Он очнулся, но не там, где потерял сознание и не с теми. Кто он: жертва глупого розыгрыша, или часть жестокого эксперимента?
Ему потребуется много времени, чтобы распутать весь клубок.
2 ЧАСТЬ
1 глава.
Пробуждение было тяжелым. Глеб с трудом открыл глаза, сморщившись от невыносимой боли. Снова матерчатый свод палатки. Дежа вю, блин. Тело как из ваты, а ноги – словно в них залиты тонны свинца. Глеб понимал, что это последствия катастрофы. Возможно, он все еще пребывал в шоке. Или с ним, наконец, произошел приступ. Здрасьте, давненько не виделись.
Глеб с трудом приподнял голову и оглядел себя. Странно, бинтов и повязок нет, никаких намеков на предыдущие события. Значит, пронесло? Отделался легким испугом? Здорово. А чего же башка так трещит не по-детски?
Снаружи доносились голоса. Такие будничные, спокойные. Профессор со Сметаниным обсуждали какие-то находки.
- Археологи работают с материальными остатками деятельности человека, сохранившимися в земле, - звучал баритоном профессор. - Сами по себе эти находки являются не культурой, а ее продуктами.
Что за чушь? Им заняться нечем? Глеб намерился выйти из палатки, скинул оделяло. Он был одет. Но не в ту одежду, в которой уезжал. Значит, переодели. Как давно он был в отключке? Распахнул матерчатую полу – и тут же ослеп от солнца. Зажмурился. Сквозь сомкнутые ресницы посмотрел на горбушки палаток. Что это? Лагерь решили переоборудовать? Костровище с поваленными деревьями вместо скамеек, сейчас почему-то находилось слева от палатки. С чего это им вздумалось перестановку делать? У Глеба даже намека на причину не нашлось. Он в чужой палатке? Глеб глянул назад – нет, вон его сумка, Леркин чемодан тоже здесь валяется, наполовину выпотрошенный. Лифчик небрежно так брошен сверху. Вот же, успела перебраться обратно, засранка. Неймется ей.
Глеб, пошатываясь, вышел из палатки. И рухнул. Ноги не вынесли тяжести, подкосились. А голову сковало словно обручем. Первым его заметил профессор, кинулся помочь подняться. Как немощному. Стыдно-то как, боже мой.
- Ну что же вы… Не так резко, - запричитал профессор.
Глеб оперся на него, сам того не желая. С другой стороны подбежала Лера. Ольга и Сметанин, Ягодин - все здесь, все в сборе.
- Где бородач? – спросил Глеб и закашлялся. В горле першило.
- Какой еще бородач, Глеб Дмитриевич? – участливо спросил профессор, глядя на него из-под очков.
- Мужик… который залез ко мне в палатку. Он помог выбраться из машины, он не убийца…
- Убийца? Вы о ком? – профессор начал трусовато озираться по сторонам.
- Он не убийца, - еще раз повторил Глеб твердо.
- Ну, хорошо, хорошо, - поспешил согласиться профессор. Словно с больным каким сюсюкал. Глебу стало противно.
- И с машиной теперь… проблемы…
- С какой машиной? – опять тот же терпеливый участливый голос. И не надоело ему изображать недоумка? Глебу от души хотелось стукнуть профессора по его улыбающейся роже. Башка трещит, а этот комедию ломает.
- С такой! – заворчал он, передразнивая выражение лица ученого. - Немазаной сухой! Которая сгоре… – слова застряли у Глеба в горле. Уазик, целый и невредимый, стоял на обычном месте – слева от палаточного городка, под березами. Профессор с остальными, как по команде, посмотрели туда же.
- Похоже, он опять бредит, - шепотом сообщила Ольга, переглядываясь с другими. Таким тоном обычно общаются родственники умирающего человека.
Глеб потер виски, растерянно оглядывая собравшихся как на смотрины. А они только улыбались ему, снисходительно так, как улыбаются лепечущему младенцу. Нет, это все походило на настоящий кошмар. Не могла же авария ему присниться? Не могла!
Глеб схватился за голову. Снова накатила боль и тошнота. Он зажмурился, присел на корточки. Какие у них неприятные лица и голоса. Профессор и Ольга жалостливо смотрели сверху, Сметанин тоже прилежно изображал лицом сочувствие, а Лера испуганно хлопала ресницами.
- Сейчас пройдет, - лепетала она. - Успокойся мой хороший… Скоро… – И гладила его по голове. Лера! Гладила по голове как младенца, прижав к груди! А на него навалилась ужасная слабость. Он хотел сопротивляться, но не мог. Она держала его крепко.
- Я дала тебе лекарство. Вот увидишь, скоро пройдет.
- Что пройдет?! – крикнул он.
- Боль. Боль, мой хороший.
Он несильно оттолкнул ее. Дурдом какой-то! Вдохнул воздух и усилием воли заставил ноги слушаться, пытаясь встать. Сметанин подставил локоть. Глеб с сомнением посмотрел на предложенную руку. После последних трагических событий этот тип был не очень-то ему приятен, но так как больше никто не проявил участия, Глеб оперся на его локоть, поднялся. Не лежать же распластанным на земле. Черт, откуда у него эта слабость? Раньше такого не было. Где Сотеев? Тот вынырнул из соседней палатки, как будто услышав зов приятеля, и направился этакой неспешной походкой. Спокойный, загорелый. Подтянутый, как обычно.
- Глеб, я тебя просил не выходить. Пару часов не мог перетерпеть? Человеческим языком объясняю тебе…
Сотеев подошел и по-хозяйски привычно заглянул Глебу в зрачки, оттянул веко. Глеб отшатнулся, шлепнул Сотеева по руке. Тот не обиделся.
- Ну-ну, не ершись. Я все понимаю, но и ты пойми… Это всего лишь лекарства, разработанные людьми, а не чудодейственное вмиг излечивающее средство. – Губы Сотеева на секунду изогнулись в легкой усмешке. - И принимать его нужно как полагается. Иди, еще полежи.
- Какое лекарство? Что ты мне всадил?
Глеб стиснул кулаки, но непослушные пальцы тут же разжались. Да что ж с ним такое-то в самом деле? Он чувствовал себя разваливающимся на куски. Мозги так же отказывались служить. Сосредоточиться было довольно сложно. Что-то мешало, уводя сознание в сторону.
Глеб окинул всех взглядом. Те невинно глядели на него, хлопая ресницами. Да ведь это было уже! В первый день, когда он проснулся здесь. Вот так же они смотрели на него, раскрыв рты, будто он разговаривал с ними на китайском языке. Да елки-палки! Реальный день сурка!
- Кто-нибудь, объясните ему, что происходит, - Сотеев принял усталый отрешенный вид, скрестив руки на груди.
- Было бы любопытно. Уж объясните мне, дураку, - ломался Глеб.
Все разом оглянулись на профессора. Тот глубокомысленно вздохнул, не зная, с какого края «заехать», наконец, сказал:
- Глеб Дмитриевич, вы как? Хорошо себя чувствуете?
Глеба чуть не порвало:
- Как??? Хреново я себя чувствую! Я только что побывал в аварии! Уж я не знаю, где вы достали новый уазик, может у вас запасной был, но тот точно сгорел, прямо у меня на глазах. И если бы не бородач, то мой пепел уже развеял бы горный ветер. Где он, «спасибо-то» сказать некому. Вы хоть видели его? Я про бородача спрашиваю, а не про ветер.
Глеб смотрел в эти глаза и не понимал, чего в них больше – недоверия, страха, осуждения?
- Опять он про эту аварию… - зашептала Ольга мужу. – У него повышенный уровень тревожности.
- Это у тебя повышенный уровень тупости! – заорал на нее Глеб.
Ольга обиженно передернула плечами. Все, кто был в лагере, смотрели на него сочувственно. Глеб ничего не понимал, но видел, что здесь что-то совсем не так. Что-то намного серьезнее и ужаснее оказалось за кадром. Может, он потерял какой-нибудь внутренний орган? Да нет, ерунда же. А эти смотрят. Так бы и огреть по их жалостливым рожам!
- Глеб, не было этого. Не было аварии, и мы никого постороннего здесь не видели.
- Что ты от меня скрываешь? – Глеб угрожающе пошел на Сотеева. Но тот не думал пугаться. А только развел руками и с сарказмом продекламировал:
- Я скрываю? Да боже упаси! У тебя рак мозга, последняя стадия, а я скрываю?