«Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно, ибо Господь не оставит без наказания того, кто произносит имя Его напрасно» (Исх. 20:7).
С началом протестов белорусской оппозиции, сразу после президентских выборов 9 августа, в поддержку протестных акций зазвучало песнопение «Магутны Божа», составленное в виде молитвы и исполняемое с соответствующим пафосом. Это произведение уже давно пытаются использовать в качестве белорусского гимна с заметным политическим и даже националистическим подтекстом. Происхождение и история данного песнопения порождают споры и разногласия, а его молитвенная форма делает преодоление разногласий особенно трудным, поскольку религиозная тема весьма деликатна.
Верующим известны некоторые приемы разрешения подобных ситуаций, и одним из таких приемов является обращение к десяти Божьим заповедям. Приложение заповедей к конкретному случаю помогает христианину определить правильную позицию. Третья заповедь гласит: «Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно» (в славянском исполнении: «Не приемли имени Господа Бога твоего всуе»). Нарушением этой заповеди является всякое употребление Божьего имени неподобающим образом: впустую, без внимания, без уважения или даже с осуждением и хулой против Бога.
Более глубокое осмысление этой заповеди открывает и такую форму ее нарушения, как намеренное использование имени Бога в неподобающих целях, никакого отношения к Богу не имеющих, а то и богопротивных. Коварство такого нарушения в том, что внешняя форма у него может быть вполне благостная, совершенно молитвенная, как бы со вниманием и почитанием, но цель преследуется суетная: бытовая, коммерческая, политическая, возможно и греховная, и преступная. И вот использование песнопения «Магутны Божа» в качестве политизированного гимна, да еще в обстоятельствах борьбы за власть, очень похоже на такой случай.
Коллективное исполнение «Магутны Божа» работниками белорусской филармонии, вышедшими на поддержку протеста вскоре после выборов, сопровождалось демонстрацией плакатов (про украденные голоса и про насилие) и явно имело политическую направленность. В это же время на протестно-политическом поприще отметились и некоторые священники: исполнением того же гимна, стоянием в пикетах и произнесением в храме с амвона вместо духовной проповеди пламенных революционных речей, достойных митинговой трибуны. В насилии они обвинили только власть, но не протестных боевиков, которые первыми стали нападать на милицию и спровоцировали насилие. А ведь это искажение правды, и это тоже похоже на нарушение третьей заповеди.
Служба пастырей – не в исправлении политической системы, а в исправлении и спасении человеческих душ, мир и смирение они должны утверждать собственным примером, а склонность к иному поведению и иной деятельности надо бы выявлять в себе до получения священнического сана.
Хроника событий указывает, когда и где авторитет священников и божественные песнопения могли бы послужить к предотвращению насилия. Сразу после выборов, во время ночных противостояний, когда организованные и подготовленные отряды крепких физически боевиков-провокаторов нападали на милицейские кордоны, а милиционеры были вынуждены защищать не только порядок, но и свои жизни. Однако как раз там ни священников-миротворцев, ни благостных песнопевцев не оказалось. И вразумлять обнаглевшую протестную молодежь они не стали. Пришлось действовать силовикам, в соответствии со служебным долгом и доступными им методами.
Когда силовые акции оппозиции были пресечены решительными действиями правоохранителей и попытка быстрого сноса власти провалилась (именно так было остановлено насилие!), организаторы протеста перешли к нечистоплотному лукавству: последствия ими же устроенного физического противостояния стали использовать для обвинения власти в насилии, не стесняясь преувеличивать и додумывать лишнее. Вместо боевиков на улицы вывели женщин с их женскими провокациями, по-своему отвратительными. Но особенно показателен массовый женский визг. Это не просто человеческая деградация, но и деградация духовная, это явное проявление коллективного беснования. Визжащую женскую гвардию осталось только на метла посадить, издавать звук взлетающего истребителя они уже научились.
Матери и отцы потащили в гущу протеста своих детей – что это, глупость, психоз или все-таки духовное помрачение? Не пора ли поддерживающим протест священникам обратить внимание на то, что протестующие на улицах уже чем-то одержимы, и похоже отнюдь не Святым Духом? Тут и впрямь, хоть Святых выноси, впору крестные ходы проводить, но только не с политическими требованиями, а как положено – во Славу Божью, в умиротворение и спасение душ. Вот бы священникам выйти к своим митингующим чадам и сказать им: давайте остановимся, давайте успокоимся, давайте споем вместе «Магутны Божа»! Но нет, по-прежнему это песнопение предпочитают исполнять в поддержку вот этих протестующих, к дальнейшему обострению их протестного и духовного состояния.
С сожалением приходится отмечать, что наличие якобы всебелорусского объединительного гимна «Магутны Божа» в этот кризисный период не послужило к примирению и успокоению. Напротив, можно заметить, что это песнопение используется не как объединительное и умиротворяющее, а скорее как подстрекательское, побуждающее одну из сторон конфликта к эскалации противостояния, к разжиганию разрушительного бунта. А может сие произведение именно для этого и создавалось?
Свойства и судьба объекта во многом определяются источником его происхождения. По церковной традиции, составление молитв и написание икон не может быть доверено любому. Иконописец должен заслужить и получить особое благословение, а христианские молитвы происходят из глубины духовного опыта Церкви. Великие молитвенники, святые отцы и старцы, отказавшись от мирского, искренне молились Богу, и некоторые их молитвы по Божьему промыслу становились достоянием всех верующих. Теперь и мы, как умеем, пытаемся молиться этими молитвами, как бы совместно с их святыми составителями. А откуда происходит «Магутны Божа»?
Текст его - стихотворение (авторское название "Малiтва"), написанное в 1943 году в оккупированном немцами Минске. Автор - поэтесса Наталья Арсеньева, на тот момент сотрудничала в профашистской "Минской газете" (а до этого, по опубликованным данным, была завербована советскими спецслужбами в качестве агента для разработки белорусских националистов). В 1944 году эвакуировалась вместе с мужем и с немцами в Германию.
Ее муж Франц Кушель - бывший русский офицер, получивший ордена и дезертировавший из армии, затем белорусский националист при немцах, затем польский офицер на службе у Пилсудского, затем находился в советском плену и, по некоторым данным, сотрудничал с НКВД, избежал репрессий, был освобожден и отправлен под надзор в Белоруссию. В первые же дни гитлеровской оккупации попросился на службу к немцам и был принят в минскую вспомогательную полицию. До конца войны состоял на военной службе у немцев, в т.ч. в войсках "СС", готовил военные кадры, в т.ч. для карательных операций. В конце войны дезертировал и сдался американцам.
После войны Арсеньева и Кушель жили в Западной Германии, затем в США, участвовали в деятельности белорусской националистической эмиграции. В качестве религиозного гимна этой эмиграции стал использоваться положенный на музыку текст стихотворения Арсеньевой - "Магутны Божа". Таково происхождение и изначальное предназначение сего песнопения. Какая же это молитва, какого действия от нее ожидать? Если это духовный гимн, то от какого духа он происходит?
Вспоминаются духовные предостережения о том, что враг рода человеческого постоянно искушает нас, и порой весьма изощренно - в частности, он может предстать перед человеком в образе прекрасного светлого ангела, увещевать внешне благостно, но при этом уводить в грех и в погибель. Несмотря на красоту текста и мелодии, к гимну «Магутны Божа» следует относиться с большой духовной осторожностью. Слова сами по себе вроде хороши, но их применение в сочетании с политическими атрибутами может соединить совсем не с Богом, а с чем-то другим.
Если бы песнопение «Магутны Божа» употреблять долгое время в качестве именно молитвы к Богу, очищенной от всякого иного понимания и смысла, если при этом искренне молиться с должным смирением и любовью, то со временем, возможно, оно зазвучало бы иначе. Но пока более вероятно ожидать все новых активаций этого текста в качестве политического гимна и использования его в политических целях. Ну тогда не нужно воспринимать это как молитву.
Христианских молитв у нас, Слава Богу, довольно, только мы не очень-то ими молимся, порой молимся машинально, без понимания смысла, без искренности, не принимая в свою душу. Вот на свободное от святых молитв место и проникают подложные молитвенные суррогаты. А может нам самим хочется чего-то другого? Вместо молитв покаянных ради Царствия Небесного мы ищем молитв об утверждении земного национально-политического проекта, в котором надеемся реализовать наши собственные представления, убеждения, вожделения, наше самомнение, нашу гордыню. Но ведь это уже не в Бога вера и не Богу молитва. Да и земные надежды скорее всего будут здесь обмануты.