Анатолий Сурцуков
Рисунки Владимира Романова
Взгляд его был тяжёл, суров и надменен. Буравя маленькими, чуть навыкате, глазами намеченную жертву, он лишал её воли к сопротивлению, не давая возможности даже подумать о малейшей попытке избежать уже свершившейся предопределённости. Его тело, одно из совершеннейших созданий природы, состоявшее только из нали-тых силой мышц, было, как туго сжатая пружина, всегда готово к немедленному действию. Крепко сжатые челюсти с красиво вычерченной линией рта лаконично свидетельствовали о решимости характера и бескомпромиссности при достижении своей цели. Величественная осанка, гордая посадка головы, неспешная, лёгкая, и, вместе с тем, уверенная поступь ясно указывали на благородство кровей многих предшествующих в его роду поколений. Ясный взор венценосца снисходительно-милостиво взирал на подданных. И только хвост…
Да, только хвост, этот неуклюжий, купированный кусок плоти, как дань дурацкой моде, выпадал из общего великолепия скульптурного совершенства всего облика пса породы доберман, который сидел напротив гостей, на кухне своего хозяина. Хозяином этого чуда природы был Слава Макаров, начальник гарнизона одного из южных авиационных образований во времена второй чеченской кампании. Его гостями были Толя Аникушин и Слава Егоров, замечательные лётчики, которые открыли новую страницу в истории вертолётной авиации. Они впервые в мире на вертолёте соосной схемы под броским названием «Чёрная акула» воевали в реальных боевых условиях. Это позволило перевести в глазах мировой авиационной общественности указанный аппарат из разряда салонно-полигонного в категорию действительно боевого вертолётного комплекса, тем самым подтвердив его реноме грозной, современной, перспективной машины, с которой противнику придётся считаться, если что.
Пилоты пребывали в благодушном настроении. Командировка в горячую точку завершалась. Задачи, поставленные командованием, выполнены успешно. Возвращаясь домой, на промежуточном аэродроме решили они воспользоваться приглашением однокашника по училищу погостить у него, пока погода по маршруту образуется и можно будет лететь дальше.
Хозяин представил их царственной особе. В ответ пёс чуть склонил голову влево, дав понять, что «верительные грамоты приняты». В свою очередь, продолжив церемониал знакомства, Макаров довёл товарищам, как следует обращаться к его любимцу: «Кайзер Дитрих Вильгельм Гогенцоллерн Браунштубе!». Сокращённо – Кайзер. При произнесении столь пышной тирады пёс приосанился, взгляд его ещё больше построжал.
Мужики присмирели. Как-то разом расхотелось потрепать собачку за ухом. Даже мысль о протокольном поглаживании показалась крамольно-бестактной. Подобрав под себя поближе ноги и сложив руки повыше колен, гости, стараясь не смотреть в сторону пса, завели с хозяином неспешную светскую беседу «о делах, товарищах». Ведь столько всего произошло за время, прошедшее со времён их выпуска из училища.
Постепенно атмосфера встречи боевых друзей стала теплеть. Некоторая скованность, имевшая место в начале беседы, улетучилась. Всё чаще в комнате стал раздаваться весёлый смех здоровых во всех смыслах этого слова мужиков. Хозяин, не прерывая беседы, начал накрывать на стол. Порезал бутерброды с колбаской. Зашкворчала сковородка с яичницей, сдобренной шматками аппетитного сала. Маринованные грибки урожая этого года вздыбились горкой в хрустальной вазочке. Хрусткие огурчики, бокастые, пунцовые помидоры южной породы вальяжно возлегли на блюдо. Само собой, запотевшая бутылочка водки из холодильника заняла своё почётное место посреди всего этого великолепия.
Головокружительный запах растёкся вокруг, исторгая у проголодавшихся воителей обильную слюну. Предвкушая пиршество, друзья оживились. Два месяца на тушёнке в полевых условиях, конечно, сказались на восприятии простых радостей жизни. Макаров, продолжая что-то рассказывать, колдовал со сковородой у плиты, повернувшись спиной к столу. А друзья не могли отвести глаз от будоражащего воображение натюрморта.
В это время, подойдя к столу неспешной, вальяжной походкой скучающего вельможи, доберман небрежно, одним движением, смахнул язычищем полтарелки с бутербродами. После чего, сохраняя невозмутимость, занял своё место в углу. Всё произошло в одно мгновение, как будто на видео при показе нажали перемотку. Обернувшись, хозяин удивился опустошённости тарелки, но не подал виду, что заметил бестактность товарищей, не дождавшихся начала застолья, объяснив это для себя некоей степенью их одичалости за время боевых действий.
Пополнив убыль на тарелке с бутербродами, Макаров пригласил гостей к столу. Охлаждённая водка тягучей струёй полилась в хрустальные рюмки. Застолье друзей приобрело положенную задушевность и теплоту откровений. Начал соскальзывать панцирь, закрывавший сердца пилотов на войне, уберегавший их от шока при постоянном чувстве опасности. Тепло разливалось по телу, делая людей мягче, добрей, беззащитней. Жаждалось любви и понимания, если не во вселенском масштабе, то хотя бы на местном уровне.
Хотелось песен. Причём обязательно тягучих, напевных, в которых можно почувствовать простор и ширь души русской, необъятность её и непости-жимость. Скоро дом. Семья, дети… Всё. Кошмар остался позади. И эта проклятая война, и это постоянное ощущение взгляда противника через прицел на себя, и преследующий повсюду запах кислой вонищи от сгоревшего пороха, грязь и неустроенность, навечно впечатанные в память картинки трупов и окровавленных бинтов на грязных лицах раненых! Всё. Мы летим домой! Так думалось мужикам на этом случайном жизненном полустанке, куда занесла их судьба…
И тут у них появилось до боли знакомое ощущение. Они снова почувствовали на себе тот самый взгляд врага. Наваждение, от которого ещё не успели отвыкнуть. Просканировав пространство вокруг себя, Егоров и Аникушин обнаружили источник грозившей им опасности. Это был Кайзер, сидевший в углу неподвижно, как статуя, и не спускавший с них глаз. Как только хозяин отвернулся, потянувшись к холодильнику за новой бутылкой, пёс снова подошёл к столу и проделал тот же самый манёвр с таким же проворством.
Макаров, обернувшись, опять подивился скорости исчезновения закуски, но опять не подал виду, что несколько обескуражен поведением гостей. И тут до боевых лётчиков дошло: «Ё-моё! Так ведь он не жрать хочет. Он ведь унизить нас пытается!».
Кайзер сидел, слегка склонив на бок голову, и насмешливо-презрительно, с чувством величайшего превосходства взирал на оппонентов. Между ними состоялся немой диалог при обмене выразительными взглядами. На уровне подсознания.
«Ты что ж, гад, творишь?!».
«Это кто тут у нас? Что ли, вот это вот, двуногая особь, неудачное создание природы, ошибка эволюции? Без шерсти, без обоняния, без когтей и клыков, которая двигается со скоростью черепахи, не способна даже зайца догнать, чтобы добыть себе пропитание? А эта идиотская привычка ходить на двух задних лапах! Да тебя ж за версту видно! От тебя ж вся добыча заранее сбежит, и след её ты не увидишь! И не услышишь. Ты ж, по сравнению со мной, не слышишь ни черта! Вообще непонятно, как ты размножаешься при таком экстерьере и деловых качествах! Тебе ж, чтобы самкой обладать, столько нужно условностей преодолеть! То ли дело мне, никаких проблем, как только в пределах досягаемости она окажется!».
И взгляд Кайзера приобрёл ещё более ощутимое значение всеподавляющего превосходства представителя своего вида животного мира. Снова стол пополнился яствами. Опять создалась благоприятная ситуация для разбойного нападения. Опять Кайзер ПОШЁЛ! Он шёл к своей, как ему казалось, законной добыче, поступью оккупанта, с уверенностью, данной ему природой и убеждённостью в своей правоте, правоте более сильного самца. Альфа-лидера, вожака, завоевателя! Казалось, по комнате разливались звуки бравурного военного марша, цокот когтей сливался и множился в унисон тысяч умноженных рядов, беспощадной стальной лавиной сметающих всё на своём пути, и не было силы, способной остановить это нашествие!
И вот, когда цель набега уже была почти достигнута, произошло нечто, противоречащее всему ходу развития событий! Внезапно что-то стало препятствовать неумолимому движению чёрно-коричневого нашествия. Мотнув головой, Кайзер обнаружил на своём пути ногу Егорова. Реакцией на движение сопротивления было безмерное удивление. Удивление переросло в гнев, который болезненной судорогой исказил сановное чело. Досадливо поморщившись, завоеватель неторопливо обнажил клинки зубов, давая понять, что шутить с такими аргументами не стоит. Вдруг тулово монстра содрогнулось от мощного удара увесистого кулака Аникушина. Послышалось глухое, короткое вяканье. Недоумение, непонимание происходящего отразилось на морде собаки.
Посчитав это досадной случайностью, Кайзер попытался было продолжить наступление, но быстро убедился, что не тут-то было. Русские лётчики продолжали упрямо стоять на его пути, мешая завершить запланированную акцию. Перегруппировавшись, противник занял исходную позицию для повторной атаки. Его наступательный порыв ещё не иссяк. Как только создались благоприятные условия для наступления, он снова пошёл на прорыв!
Макаров даже и не подозревал о накале страстей развернувшейся битвы. Он продолжал оживлённую беседу с гостями, периодически отвлекаясь на восполнение потерь в закуске и выпивке, не давая опустеть по-южному щедрому столу.
И вот в тот момент, когда он отворачивался, происходили основные события на поле брани борьбы видов. Надо отдать должное прусской врождённой воинственности и упорству, с каким представитель четвероногих стремился завоевать новые территории. Он рвался к цели снова и снова, невзирая на упорное сопротивление оборонявшихся.
Ожесточение сторон нарастало. Видя, что прямой, лобовой атакой достичь цели не удаётся, Кайзер Дитрих Вильгельм Гогенцоллерн Браунштубе предпринял обходной манёвр. Сделав вид, что всё это ему надоело, и дальнейшие телодвижения в обозначенном направлении его уже мало интересуют, он возлёг на коврик в углу, лицемерно прикрыв глаза и приняв выражение невозмутимости сфинкса. Только мелкие подёргивания ушей выдавали его тщательно скрываемое напряжение чувств.
Расслабившиеся после прекращения вражеских атак друзья наконец-то смогли без помех воздать должное водке и закуске. Застолье достигло той фазы, когда, позабыв о всех проблемах, сидящие за столом стали говорить много, разом, и громко. Дым клубами висел в воздухе, смешивая свой ужасный запах с не менее ужасным запахом селёдки, вызывая спазмы у любого нормального живого существа, что отнюдь не мешало двуногим иметь почему-то довольный, даже весёлый вид. Гримаса отвращения исказила морду добермана.
Дождавшись момента, когда присутствовавшие за столом люди перестали обращать внимание на всё, что творилось вокруг него, пёс осторожно приподнялся со своего коврика. Деланно лениво потянувшись, стелющейся, крадучей рысцой пересёк комнату, обогнул сидящих позади, и, точно выверив направление, вцепился в ногу намеченной жертвы. Это был Аникушин.
Боковым зрением, не отпуская захвата, Кайзер, торжествуя, увидел, как исказилось от боли лицо врага. Наслаждаясь восхитительным ощущением удовлетворённого чувства мести, услышал сладкую музыку исторгнутого противником вопля.
Безраздельная радость от достигнутой победы охватила всё его существо! Казалось, теперь уже никаких преград на пути не осталось! И тут всесокрушающий удар Аникушина достиг самой уязвимой точки на теле противника, заставив его взвыть во весь голос и закрутиться на месте, как подбитый танк! Да, эффект был велик, как сказал бы великий комбинатор!
Вся спесь, всё былое величие пруссака мгновенно улетучились. Торчащие, как флаги, уши непостижимым образом обвисли. Тулово подвернулось, от горделивой осанки не осталось и следа.
Взгляд потомка королевских кровей приобрёл тоскливо-жалостливое выражение. Поскуливая, выгнув спину, семенящей старческой походкой пёс занял своё место в углу. Свернувшись калачиком на коврике, прикрыв лапами глаза, он лежал тихо-тихо, поглядывая украдкой на дверь, чтобы при первой оказии шмыгнуть в неё. Теперь все его желания были сосредоточены только на этом.
Аникушин горделиво взглянул на поверженного, и, обращаясь к нему, победно произнёс: «Ну что? Блицкриг, говоришь, а? Вот зря вы своего Бисмарка не слушались! Сколько ж он вам говорил, не лезь на русских! Нет ведь, каждый раз по-новой объяснять надо!».