1. Это мрачная история. История перегоревших лампочек. История философии. Нам пытаются доказать, сколь это нужно: заниматься умершими мыслителями. Но недоумение не проходит. И не потому, что умерли. А потому, что неясно: светят ли?
2. Историк философии — не столько историк даже, сколько археолог мысли. Он самым тщательным образом производит раскопки, выявляет культурные слои, идентифицирует находки и пытается воссоздать в своей реконструкции целостную картину. Досократики с их бесконечными фрагментиками и ни одним цельным текстом — хороший пример материала реконструкции по фрагменту целого, по элементу — системы. Но вот реконструкция завершена, в старом найдено много нового, прежде нами не знаемого, книга издана, раскуплена и прочитана. И что теперь со всем этим делать? Как с этим жить?
3. Возьмём для чистоты рассуждения наиболее изощрённо подошедшего к истории философии мыслителя, Г. В. Ф. Гегеля. Вся история философии представлена им как эволюция абсолютной идеи от робких движений мысли к новейшей научной системе философии, системе самого Г. В. Ф. Гегеля. Я даже поверю, что так оно и есть на самом деле: вся история философии — предтеча системы Г. В. Ф. Гегеля. И последующим мыслителям радикально переписывать его «Лекции по истории философии» не придётся. Однажды ознакомившись с их содержанием, убедившись в правоте автора, восприняв их в качестве исторической пропедевтики к «Феноменологии духа» и «Науке логики», не сосредоточимся ли мы именно на этих двух трудах, как вершинах гегелевской мысли? Кто-то добавит, что не следует пренебрегать «Философией истории» и «Философией права», «Лекциями по эстетике» и «Энциклопедией философских наук». Пусть так. Но никто не станет сомневаться, что мудрость Г. В. Ф. Гегеля не в «Лекциях по истории философии», не в способах трактовки Платона или Аристотеля, не в паре сотен страниц понимания и представления учений этих мыслителей, не в мыслях другого человека, сколь этот другой ни был бы гениален, не в истории вообще, а именно в нынешнем дне, в грандиозной «Науке логики» и гениальной «Феноменологии духа». Именно они, а не «Афинская полития», «Органон» или «Метафизика» Аристотеля актуальны для первых десятилетий XIX века. Так, по крайней мере, представлялось самому Г. В. Ф. Гегелю, иначе он, как мало-мальски теоретически честный и ответственный человек, сосредоточился бы на творениях Аристотеля, их исследовании и пропаганде, а не на своих, жалких сравнительно с греческим гением, писаниях. Зачем выдувать пузыри мёртвого и пустого духа? К чему это наивное простодушие легкомысленности, закрывающее такой светоч мысли?
4. Но надо же современному философу откуда-то брать материал своей мысли! Не всё же выдумывать самому. Вот эта подсобная роль наполнителей тезауруса или склада мысли историками философии исполняется, будем считать, исправно. Но историки философии оскорбятся такой ролью компиляторов прежней мудрости для настоящих философских ленивцев, ленивцев читать и исследовать самостоятельно. Нет, историки философии реконструируют целостный процесс развития философии с узлами систем в этом процессе и различными переходными фигурами, связывающими одну систему с другой. А вот тут и закавыка. Сама реконструкция может быть великолепно осуществлена, но что с нею делать? Какое у неё значение для нас? Куда её поместить в текущей жизни нашей мысли?
Ведь тут одно из двух. (1) Или старый философ самой действительностью властно затребован, извлечён из истории и привлечён к осмыслению этой действительности. И тогда неважно, что твоей мысли двадцать пять веков, как мысли Платона. (2) Или перегоревшая лампочка тщательно описана (количество ниток резьбы на цоколе, объём колбы, количество витков в вольфрамовой нити накаливания, мощность в ваттах и причины перегорания в конкретных, перечисленных поимённо, скверных людях, не давших светить дальше), но так перегоревшей и остаётся, как в светильниках мудрости Ж. Б. Р. де Робине, Ж. О. де Ламетри или К. А. Гельвеция. В самом деле, что заставит нас сейчас не просто воспользоваться, ради барочного украшения своего текста, той или иной трелью из литературного наследия этих мыслителей, но приняться всерьёз «толковать мир по Ламетри»?
5. Из сказанного следует, что история философии, как её ни крути, дело предварительное и приготовительное. Без последующего активного пользования ею для нужд современной мысли она бессмысленна, хотя и безвредна. Тот, кто лишь пересказывает прочитанные книги, занят безвредным, занят впотьмах, занят «просвещением». А что, действительность не нуждается в мышлении? Ей сейчас не потребно осмысление себя самой, она лишь рвётся к новейшему истолкованию Б. Спинозы?
2015.12.06.
Первопубликаця: https://www.facebook.com/notes/максим-бутин/628-погасшие-фонари-мысли/550574875112103/