Совершенно не пишется в жару. Август — пропащий месяц. Отпускной, но не в этот год. Жара осталась, отдых перенесен на будущее. Как и море, как и расслабление. Словно кто-то всемогущий подвесил тебя за воротник, включил светильник в 1000 свечей. Без опоры, ослепленный, беспомощный. И становится себя жалко. Всех остальных тоже, но меньше. На фоне собственной беспомощности все теряет контуры, основание и перспективу… Такое себе оправдание молчания и адаптивной лени.
В последний день августа объявилась Редактор К. С прошлого моего времени «Ч» — 1 марта — прошло семь месяцев. Возможно, я был сам виноват, не успев с текстом романа к 1 марта. Возможно, так было нужно провидению. Сложно сказать. Главное было упущено — возможность диктовать условия повседневности; и последующие «муки совести» только подтвердили это. Наши с Редактором К. условности и игры не помогли. Но она появилась, и это было хорошо. И для меня, и для ситуации, и для работы. Хоть что-то из структуры прошлой докоронавирусной жизни осталось нетронутым. Она позвонила сама, после обеда, в один из взвешенных четвергов. Номер определился неизвестным, и вообще не хотелось отвечать. Но…
- Ответил. Ты молодец. Я почувствовала твое нежелание брать трубку…
- К.?
- А что? Мы же внутри спирали — всё возвращается. Твои слова.
- Редактора — не всегда.
- Женщины — всегда.
- Хм. Я думал…
- Ты пишешь?
- Нет.
- А сроки? Сроки тоже всегда возвращаются. Считай, тебя… да и меня, спас ковид. Но уже все. Отговорок больше нет. Ты же понимаешь.
- Странно. Я думал, что уже всё.
- Валера! Это у меня — всё. А долги, обязательства, литература и редактура — вечны.
Помолчали. Неловкое молчание — это не про нас. Тишина в трубке была всегда информативной — микрополя взаимодействовали. - Бросил?
Я почувствовал, как Редактор К. поморщилась. - Смотря кто кого… Он — ушел, я — бросила. Да ну! Всего лишь девять месяцев. Считай — выкидыш.
- Ничего себе. Как-то ты легко. «О, сколько нам ошибок трудных…»
- Не чуди. Все это давно стало штампом. Тем более, от тебя.
- Люблю Пушкина.
- Не ври, не любишь. Пастернак, Бунин, Бродский — твое. Поэзия не поэтов, поэзия текстовиков.
- Интересные выводы. Долго думала? Ладно, Пастернак, Бунин — в точку. А Бродский?
- Бродский не поэт. Он классический прозаик. У него отличные тексты, да — ритмические, да — рифмованные, иногда. И не спорь!
И я не спорил. Все-таки, Редактор К. — ценнейший экземпляр. Надо, все-таки, с ней переспать.
После разговора с Редактором К. все перевернулось с ног на голову. С ней так всегда бывает. Тут уж выбирай: или спокойно, но скучно, или… одно из двух. Опять штамп. Мультфильм из далекой молодости «Следствие ведут Колобки» Но… помнится.
Итак. Оказывается, все дело в кнуте: не было того, кто бы пнул, да посильнее. И второй вывод. Работать в условиях границ и рамок — самый продуктивный вариант. И чем рамки жестче, а границы четче, тем легче очиститься от лишнего, наносного, однообразного и суетного. А такого, к сожалению, амбар, и еще амбар, и склад с погребом. Жуть. Сколько оправданий есть у человека, чтобы не работать! С Редактором К. договорились на субботу встретиться и поговорить обо всем.
Август августом. Его можно не считать , хотя обидно столько времени прокакать. Но в качестве оправдания можно было бы зачесть июльские две недели жести и треша, которые случились. Ни с того ни с сего. Ничего не предвещало столь безумной авантюры. Тем более, во время расцвета коронавирусного апофеоза. Как-то я забрел на встречу с одним партнером по прошлому бизнесу в ТЦ в центре города рядом с Ледовым дворцом. Там есть одна совершенно безопасная веранда-балкон на весь этаж с официантами. На этой веранде и раньше столики стояли не близко друг от друга, а сейчас — метров на пять отодвинули. Свежий воздух, город под тобой, розовая тоскана в бокале… Чудо. Разговор был скучным и быстрым. Проговорили текущие мелочи и он ушел. Я остался и, закрыв глаза, наслаждался бликами солнца на лице и запахом далекой Италии в бокале. Как вдруг, ко мне подсел Чех, главред одного быстрорастущего СМИ. Фамилию то я помнил, забыть такое трехбуквенное обозначение не сложно, а вот как зовут… то ли Петр, то ли Вася, то ли Ваня. Знакомили в состоянии послефорумного банкета, простительно.
- Привет.
- Привет.
- Вино?
- Неа. Я — пиво.
Подошел официант. То ли Вася, то ли Петя заказал чешского бокал 0,5. «Чех заказал чешское… А что чех мог еще заказать? — подумал я и посмотрел ему прямо в глаза. — Чего он хочет?»
- Мы на ты? — спросил я, помня теперь уже о банкете.
- На вы. Но можем перейти. Не проблема.
Я кивнул. Точно мы с ним не пили. Точно разговаривали походя, мельком. Не серьезно. Но он главред большого, пусть и продавшегося СМИ. Он знает меня, и, конечно, подсел не для разговора о погоде. Хорошо, послушаем.
Чех молчал, ждал пиво, оглядывался на официанта, щелкал пальчиком. Удивляюсь его внешности. Если коротко озаглавить карикатурность картинки — напомаженный павлин. Всего много, все дорогое, но, надо отметить, на грани безвкусия, не переходя и всегда тонко балансируя. Нужно отдать ему должное. Самое яркое пятно на всем этом шедевральном дизайне был шейный платок.
Чех наконец успокоился — дозаказал орешки.
- Слушаю вас. Тебя. А то мне убегать уже…
- Сейчас. В горле пересохло. Есть дело. Тебе будет интересно. Думаю…
Принесли пиво, Чех перехватил бокал прямо из рук официанта и заглотил половину в три глотка. Сушняк, однако. - Шипит?
- Что?
- Нутро.
- Не шути. Тебе бы так… До двух ночи. Этих хмырей спаивать. У-у.
- Не сомневаюсь.
Чех сразу как-то расслабился, обмяк, достал тонкую коричневую сигаретку, прикурил от шипящей белым острым пламенем серебряной зажигалки. Пижон.
- Есть деньги, есть задача на серую командировку на две недели, нет спеца.
Я молчал. Никуда не собирался. Ничего не планировал. И был совершенно спокоен — денег хватало.
И почему я через сутки оказался на военном аэродроме в пригороде столицы, ночью, рядом с транспортным АН-72, прогревающим турбины. Совершенно не понятно. До сих пор.
Далее следует…