Начало книги "Подарок для героини"
Предыдущая глава "Надо слышать и понимать врага"
Когда Клаву выводили из камеры на допросы, самообладание у неё было необыкновенным. Она не показывала никаких признаков паники. Улыбалась, здоровалась, к немцам обращалась по имени или по фамилии в зависимости от статуса. Спрашивала, какая сегодня погода на улице, не мёрзнут ли они. Она также интересовалась, какие новости передают по радио. Когда немцы её расспрашивали о партизанах, она старалась увести разговор в сторону, сменить тему.
— Война — это наша общая беда, господин Майер. Если бы мы с вами встретились в мирное время, всё было бы по-другому. Может быть, вы хороший человек. И я тоже хороший человек. Но сейчас вы выполняете свою работу, а я свою. Таковы правила игры в военное время. Да, это ужасно. Я бы хотела прожить свою жизнь по-другому. Хотела бы не воевать.
Немцы немного терялись от её речей. Клава своим поведением нарушала привычный сценарий.
Её пытали. Клава говорила и кричала что-то не совсем то, что нужно. Она прикидывалась глупой девочкой, которая не понимает, чего от неё хотят. Немцы угрожали, что убьют её. Клава отвечала:
— Я знаю. Но разве вы бы меня уважали, если бы я предала своих? Думаете, я всему этому рада? Нет! Но у меня нет выхода.
И вот однажды измученная Клава попросила охранника:
—Дайте мне, пожалуйста, бумагу и карандаш!
Возражений не было, ей дали эти предметы. Возможно, немцы надеялись, что она напишет что-то полезное. Клава долго что-то создавала на листе, а потом протянула охраннику его портрет.
— Это на память от меня. Вы были добры ко мне. Спасибо вам! Жаль, что мы не встретились в мирное время!
Охраннику было неудобно. Что-то человеческое на минуту проснулось в нём. Он поблагодарил Клаву и долго рассматривал портрет.
Немцам стало любопытно, как русская партизанка рисует. Посыпались заказы. Каждый немец хотел получить свой портрет — подарок от врага. Клава так и подписывала листочки на обратной стороне: "Подарок от врага господину..." И писала фамилию. А вместо своей подписи рисовала маленький портрет самой себя с улыбочкой, себя такой, какой она была в мирное время. Однажды Клаву немцы отвели в светлую комнату, дали ей краски, стали перед ней позировать. Невидимая Ира наблюдала за этим процессом и видела, что Клава рисует фашистов лучше, чем они есть в жизни. Лица были добрыми.
"Ничего себе, героиня! — с возмущением думала Ира. — Трусиха! Так не должно быть! Почему она их не проклинает, не кричит: «Смерть фашистам!» Это же неправильно!"
А Клава всё больше улыбалась и вела себя чересчур деликатно. Отношение фашистов к Клаве изменилось. Пытать её прекратили. Клаву стали угощать вкусной едой, сладостями. Немцы любили с ней разговаривать о жизни, она была очень интересным собеседником. Жизнь кое-как наладилась даже в таких условиях.
Однажды в тюрьму приехал немецкий генерал. Клаву показали ему как некую диковинку этой тюрьмы. «Вот, посмотрите, кого мы поймали! Молодую русскую девушку, которая прежде стреляла в нас, а теперь всех нас рисует. Полюбуйтесь!»
Генерал пригласил её к себе на чашечку чая. Он сидел в светлой комнате бывшего барина. У дверей стояла вооружённая охрана. Клава пила с ним чай, ела пирожные.
— Как ваше здоровье, господин Кёлер? — спросила Клава. — Как добрались?
— Спасибо, неплохо, — отвечал немец, с подозрением глядя на девушку с короткими тёмными волосами и карими глазами.
Синяки у неё на лице ещё не прошли, на тонких руках были ссадины, но она вела себя не как пленная, а как обычный культурный человек.
— А как вы? — поинтересовался генерал.
— Спасибо, хорошо, — ответила Клава. — Господа здесь вежливые, благородные, исполняют все мои желания.
Генерал улыбнулся. Клава показала ему свои рисунки, сделанные в тюрьме: пейзажи, городские зарисовки, изображения животных, портреты.
— Ну, что ж, неплохо, — сказал генерал. — Видимо, русские вас прислали сюда, чтобы вы зарисовывали наши военные объекты.
— Возможно, господин Кёлер. Но пока ещё я таких заданий не получала, — ответила Клава.
— Говорят, вы по памяти можете рисовать лица. Портреты красивые. А не могли бы вы для разнообразия изобразить нам лица партизан? Мы поместим их в музей, когда война закончится. Это будут исторические документы.
— Я могу, конечно, но попозже, — ответила Клава. — А сейчас я хочу рассказать о себе. Мне вот нравятся немецкие лица!
У Клавы загорелись глаза. Она начала активно перебирать листы.
— Вот посмотрите на этого офицера, господин Кёлер! Это Флориан Венцель. Какой овал лица, какие выразительные глаза!
Клава ловко перевела разговор, показав один из портретов. Не давая генералу вставить слово, она всё болтала и болтала об интересной внешности немцев и вдруг сказала:
— Господин Кёлер, а у вас тоже красивые брови! И ваши глаза мне нравятся. Настоящее немецкое лицо! Можно, я нарисую ваш портрет?
— У меня, к сожалению, мало времени, — ответил генерал, посмотрев на часы.
На обольщение он почему-то не поддавался.
— Мне нужно всего двадцать минут, — попросила Клава. — Портрет от русской партизанки — это же такая реликвия!
Увидев молчаливое согласие генерала, Клава взяла карандаш и села на стул с листом бумаги на книге.
— Сядьте поудобнее, господин Кёлер, — велела она. — Не шевелитесь!
Клава подняла карандаш и окинула генерала взглядом.
— Вы удивительная русская девушка! — через некоторое время произнёс генерал. — Не хотите ли работать художником в Германии?
— Ой, господин Кёлер! Это так неожиданно! — сказала Клава, начиная рисовать. — А что, это заманчивое предложение! Много денег, поклонники, выставки... Правда, ведь?
— Не исключено.
— Извините, господин Кёлер. Вы изменили положение головы. Теперь свет не так падает. Можно, я немножко поправлю?
Клава подошла к генералу. А дальше всё случилось мгновенно. Охрана даже не успела ничего предпринять. Господин Кёлер хрипло вскрикнул и упал на пол. Остро заточенный карандаш торчал у него в шее, прямо в сонной артерии, и по полу текла кровь. Клава успела выхватить из-за пояса у генерала пистолет, и началась перестрелка. Один охранник был ранен. Прибежали солдаты, они смогли схватить Клаву и связать ей руки.