У каждого из них была своя отдушина: копание в земле, занятия спортом или игра в солдатиков. В нашей подборке вы узнаете, что жизнь авторов состояла не только из писательских мук.
Боксер Владимир Маяковский
Поэта тренировал один из основателей школы советского бокса — Иван Богаев. Тренер Вячеслав Соловьев подвел Маяковского к Богаеву и сказал: «Вот, Иван, Владимир Владимирович у нас будет заниматься, ты поработай с ним, покажи элементарные приемы». «Я буду звать тебя Вано», — сказал Маяковский во время первой встречи. Ивану это не очень понравилось, но тренировать Маяковского он не отказался. Поэт плохо прыгал через скакалку, был всего на десяти занятиях, но зато успел отметиться очень сильным ударом и трудолюбием. Даже мешок, на котором он отрабатывал удары, однажды не выдержал и лопнул. Увлечение поэта боксом отразилось во фрагменте из стихотворения «Мускул свой, дыхание и тело тренируй с пользой для военного дела»:
Знай
и французский
и английский бокс,
но не для того,
чтоб скулу
сворачивать вбок,
а для того,
чтоб, не боясь
ни штыков, ни пуль,
одному
обезоружить
целый патруль.
Пловчиха и гимнастка Анна Ахматова
Поэтесса была очень гибкой и могла часами находиться в воде. Соседка Гумилевых, Вера Неведомская, вспоминала, что во время импровизированных вечеров Ахматова поражала ловкостью и гимнастическими номерами, ее называли «женщина-змея». В воспоминаниях Лидия Чуковская воспроизводит диалог с поэтессой в 1940 году:
«— Я недавно перечла „У самого моря“ и подумала: понятно ли, что героиня не девушка, а девочка?
— Я думала, девушка 16–17 лет.
— Нет, именно девочка, лет тринадцати… Вы не можете себе представить, каким чудовищем я была в те годы. Вы знаете, в каком виде тогда барышни ездили на пляж? Корсет, сверху лиф, две юбки — одна из них крахмальная — и шелковое платье. Наденет резиновую туфельку и особую шапочку, войдет в воду, плеснет на себя — и на берег. И тут появлялось чудовище – я в платье на голом теле, босая. Я прыгала в море и уплывала часа на два. Возвращалась, надевала платье на мокрое тело; платье от соли торчало на мне колом… И так, кудлатая, мокрая, бежала домой.
— Вы, наверное, очень скучаете без моря?
— Нет. Я его помню. Оно всегда со мной».
Огородник Джордж Оруэлл
Оруэллу очень нравилось заниматься сельским хозяйством в любой местности. В дневниках автора «1984» очень много записей о плодовитости кур, а не футурологических прогнозов:
«11.4.38. Одно яйцо»; «11.5.38. Одно яйцо»; «11.6.38. Два яйца».
Еще в дневниках вы найдете заметки о спасении коровы из болота и рассказы про урожай овощей и другие фермерские дела. Последняя запись автора в дневнике следующая: «Подснежники повсюду. Несколько тюльпанов показались. Желтушник все еще пытается зацвести».
Бабочник Владимир Набоков
Свою первую бабочку Набоков поймал в шесть лет в имении Выра под Санкт-Петербургом. В детстве он нарисовал много бабочек на печи семейного особняка на Большой Морской. Позже он говорил, что работал бы научным сотрудником в зоологическом музее. После переезда в США Владимир Набоков тоже сначала занимался бабочками — работал куратором отдела чешуекрылых в Музее сравнительной зоологии Гарвардского университета. Как русский писатель Набоков в Америке был никому не известен, рассчитывать на литературную и даже на постоянную преподавательскую работу поначалу было трудно, и в течение семи лет, с 1941 по 1948 год, Набоков каждый день садился за свой рабочий стол в музее, разбирая коллекцию, препарируя бабочек, проводя в музее иногда по 14 часов в день. Особенно тщательно он изучал бабочек-голубянок вида Polyommatus blues. Он даже разработал новую классификацию рода Polyommatus и утверждал, что они прибыли в США из Азии. Современники не приняли его теорию, но в 1990 году авторы нового исследования подтвердили гипотезу Набокова.
Садовник Антон Чехов
«Если бы я не был писателем, то стал бы садовником» — примерно такие слова часто приписывают Антону Чехову. У его ялтинского дома все еще растет много посаженных им деревьев. С сестрой Марией они нарисовали план этого сада, выписывая из разных регионов деревья и кустарники.
«Вчера и сегодня я сажал на участке деревья и буквально блаженствовал — так хорошо, так тепло и поэтично. Просто один восторг. Я посадил 12 черешен, 4 пирамидальные шелковицы, два миндаля и еще кое-что», — пишет он сестре 14 марта 1899 года.
«Многие видели, как он иногда по утрам, сидя на корточках, заботливо обмазывал серой стволы роз или выдергивал сорные травы из клумб», — вспоминал Александр Куприн.
И совсем комично и трогательно о своем увлечении он напоминает в письме Ольге Книппер-Чеховой: «Сейчас по телефону получил известие, что ко мне едет на извозчике турист-венгерец, посещающий всех писателей. Тот не знает, что я уже не писатель, а садовник. Женатый садовник, пока еще детей не имеющий, но надеющийся».
Бомбы Хантера Томпсона
Отец гонзо-журналистики обожал оружие. В его коллекции было много винтовок, дробовиков, автоматов и практически все виды взрывчатки, произведенной в промышленных или домашних условиях. Не уменьшали страсть даже многочисленные аресты за незаконное хранение. Джонни Депп рассказывал, что во время первой встречи Томпсон предложил ему пострелять и соорудить бомбу. Они соорудили взрывное устройство из баллонов с пропаном, по которому потом стреляли из ружей.
Сапожник Лев Толстой
Романист любил заниматься ремеслами, косил, трудился в поле, играл в лапту и очень часто гулял. До сих пор в музеях хранятся две пары обуви авторства Льва Николаевича. Первую пару сапог получил зять Михаил Сухотин, вторую — поэт Афанасий Фет. Сухотин поставил сапоги на полку рядом с 12-томником Толстого и прикрепил к ним ярлык «том 13-й». Писателю понравился такой жест. Афанасий Фет сам заказал ботинки у Толстого, чтобы поддержать это начинание. Поэт заплатил 6 рублей и пообещал после получения «носить эти ботинки со следующего дня».
Дэвид Фостер Уоллес и теннис
Уоллес не только играл в теннис, но и включил его в «Бесконечную шутку» и написал несколько эссе: «Федерер как духовный опыт» и «Теория струн. Эссе о физике и метафизике тенниса». «Теория струн» вышла в журнале Esquire в 1996 году, она описывает физику и метафизику тенниса и до сих пор считается одним из лучших теннисных эссе в истории журналистики. В БШ не только очень много теннисных сцен, но и один из главных персонажей — Хэл Инканденца, вундеркинд-спортсмен, сын режиссера, снявшего «Бесконечную шутку» — учится в теннисной академии и переживает из-за своей игры.
Фиалковый Гёте
Автор «Фауста» прекрасно знал ботанику и разбирался в цветах, но особенно ценил фиалки. Во время прогулок он разбрасывал семена цветка по родному Веймару. Город превратился в фиалковый край и получил статус Города цветов, а фиалки прозвали «цветами Гёте». Немецкие садовники вывели много сортов цветка и назвали их в честь героев произведений: «Доктор Фауст», «Мефистофель» и «Маргарита».
Однажды друг Гёте привез ему листочек каланхоэ, на что тот поэтично ответил: «Как из одного листа возникает бесчисленное количество новых побегов, так из одной постоянной любви можно черпать все новое и новое счастье».
Солдатики Герберта Уэллса
В его арсенале не только известные фантастические романы, но и целая армия оловянных солдатиков, пушки и даже книга «Маленькие войны». В руководстве по играм для детей «от 12 до 150 лет» Уэллс изложил основные правила. Все началось с того, что после завтрака его друг, писатель Джером К. Джером, выстрелил из игрушечной пушки по одному из солдатиков. Уэллс предложил другу сразиться на небольшом поле. Это стало поводом для создания целого пособия. Книга пророчески вышла в 1913 году, незадолго до начала Первой мировой войны. Уэллс провел не одну баталию, чтобы создать правила и одну из первых развлекательных игр.
Текст: Александр Карпюк