Она проснулась от надсадного, не прекрашающегося кашля. Холод, ледяной змеей провился под одеяло и поселился гдето в районе ступней, медленно скользя все выше. Она встала и шлепая босыми ногами по старому холодному паркету прошла в соседнюю комнату. Кашель не прекращался. Бабуль, ты как? Голос ей не повиновался. Слышался лишь сиплый шепот. Но бабушка в свои 87 не растеряла своего музыкального слуха в отличие от её сверстников. Милая, все хорошо. Сейчас уже пройдёт. Ага, ну как же, пройдёт, пробормотала она. Щелкнул выключатель и свет тупым лезвием резанул глаза. Сейчас дам лекарство и попить. Тоном не терпящим возражений сказала она и пошла на кухню. Будильник дотикивал последние остатки четвёртого часа ночи. Достав лекарство из пачки она открыла холодильник. Мыши там не было. Был лишь обрывок верёвки с жалким остатком засохшей краковской колбасы на ней, который не годится ни в еду ни для мышиного суицида. Остатки молока в бутылке еще не подавали признаков инородной жизни. Плеснув их в старый алюминиевый ковшик она включила газ. Когда нибудь я куплю микроволновку подумала она. Быстро нагрев молоко она вылила его в любимую кружку с сердцем на боку, взяла таблетки и понесла их в комнату. Держи баб. Старушка посмотрела на внучку взглядом полным любви и мудрой грусти. Спасибо солнышко. проглотила таблетки и запив их теплым молоком откинулась без сил на подушку. Кашель утих. Иди милая. теперь я усну. Точно? обещаешь? Спросила она. И не сдержав порыва обняла бабушку. Прижалась к ней как в детстве. Дада. Иди. Спи. Дошлепав до своей постели она прижала ноги к батарее, пытаясь изгнать холод из ледяных стоп. Из окошка тонкой струйкой пробирался ветер с улицы и как бы стесняясь покачивал старые тюлевые шторы. Доствав из под подушки телефон с треснутым экраном она взглянула на сообщения. Пусто. Когда нибудь это все кончится. Подумала она. Кончусь и я.
Морфей видимо нашёл более привлекательную особу и убежал от неё со всех ног. она перевернула подушку прохладной стороной вверх. Ничего, и на мой улице когда нибудь будет праздник подумала она. По улице проехал грузовик, шум его двигателя работавшего с перебоями тряс тонкие стекла в старом доме. Сон улетучился окончательно. Под подушкой провибрировал телефон. Марк. В коротком сообщении только ссылка на ютуб. Она перешла на неё и в ожидании пока видео загрузится залезла под одеяло с головой и свернулась калачиком. Это было видео уже вчерашнего вечера где она играла. Видео дрожало, было не резким, картинка постоянно прыгала вправо и влево как будто оператор махал рукой в такт музыке. Она Смотрела и слушала. Волоски на коже распрямились, по спине пробежал рой мурашки. Боже, неужели я это играю?! Неужели я могу рисовать мелодией музыки такие пейзажи , что те люди кто услышали её становятся их главными действующими лицами? Как бы в. Подтверждение этих мыслей в кадр попал вчерашний старик с крупными слезами на щеках. Боже, зачем это выложили? Это не могу быть я. Слава богу лица не разобрать. Видео называлось "слезы музыки" более сотни комментариев брызгали восторгом друг на друга . Кто то писал на английском. Amazing! Who is this musician? Кто то писал, что от этой музыки хочет лететь. В руке коротко дернулся телефон. Сообщение. Опять Марк. Видела? Это потрясающе! Я всегда верил в тебя! Марк, милый Марк. Сколько лет уже они знакомы а он все любит её. Безответно. Он пытался всегда быть рядом, помогать как может. Всячески скрывая свое чувство. Однако он не мог изгнать любовь из своих серых глаз когда они оставались вдвоем. И взгляд его всегда освещал ей душу, от него становилось теплее и уютнее. Он писал прекрасные стихи, которые она собирала в отдельную папку.
Кому это надо было снимать? Написала она ему в ответ. Понятия не имею - пропиликал телефон. Но я рад. Ты всегда отказывалась делать записи. Вот. Получай. Спасибо, она постарлась вложить весь сарказм в одно слово. Я спать. Спишемся. Не дожидаясь ответа выключила телефон и внезапно провалилась в сон.
Её разбудили звуки вальса Шопена. Она всегда любила их замысловатые переливы, сочетание мажора и минора, эти звуки потом ещё долго репризой звучали в ее голове. Бабушка играла...
Старый кабинетный рояль фабрики красный октябрь невесть как поместившийся в тесноте хрущевки словно прокашлявшись набирал силу голоса. Некоторые места словно выписанные рукой великого художника звучали сильно и глубоко. Старый рояль, подарок дедушки, с которым бабушка ни за что не хотела расставаться хоть он и занимал добрую половину её комнаты. Старый друг... Он такой же спутник её жизни как и бабушкин. Вот глубокие борозды которые она оставила на тёмном дереве в 4 года, пытаясь нарисовать папиной отверткой солнышко. Внутри можно найти два кубика от конструктора которые завалились за струны и живут там уже третье десятилетие. Вот след от горячего кофейника который она поставила на крышку в 13 лет неся кофе бабушке. А вот одна клавиша немного расплавлена - где то услышав что клавиши сделаны из слоновой кости она решила папиной зажигалкой проверить эту теорию... А сейчас рояль пел. Пел о жизни, любви, тоске, пел о старости и отрочестве, об израненной душе, пел о том что не возможно выразить словами. Он вестил. Изломанные артритом пальцы, совершая невообразимые па танцевали, порхали над клавишами. бабушка в ночной сорочке словно отрешившись от этого мира играла закрыв глаза. Её лицо помолодело, в него вернулась та гордая красота которой она блистала в свои тридцать, румянец цвел на впалых щеках, дыхание с хрипом прорывалось из горла, сейчас в бабушке царила жизнь во всей её силе. это был уже не вальс. Он трансформировался, переродился, теперь эта музыка стала сложной, речистой, быстрой, как множество струй воды в горной быстрой речке звуча все вместе создают одну мелодию. Рук не было видно. Они с фантастической быстротой и грацией парили над инструментом и он пел, он требовал ещё. Ещё немного той магии, той жизненной силы которую вдохнули в него руки это старой и слабой женщины с таким сильным духом и железной волей. Она не слышала никогда в жизни более виртуозного исполнения, она не ожидала что бабушка может ТАК играть. Это была её лебединая песня. За этот рояль она уже никогда не сядет. И внучка, слушая её игру, застывшая в дверях гостиной, с распахнутыми глазами цвета ореха и зелёного моря своей детской, воробьиной душой, на грани явного и неявного понимала это. Её душа раскрылась и упала в ноги. Она сползла по косяку на пол и беззвучно рыдала, глядя как последний, самый любимый и родной человек отдаёт себя в жертву прекрасному, и как эта музыка проникнув в неё остается в ней жить, пускает свои корешки, растёт, расцветает. Она не сразу поняла что музыка стихла. Какое то время она словно в трансе сидела с открытыми глазами не понимая, где она, кто она, что случилось. С серванта смотрело черно-белыо фото мужчины и женщины которые обнявшись смотрели друг на друга застыв в вечной позе любви. Её родители...
Бабушка лежала рядом с банкеткой. Белым пятном на тёмном, цвета крови ковре. Рояль молчал. Она ушла и забрала из него жизнь.
Люменесцентная лампа с тихими щелчками вспыхивала стробоскопическим блеском и меркла. Кроме этих звуков в стерильном коридоре операционной не было ни звука. Лишь неясные тени периодически промелькивали в матовых оконцах толстых дверей. К щелчкам лампы присоединился еще один звук, природу которого она не могла понять. Равномерный и глухой он толчками отдавался в ушах. Она упорно пыталась разгадать его, понять откуда он исходит, вслушивалась и не могла никак определить. Закрыла глаза... Звук казалось шёл отовсюду. Вдруг она поняла. это стучало её сердце. Она замерла и стала считать удары. Один два три... она очнулась от прикосновения к плечу. Не молодая, но красивая женщина с седеющими волосами цвета меди на солнце, и усталым добрым взглядом больших карих глаз сидела рядом. От её халата приятно пахло какой то микстурой и этот запах упрямо возвращал сознание в детство. Отмахнувшись от ассоциаций, она попыталась заговорить, но в горле было сухо и шершаво. Доктор поняла её говорящий вопросительный взгляд. - Она в интенсивной терапии. Шансы крайне не велики. Без предисловий вывалила она тонну правды. В ее возрасте сосуды как старый пластик. Хрупкие и не эластичные. В мозг попало около 30 мл крови. Огромный отек. Даже если выживет её жизни не хватит на реабилииацию. С кровати она не встанет. Держись девочка. Она прикоснулась к её волосам. Встала и ушла, унося с собой запах микстуры и детства. В груди кололо, не было сил сделать глубокий вдох. И она стала дышать мелко и интенсивно. Как собака после пробежки. Уголки глаз щипало. Мир был блеклым и расплывчатым, но слезы не шли. Посидев ещё несколько минут она встала и побрела в пустую квартиру, где все ещё стоял открытый рояль, верным псом ждущим возвращения хозяина.