Найти тему
Дачник-пенсионер

Расцвет совка. Взгляд классового врага

Коллаж автора
Коллаж автора

Четвертая часть истории одной семьи и история нашей страны. Здесь была первая часть, здесь - вторая, а здесь - третья.

В 1946 году за Николаем Петровичем пришли. Началось всё с кадрового конфликта – Николай Петрович высказал неодобрение политике завода по продвижению фронтовиков. По мнению Николая Петровича, демобилизованным надо было дать время вспомнить трудовые функции, а не присваивать в льготном режиме разряды и уж тем более, не назначать руководителями. Так парторг завода инициировал проверку Николая Петровича и так выплыло его настоящее происхождение.

Дело было серьёзным – Николаю Петровичу шили ни много ни мало – саботаж. Подняли историю с отказом от эвакуации во время войны. В камере Николай Петрович провёл неделю. Своей вины ни в чём не признал. Бить его не били, так, «уговаривали». Его жену, Марию Николаевну, тоже вызывали на допросы, но в камеру не сажали. Через неделю его освободили – прав назначать работников на должности у Николая Петровича не было, план завод выполнял. Но за эту неделю в районной газете уже появилась статья, даже с карикатурой. С завода, Николая Петровича, естественно, уволили. Времена уже были не те, завод работал, все цеха были либо восстановлены, либо почти восстановлены, Николай Петрович уже был не особо нужен.

Место работы он себе нашёл почти сразу же – небольшой аккумуляторный завод, организованный в самом конце войны, взял его главным инженером. Отвратительное качество продукции, приемлемое в военное время, было обусловлено почти полным отсутствием оборудования, кадров и безграмотно организованной технологической цепочкой. Завод находился в поиске того, во что бы перепрофилироваться. Делать что бы то ни было в таких условиях Николай считал нецелесообразным. Когда из завода сделали вагоноремонтный, Николай ушёл в техникум.

Его взяли, техникум готовил кадры для того самого завода, который Николай Петрович строил и на котором потом работал главным технологом, начальником цеха, начальником производства. Практический работник, да ещё и с высшим образованием. Кто-то решил, что это имеет большее значение, чем «неправильное происхождение». В зарплате, Николай Петрович, естественно потерял, как и в связях. Впрочем, связями он практические никогда не пользовался, только для восстановления справедливости, в том смысле, как он это понимал. Жил он скромно, большие деньги ему были не нужны. Мария Николаевна даже почти не работала, зарплаты Николая Петровича им всегда хватало, а когда дети уехали, стало хватать с запасом. В середине пятидесятых годов за авторством Николая Петровича вышел учебник для техникумов. Нет, формально там было 5 авторов и Николай Петрович был даже не первым из них, но по сути учебник почти полностью был написан им. Учебником точно пользовались до середины 90-х годов.

Вскоре после издания учебника Николай Петрович вышел на пенсию. Занялся приведением семейной истории в порядок. Съездил к тайнику, забрал записки отца. Мария Николаевна на печатающей машинке перепечатала их. Умер Николай Петрович тихо, в 1969 году. Просто не проснулся. Мария Николаевна пережила мужа намного. Она ещё успела посидеть с правнучкой. В могилу её отправила нелепая ошибка советского терапевта.

Скандал с разоблачением дворянского происхождения отразился на всей семье. Эрнсту Николаевичу досталось сильнее – он учился в МВТУ. А почему нет? К профессии отца он не прикипел, хотя и поработал на заводе больше года. Когда в училище пришла «бумага», Эрнста разбирали на комсомольском собрании (хотя комсомольцем он не был). В итоге его отчислили, несмотря на отличную учёбу. Эрнст остался в Москве, при весьма любопытных обстоятельствах.

Когда его выкидывали из общежития, комендант, хитрый и пронырливый человек, сделал Эрнсту предложение, от которого было невозможно отказаться. В одном из серьёзных московских вузов, на выпускном курсе учился студент. Таких называют «золотой молодёжью». Новая элита, так сказать. За эту элиту предстояло делать работы. В обмен обещали после получения диплома пристроить Эрнста в вуз, где не слишком смотрят на происхождение. Эрнст свою работу выполнил, с ним рассчитались местом на физмате института имени Крупской. Эрнст стал школьным учителем, не имея склонности к педагогике. Распределение забросило его в небольшой городок Московской области, в общей сложности он занимался учительством больше 30 лет.

Его не любили ни ученики, ни их родители, ни коллеги, ни начальство. Ученики не любили за высочайшие требования и нежелание Эрнста Николаевича «разжевывать» материал. Он не старался опускаться на уровень учеников, он пытался их вытянуть на свой уровень. Выбирались немногие, большинство тонуло в океане физики. Родители не любили Эрнста Николаевича за его принципиальность и нежелание договариваться. Он не принимал подарков, не боялся угроз и попыток шантажа. Мстительные родители устраивали ему неприятности, а он писал на родителей жалобы в инстанции и продолжал учить так, как считал нужным. Коллеги не любили Эрнста Николаевича просто потому, что он был не такой, как они. Эрнст Николаевич пересидел пять директоров школы и все они тоже его не любили, ибо их авторитета он не признавал. Сковырнуть его оказалось не так просто, ибо наказание рублём на него не действовало (жил он весьма скромно), наказать по партийной линии его было невозможно (он не состоял в партии), трудовую дисциплину он соблюдал педантично, на попытки подставить его реагировал массой письменных жалоб.

Эрнст Николаевич всю жизнь прожил холостяком, несмотря на то, что лет до сорока пяти выглядел весьма импозантно. Всегда гладко выбритый, аккуратно причёсанный, в дешёвом, но отглаженном, прекрасно сидящем костюме и начищенных ботинках. Он жил в комнате в коммуналке, его привычка мыться каждый день выводила из себя соседей, равно как и привычка ежедневно готовить себе еду, надолго занимая конфорку на плите. Эрнст Николаевич готовил на один раз, холодильника у него не было. Он был со всеми вежлив, от конфликтов уходил. Был у него один-единственный друг, бывший спортсмен, детский тренер. Друг пытался познакомить Эрнста с разными девушками, но ничего из этого не вышло. Дальше одного свидания никогда не продвигалось.

В середине 70-х, в марте, Эрнст Николаевич прогуливался вдоль набережной. На его глазах под лёд провалились двое детей. На набережной были и ещё люди, но первым у полыньи оказался Эрнст. Кто-то кого-то звал, кто-то куда-то бежал, а Эрнст хладнокровно подполз к кромке льда. Зачем он туда побежал, не умея плавать и будучи человеком хилым? Своему другу он позже сказал, что иначе поступить не мог. С совестью потом не договоришься, совесть рационального оправдания не примет. Эрнст сам оказался в воде, но сумел вытолкнуть на лёд и пятилетнего мальчика, и девятилетнюю девочку. Потом его спасли.

К ликованию большинства учеников, он провалялся на больничном почти месяц. Учительница, заменявшая его, ставила высокие оценки, успеваемость за третью четверть сильно выросла. Потом он вернулся и всё пошло как раньше. Впрочем, не совсем. Купание в ледяной воде повлекло далеко идущие последствия. У Эрнста Николаевича появились проблемы с сердцем и серьёзные проблемы с почками. Сразу, как появилось право на досрочную пенсию, Эрнст Николаевич бросил работу.

На пенсии Эрнст пристрастился к рисованию. Помимо этого, занимался репетиторством. К возмущению многих – бесплатно. Он любил физику, а в деньгах не нуждался из-за крайне скромных потребностей. Пенсии в 72 рубля ему хватало. Он умер в 1989 году от инфаркта, перессорив три семьи, устроивших чуть ли не войну за его комнату.