуру «Только Умершим Разрешает Командующий Выехать Отсюда». Это означало долгую беспросветную службу среди унылого пейзажа среднеазиатских песков.
Естественно, когда грянули афганские события, истребительный авиационный полк, в котором Нечаев проходил службу в должности командира эскадрильи, одним из первых перебазировался на территорию сопредельного государства. Первое время весь летный состав находился в приподнятом настроении – наконец-то представился случай заняться не учебными воздушными боями или стрельбой и бомбометанием по наземным целям на учебном полигоне, а настоящей боевой работой. Но со временем эйфория куда-то улетучилась. И, хотя и возникали время от времени у многих офицеров, теряющих своих боевых товарищей, как на земле, так и в воздухе, вопросы о том, для чего мы здесь, это ничего не меняло. Стиснув зубы, личный состав продолжал выполнять поставленные командованием задачи.
----- . . . -----
Нечаев подходил уже к командно-диспетчерскому пункту, как вдруг увидел круто заходящий на посадку вертолет. Это был Ми-8. Ненадолго зависнув, он плюхнулся прямо возле КДП, и из него, не дожидаясь остановки винта, торопливо вышли двое в штатском.
– Товарищ подполковник! – прокричал один из них. – Можно вас на минуту?
Нечаев кивнул, и свернул в их сторону, подумав при этом, что за одно утро, пожалуй, многовато будет ребят в штатском.
– Я вас слушаю.
– Где можно найти ваше начальство?
– В этом здании, – кивнул Нечаев в сторону КДП, подумав при этом: «Наглые морды. Меня, выходит, не желают принимать за начальство». Он замедлил шаг, не желая составлять компанию нахальным кагэбэшникам, и решил перекурить у входа в КДП в ожидании, когда те решат какие-то свои дела. Но вскоре оба выскочили из здания, как подорванные.
– Ты не видел, подполковник, куда наш сотрудник ушел?
– Какой сотрудник?
– Не валяйте дурака, товарищ подполковник, он встречал борт из Пакистана, и вы не могли, судя по всему, этого не знать. Ну, не тяните резину, человек может оказаться в опасности.
«Ну, надо же! На «Вы» перешли», – удивился Нечаев. Но вслух произнес:
– По-моему, они в сторону столовой направлялись.
– Ну, и где здесь эта столовая? – недоверчиво спросил тот, что перешел на «Вы».
Нечаев махнул рукой в направлении выезда с территории аэродрома. Он не обманывал, столовая на самом деле находилась по дороге к контрольно-пропускному пункту. Усмехнувшись, подумал о том, что Лешка, по-видимому, основательно вляпался в какую-то поганую историю. Сгребут его в охапку эти крепкие парни, и отправят, вне всяких сомнений, прямиком на площадь Дзержинского. Но стоп! Если мужики, прилетевшие на вертушке, имеют отношение к Лубянке, то кто тот парень, который встречал Шевцова? Увидев проходившего мимо сержанта, Нечаев спросил:
– Ты откуда, боец?
– С КПП, товарищ подполковник.
– Не видел там двоих в гражданской одежде?
– Один в костюме, другой в джинсах? Видел. Сели в армейский джип, кажется, английский – с запаской на капоте, и с места рванули так, что только пыль из-под колес.
Подполковник Нечаев давно уже привык ко всяким странностям и неразберихе, происходившим на афганской земле – на войне, как на войне. Но в данном случае, с учетом дошедших до него слухов о якобы бесследно исчезнувшем несколько лет назад в далекой североафриканской стране однокашнике, и его внезапного появления здесь, на другом континенте, ситуация выглядела более чем странной. Даже недавний переполох, связанный со случайным обнаружением на складе боеприпасов двух американских ракет класса «воздух-земля» с ядерными боеголовками, не вызвал у Нечаева такого интереса, как возникновение, можно сказать, с того света, Шевцова Лешки. Взять хотя бы этих ребят в гражданке. С теми, которые на вертушке, вроде бы все понятно – наверняка из Кабула прилетели. А тот, который на джипе? Ну, кто он такой? Куда мог увезти Алексея, находясь в нескольких сотнях километров от столицы? Нечаев вспомнил вдруг фразу одного из кагэбэшников об опасности. Почему он сразу не обратил на нее внимание? Ведь можно было по горячим следам что-то предпринять, задержать до выяснения. Но, кажется, и сейчас еще не поздно, не могла машина так быстро затеряться в пустыне. Нечаев посмотрел на вертолет, затем в сторону, откуда должны появиться его пассажиры. Но в это время в окно выглянул офицер командного пункта.
– Нечаев! Ну, ты где застрял? Командир икру мечет!
Словно в подтверждение командирского икромета, завыла сирена, что означало объявление готовности номер один к боевым вылетам. Нечаев мысленно выругался. Возникшие, было, опасения за жизнь однокашника тут же отодвинулись на второй план.
А в это время джип, за руль которого сел встретивший Шевцова мужчина в гражданском костюме, на большой скорости уносил их от Кандагара на север. Но, оценив навигационную, так сказать, обстановку по солнцу, уже поднимавшемуся над горизонтом, Алексей понял, что дорога эта ведет не в Кабул, куда, по его представлению, они должны были направляться. Он четко помнил тот полет с ракетами на борту, проходивший вдоль трассы Кабул-Кандагар, и, чтобы попасть в Кабул, следовало сейчас двигаться не строго на север, а на северо-восток. Они были уже километрах в тридцати от Кандагара, но с момента начала движения до сих пор не обмолвились ни словом, не считая того, что незнакомец, представившийся Михаилом, вежливо попросил Алексея не задавать вопросов, пояснив, что в свое время тот сам все поймет.
Дорога шла вдоль горной реки с чистой прозрачной водой невероятной голубизны, которая текла им навстречу. Пойма реки благоухала буйной растительностью самых разных видов, от низкорослого кустарника до вечнозеленых деревьев внушительных размеров. Этакий оазис в пустыни. По обе стороны от реки и дороги на достаточном удалении протянулись цепочкой невысокие безжизненные горы. Но в одном месте они внезапно сблизились, отодвинув куда-то русло реки и зажав с двух сторон дорогу, образуя узкое ущелье. Настолько узкое, что возникло ощущение езды в туннеле, куда не проникал луч солнца. И вдруг Михаил резко затормозил, круто взял вправо, и машина оказалась в расщелине, практически не заметной с дороги для тех, кто находится в движении. Заглушив двигатель, он некоторое время помолчал, к чему-то прислушиваясь, чем немало позабавил Алексея. Что можно было услышать в этом каменном склепе, гробовая тишина которого нарушалась лишь шумом редко проезжающих автомобилей?