Стремление к усложнению
Большой Взрыв можно представить как разделение исходной #сингулярности на вещество-энергию и пространство-время. Таким образом, возникли первые степени свободы, а с ними и возможность разных исходов. Начался рост #энтропии и процесс противодействия ему, выразившийся в возникновении неоднородностей с самого начала. Согласно современным представлениям, «нормальным» веществом стала примерно миллиардная (!) доля вещества-энергии – это диспропорция между #материей и антиматерией, остальное аннигилировало и стало «чистой» энергией. Это было первым актом усложнения возникшей #Вселенной, т.е. появления «выделенной» материи в количестве, на 9 порядков меньше изначальной субстанции. Стремительное расширение Вселенной, т.е. упорядочение движения и переход части энергии из кинетической в потенциальную, привело к снижению энергии хаотического движения, т.е. температуры. По мере охлаждения молодой Вселенной прото-вещество, преимущественно бозоны и лептоны, образовали первые химические элементы – водород и гелий.
Несколько слов о фазе инфляции. В большинстве источников о ней говорят глухо – дескать, введение допущения о расширении ранней Вселенной со #сверхсветовой скоростью делает теорию непротиворечивой. Но была ли эта скорость сверхсветовой по собственным часам тогдашней Вселенной? Для такого раннего этапа поправка на нелинейность (условную логарифмичность) шкалы дает, ни много ни мало, несколько порядков, что избавляет и от потребности в столь сильном допущении. Можно сказать, что существует такая шкала времени, в которой расширение Вселенной оставалось суб-световым.
Вторым усложнением, где #флуктуация была агентом, очевидным на макроуровне, стало формирование неоднородностей в ранней Вселенной. #Гравитации (которая, кстати, тоже «выделилась из сингулярности») достаточно было «зацепиться» за малейшую неоднородность плотности, т.е. пространственного распределения вещества, как стягивание последнего к ряду возникших случайным образом центров аккреции стало быстро прогрессировать. В таких сгустках вещество, уже было остывшее, снова разогревалось благодаря обратному выделению гравитационной энергии при падении частиц друг на друга – и наконец, загорелись первые #звезды и начались реакции термоядерного синтеза. Во Вселенной стало расти разнообразие звездных скоплений, а также химических элементов легче железа – это можно считать ее третьим усложнением.
Четвертый шаг к усложнению был сам по себе сложнее, т.е. более комплексным. Скорость термоядерных реакций, катастрофически растущая по мере приближения процесса синтеза к железу, вела к взрывам сверхновых. Выделявшееся при этом излучение способствовало образованию еще более тяжелых элементов – опять-таки, на уровне отдельных флуктуаций, отдельных случайных столкновений, ведущих к образованию химических элементов с атомной массой уже не 56, как у железа, а 100, 200 и более. Во вновь образующихся звездных системах тяжелым элементам была уготована особая участь – хотя часть их, вместе с легкими, втягивалась в центры систем, остальные приняли участие в образовании сгустков на орбитах вокруг этих центров (планетезималей). Сгустки обладали высокой плотностью даже при умеренной, по космическим меркам, массе, которой бы не хватило для образования плотных тел только из легких элементов – последние должны скопиться в количествах, сопоставимых с нашим Солнцем, чтобы гравитация сжала их в плотный шар. Такое ограничение массы, а значит, и гравитации, не создавало условий для запуска термоядерных реакций – так рядом со звездами появились планеты. В отличие от звезд, где химические элементы существуют практически только в одном виде – плазмы – для планет характерно еще одно новшество в виде образования различных минералов, то есть молекулярных агрегатов, хотя еще довольно простых по структуре.
Таким образом, четвертый шаг включал сначала формирование длинного ряда тяжелых элементов, а затем образование планет, причем в состав последних вошла очень незначительная, от общей, доля легких элементов, и гораздо более существенная доля тяжелых. Усложнилась не только вся система космических тел, пополнившаяся планетами вдобавок к уже существовавшим звездам, но и богатство химического состава Вселенной, и, быть может главное – впервые важную роль стали играть молекулярные формы вещества. И снова – на все тяжелые элементы, на все планеты, на все молекулы пошло меньше тысячной доли наличного вещества, остальное же и по сию пору представлено атомарным водородом и, в гораздо меньше степени, гелием, собранными в звездах либо рассеянными в межзвездном пространстве. Простые молекулы в межзвездном газе, впрочем, тоже представлены, но у них очень мало шансов поучаствовать в каких-либо процессах именно в молекулярном виде.
Уже известно, что Солнечная система не является уникальной. Прорыв в наблюдательной астрономии последних десятилетий и, особенно, нескольких последних лет (результат появления космических телескопов, из которых более всех на слуху Hubble, и телескопов с адаптивной оптикой таких, как VLT) позволил нам только в ближайшем к нам «уголке» нашей галактики открыть несколько тысяч планетных систем вокруг звезд, включающих порядка 10 тыс. планет, и каждый день число открытий растет. Мы также далеко продвинулись в определении химического состава Вселенной, и то, что уже известно, позволяет с высокой долей уверенности говорить о множественности планетных систем и за пределами зоны прямого наблюдения. Гораздо сложнее вопрос о жизни и разуме за пределами хотя бы Солнечной системы. Здесь не обойтись без экстраполяции, которую пока нельзя подтвердить – как, впрочем, и опровергнуть.
Итак, пятым шагом «Вселенской антиэнтропийной эволюции» было возникновение жизни. Автор не сторонник теории «панспермии» – расценивая возникновение планет с большим разнообразием химического состава и преимущественно молекулярной структурой вещества как очередной этап указанной #эволюции, он рассматривает появление живого вещества как следующий и непосредственно вытекающий этап, который является «общекосмическим» в смысле общей закономерности, т.е речь идет о параллельном зарождении жизни сразу на множестве планетных «плацдармов». При этом, все наши суждения в данной области могут строиться только на основе нашей собственной планеты. Количество живой материи на Земле в разные эпохи сильно варьировало, но в любом случае можно сказать, что оно, как минимум, на 9 порядков меньше общей массы планеты – то есть, мы и дальше имеем тенденцию выделения очень и очень малой доли вещества для создания вещества с весьма и весьма усложненной структурой.
Вообще, определение и нумерация «шагов» вещь очень условная. Возможно, события, о которых сейчас пойдет речь, не столь радикальны, как уже перечисленные, но их нельзя не отметить как важные вехи на описываемом пути.
Итак, шаг шестой – появление многоклеточных организмов, представляющих новый этап на пути усложнения. Это первый этап, на котором можно говорить о наличии некоего взаимодействия, при котором присутствует обмен не только веществом и энергией, но и информацией (именно обмен, а не только передача по наследству). Это также и первый шаг к сотрудничеству – пока еще между клетками – дополнившему конкуренцию.
Седьмой шаг, во многом перекрывающийся с шестым – появление полового размножения. Это довольно парадоксальное явление – с одной стороны, количество генных комбинаций резко возросло, что формально можно было бы считать ответным ударом энтропии; с другой, именно партеногенез неудержимо ведет к дивергенции, дроблению вида, тогда как половое размножение позволяет поддерживать стабильный гено- и фенотип, сохраняя идентичность вида и одновременно – дает запас прочности для приспосабливания хотя бы за счет изменчивости в резко нестабильных условиях. Главным здесь я все же считаю именно фактор стабилизации, сохранение большой популяции с выраженной идентичностью и сильным мотивом взаимодействия индивидов (инстинкт продолжения рода), генерирующим ряд других социальных аспектов.
Отсюда вытекает шаг восьмой – появление устойчивых социальных структур, т.е. связей между отдельными организмами, обусловленных не непосредственно физиологией (как, например, у кораллов), а волевым взаимодействием особей, физически не зависящих друг от друга, но так или иначе понимающих общую выгоду согласованного поведения. Переход от простой концентрации (и конкуренции) особей в период размножения к постоянным коллективам можно наблюдать уже у целого ряда членистоногих и относительно простых хордовых, т.е. насекомых и рыб. Впервые в истории появляется супер-сложная структура, взаимодействие внутри которой уже не сводится непосредственно к химическим и физическим формам. И, конечно, в связи с этим нельзя не упомянуть еще раз сотрудничество, подпирающее, а в чем-то и вытесняющее оголтелую конкуренцию.
По-видимому, вполне закономерно, что наиболее сложные и частые (по проценту охваченных видов) социальные связи наблюдаются у классов животных, где партеногенез, т.е. бесполое размножение, или сохранился только в виде рудимента, бесполезного для продолжения рода (птицы – способны откладывать неоплодотворенные яйца, из которых развитие зародыша не происходит), или исчез вовсе (млекопитающие). Практически только этими классами, с немногими возможными исключениями, ограничиваются и такие явления, как обучение потомства и способность распознавания отдельных индивидов. Наконец, им свойственен комплекс симпатии, эмпатии, альтруизма и многого другого, всего того, что мы называем ЛЮБОВЬЮ – чисто психологическая связь внутри групп и между отдельными особями, сама по себе во многом иррациональная, но абсолютно необходимая для складывания сложных, многомерных и многослойных общественных отношений. Сюда надо добавить ДОВЕРИЕ и ЧУВСТВО СПРАВЕДЛИВОСТИ (они ВСЕГДА присутствуют в любви, но также существуют и по отдельности) – это силовой каркас крупных многоярусных социальных структур.
Все перечисленные восемь шагов были необходимы, чтобы появилась возможность для девятого – возникновение #разума. Сразу скажу, я не согласен с теми, кто считает разум монополией рода Homo– как и на предыдущих этапах, здесь следует говорить, скорее, о постепенном складывании новой формации, с рядом «пробных», переходных форм. Несомненно, весь комплекс, описанный в «шаге восьмом», в полной мере свойствен довольно большому числу видов птиц и млекопитающих, и неудивительно, что некоторые из них, образно говоря, уже перенесли вес на одну ногу, чтобы другой сделать этот вот девятый шаг, а то уже и оторвали ее от земли. Способность высших приматов, псовых, вороновых (и не только их) к рассудочной деятельности не подлежит сомнению, и каких-нибудь полмиллиона-миллион лет назад тогдашний уровень способности людей к орудийной деятельности выделял их на фоне представителей упомянутых отрядов едва ли заметнее, чем последних – на фоне, скажем, пресмыкающихся.
Подчеркнем еще раз, что на каждом шаге для его свершения выделялась лишь малая доля исходной материи – и в наши дни основная часть биомассы приходится на существа с очень низким, сравнительно с хордовыми, уровнем организации, количество видов резко сокращается по мере усложнения их социальной организации, а Homo Sapiens вообще один на вершине пирамиды. По чисто валовому показателю – на нейроны, в масштабах всей жизни на Земле, приходится доля вещества, на много порядков меньшая всей биомассы. Иное, видимо, невозможно – для очередного прорыва «сквозь энтропию» каждый раз необходима концентрация на узком участке фронта, так сказать. Негэнтропия – локальна, она возможна лишь за счет «размена территорий», причем в обескураживающей пропорции. Разум – это уже почти воплощенный порядок (не следует путать с неразумными поступками человечества), это вызов энтропии, каких еще не было в истории до его появления.
Таким образом, разум – это все-таки результат эволюции, причем не конечный, результат противостояния самого естества природы необратимому движению в вечность. Его можно уподобить буруну на поверхности потока, который возникает при попытке этот поток замедлить и все же уносится дальше вместе с потоком – но насколько сложна, как быстро меняется ажурная вязь буруна! Хотя носители разума индивидуальны и материальны, сам он может быть только коллективным – в том смысле, что он есть продукт развития коллектива биологических организмов с очень сложной внутренней структурой отношений между членами. Человеческий индивид, с рождения лишенный общества, лишен и разума. Разум, способный на замыслы – это продукт и, возможно, промежуточный этап, который позволит в далеком будущем говорить о развитии чего-то уже как результата замысла; сейчас же мы, в лучшем случае, у его начала. А вот замысел, предшествовавший якобы всей эволюции (не говоря уже о создании современного мира в готовом виде) – нонсенс, или скорее наивная интерпретация еще неокрепшего разума при первых попытках осознать самого себя.
Религиозное сознание и есть, собственно, ранняя форма рефлексии, смутного еще осознания разумом того факта, что он представляет собой новую, ранее небывалую супер-структуру, не тождественную любому отдельно взятому человеку. Неудивительно, что ощущая наличие этой структуры и не видя ее материального средоточия, человеческая мысль долго приписывала ее чему-то или кому-то внешнему по отношению к человеку, заодно возлагая на «это» и ответственность за явления материального мира. Любопытно, что в некоторых политеистических религиях можно усмотреть отдельные божества, «ответственные» почти исключительно за гуманитарные вопросы. Даже в христианстве нетрудно увидеть, что всемогущество, роль творца и прочие атрибуты власти над природой ассоциируются в основном с богом-отцом, унаследованным от более древних, более натуралистических представлений, тогда как бог-сын «заведует» почти исключительно человеческими делами, а дух святой – уже почти прообраз информации, рассматриваемой отдельно от носителя.
Отдельно следует обратить внимание на то, что процесс все более ускоряется – по внутренней шкале. По ней, от БВ до планковского времени прошло бесконечно много времени, а потом все стало сжиматься – сначала счет шел на десятки логарифмических декад (до образования элементарных частиц), потом на единицы (до формирования звездных скоплений), а затем на все более и более короткие промежутки. Разум существует просто исчезающе недолго – если условно посчитать, что человечеству миллион лет, то это менее одной тридцатитысячной декады! А знание, которое мы называем научным, занимает еще на 3 порядка более короткий промежуток, эпоха НТР – на 4 порядка. Возможно, уже на нашем веку в недрах человечества возникнет суперцивилизация, вроде люденов Стругацких (шутка). Если же серьезно, то я придерживаюсь взгляда, что описанные девять шагов имеют вселенский характер, но мы не можем вполне в этом удостовериться, пока не наступит десятый шаг (прошу не ругать за приверженность к круглым числам, так получилось) – объединение разума уже не в планетарном масштабе (мы и этого-то не вполне еще достигли), а во вселенском, что-то вроде «эры Великого Кольца» Ефремова.