В салоне пассажирского самолета Ту-154 советской авиакомпании «Аэрофлот», выполнявшего полет по маршруту Москва – София – Алжир, в момент мягкого касания бетонки столичного аэропорта Алжирской Республики раздался коллективный вздох облегчения пассажиров, утомленных достаточно длительным перелетом. В общей сложности пять с лишним часов, проведенных в воздухе, с промежуточной посадкой в столице Болгарии, не сравнить, конечно, с перелетом за океан. Но все же не всем по нраву оставаться практически полдня прикованным к креслу, особенно маленьким детям, коих было немало на борту алжирского рейса. Объяснялся этот факт очень легко – добрую половину пассажиров, если не больше, составляли военнослужащие Советской армии различных видов Вооруженных сил, направленные с семьями в спецкомандировку в рамках военно-технического сотрудничества Советского Союза и Алжирской Народно-Демократической Республики. Среди них было немало молодых офицеров двадцати пяти-тридцати лет, чьи дети не вышли еще из дошкольного возраста. Кто-то, из-за волнения перед встречей с неизвестностью, оставил своих чад на период командировки на попечение бабушек с дедушками. Но большинство предпочли отправиться в заморскую страну в полном семейном составе, справедливо полагая, что спустя какое-то время их могут ждать неудобные вопросы подросшей детворы, выражающей недоумение по поводу того, что были лишены удовольствия посетить экзотическую африканскую страну. Военный летчик-инструктор капитан Алексей Шевцов не относился ни к тем, ни к другим – он оформился в командировку без семьи, сумев, как ему казалось, убедить супругу в правильности принятого решения.
Алексей не разделял всеобщей эйфории, воцарившейся в салоне самолета, и на это у него были причины. В соответствии с давно установленным порядком, советским военным специалистам, направляемым в командировки в дружественные страны, в Генеральном штабе в течение двух недель промывали мозги. То есть, в данном случае немолодой уже полковник, направленец по Алжиру десятого Главного управления международного сотрудничества инструктировал группу советских военных специалистов под номером пятнадцать. Этот номер означал, что группа состояла из авиационных специалистов, которые направлялись на авиационную базу, дислоцированную в городе Бешар, примерно в тысяче километров южнее столицы вблизи границы с Марокко. Каждый из них должен был заменить офицера своей специальности, срок командировки которого подошел к концу. Инструктаж этот проходил ежедневно, и состоял из различных лекций и практических занятий, направленных на то, чтобы ознакомить личный состав с текущей политической и экономической обстановкой в стране пребывания, местными обычаями, обусловленными принадлежностью к мусульманскому миру, и тому подобное. Немалая часть инструктажа отводилась тому, чтобы обучить наших офицеров технике ненавязчивой пропаганде социалистического образа жизни. Пожалуй, это было наиболее важным мероприятием с учетом того, что относительно недавно страна освободилась от колониальной зависимости, и в то же время большая часть жителей тяготела скорее к Франции, чем к Советскому Союзу. Все были также предупреждены о том, что местной стороной не приветствовалась социалистическая пропаганда, и уличенные в ней советские специалисты могли быть выдворены из страны в течение двадцати четырех часов. Короче говоря, каждый офицер должен был твердо уяснить, что определенную работу в этом направлении проводить необходимо, поскольку это требование коммунистической партии, но при этом быть готовым к тому, что в любой момент можно получить пинка под зад, и в течение суток оказаться на родине.
Вот в эти дни и нашел Шевцова в коридорах генштаба летчик, вернувшийся из Алжира, который знал, что Алексей летит на замену своего однополчанина Виктора Приходько. Поговорить они смогли в течение всего лишь минут пяти, но из короткой информации Алексей понял, что летит не в учебный эскадрон, как предполагал, а в боевой, в котором в силу каких-то причин в свое время оказался Виктор. Разница была в том, что в учебном эскадроне вводились в строй молодые летчики, выпускники того же училища, в котором проходил службу Шевцов, а в боевом эскадроне совершенствовали свою подготовку к боевым действиям опытные летчики, имевшие за плечами солидный налет на боевом истребителе. К тому же, по некоторым слухам, командир эскадрона, в котором предстояло летать в качестве летчика-инструктора капитану Шевцову, выразил сомнение в том, что летчик, прибывающий в его эскадрон не из строевой части, а из училища, будет ему полезен. То есть, усомнился в уровне его подготовки как летчика-истребителя.
----- . . . -----
Для непосвященного читателя стоит пояснить, что в советские времена тотального дефицита представляла собой для личного состава специальная командировка на два-три года за рубеж. В первую очередь ценилась, разумеется, материальная сторона – то есть, возможность за столь короткий период приобрести хорошую машину, не говоря уже о прочих товарах длительного пользования и шмотках, в сети специальных магазинов «Березка», не доступных обыкновенным гражданам. Ну, а для летчика – это возможность оторваться от многочисленных командиров и начальников, под чьим пристальным контролем он находился ежедневно и ежечасно, и полетать, наконец, в свое удовольствие без риска отстранения от летной работы за воздушное хулиганство. Шевцов, несмотря на свою относительную молодость – ему еще не исполнилось двадцати семи лет, имел квалификацию «Военный летчик-инструктор первого класса» с общим налетом около тысячи часов, и нисколько не сомневался в том, что задачи, стоящие перед боевым эскадроном, будут ему по плечу. Но все-таки информация об обстановке, в которой ему предстояло вскоре оказаться, оставила неприятный осадок. Несколько скрашивало его нынешнее существование знакомство с подполковником Николаевым Григорием Максимовичем, который был направлен в этот же эскадрон с должности воздушно-огневой и тактической подготовки авиационного полка в качестве консультанта командира эскадрона и одновременно старшего группы советских военных специалистов на авиационной базе в городе Бешаре. Его веселый характер, балагурство, как впоследствии выяснилось, обусловленные одесским происхождением, импонировали Алексею. Григорий Максимович, как и Шевцов, прибыл в Алжир без жены, которой климат жарких стран был противопоказан вследствие слабого здоровья.
Уже в аэропорту советские пассажиры прочувствовали на себе благожелательное расположение алжирцев к русским, каковыми здесь считали всех граждан СССР, прибывших московским рейсом. Таможенный контроль состоял в том, что сотрудник таможни запускал руку в чемодан и, нащупав бутылку водки, аккуратно вынимал ее и ставил в укромном месте за стойкой, давая понять, что досмотр закончен. При этом не имело значения, разрешенное ли количество спиртного находится в багаже пассажира, либо превышало установленную норму. Об этом всем русским было заранее известно, и оспаривать действия таможенника никому не приходило в голову. Во-первых, потому, что незамедлительно могли последовать санкции, выразившиеся в том, что каждый чемодан будет подвергнут тщательному досмотру с вытекающими отсюда последствиями. А во-вторых, ушлыми советскими пассажирами, проинструктированными опытными соотечественниками, в запасы провозимого спиртного заранее включались излишки, на которые советская таможня закрывала глаза, предназначенные для наглых алжирских таможенников. Контрастную картину представлял собой досмотр пассажиров, одновременно прибывших из Парижа, разумеется, имеющих французское гражданство. Заставив пассажира открыть чемодан, таможенник просто-напросто вываливал содержимое на пол, не интересуясь его законностью, и принимался точно таким же образом за следующего. Издевательство над недавними колонизаторами было налицо.
Пройдя границу, а вслед за ней таможенный контроль, и оказавшись за пределами аэровокзала, пассажиры московского рейса, прибывшие по линии министерства обороны, озираясь по сторонам, в недоумении остановились. Встречающие, которых обещал направленец в Генштабе, в поле зрения не просматривались.
– Такое ощущение, что нас не ждали, Григорий Максимович, – произнес Шевцов. – Вам не кажется?
Николаев достал записную книжку и подозвал к себе переводчика, молодого парня в звании лейтенанта, который, как впоследствии выяснилось, не то, что службы в армии – формы офицерской еще не видел. Но зато, благодаря папе – высокопоставленному чиновнику, после окончания института военных переводчиков получил направление для прохождения службы в… Алжирскую Народно-Демократическую Республику.
– Андрюша, вот тебе номер телефона нашего военного представительства, найди, откуда можно позвонить, и объясни ситуацию.
Причина, по которой встречающие прибыли в аэропорт с опозданием, оказалась банальной – пробки на дорогах многомиллионной столицы. До возникновения аналогичного явления в Москве оставалось еще не менее двадцати лет. Но советские граждане об этом и еще о многом другом, что и в страшном сне не могло присниться, пока не догадывались. В течение получаса каких-то счастливчиков увезли на нескольких микроавтобусах. Как потом выяснилось, это были специалисты, прибывшие в воинские части, располагавшиеся в окрестностях столицы и близлежащих населенных пунктах. А оставшихся примерно человек сорок большим автобусом отвезли в отель на берегу моря с экзотическим названием Китани. Впрочем, для советского человека, впервые попавшего в арабское государства, многое в нем оказалось экзотикой.
В ожидании транспорта несколько человек, уже отбывших первый год командировки в этой стране и возвратившихся из очередного отпуска, коротко обрисовали условия пребывания в отеле, игравшем роль перевалочной базы перед отправкой специалистов из столицы в дальние регионы страны. В реальности картина перед командированными предстала такова, что даже у советских военных язык не поворачивался назвать это убожество отелем. То есть, когда-то, в эпоху французского колониального режима, это двухэтажное здание вне всяких сомнений являло собой отель, и, очевидно, неплохой. Рядом располагались даже два открытых бассейна, сейчас представлявших просто-напросто жалкое зрелище – бетонные растрескавшиеся коробки, полные мусора и рассыпавшейся декоративной плитки. Но главную достопримечательность составляли так называемые номера. Освобожденные от ненужной мебели, комнаты были заставлены кроватями в количестве, насколько это позволяла сделать площадь помещений. По половому признаку разделение номеров отсутствовало – как в старых сибирских банях. Кто где устал, там и упал. Кроме того, каменный пол довольно просторного холла на первом этаже был устлан матрацами, и даже с постельным бельем – в номерах на всех специалистов и членов их семей мест не хватало. На обоих этажах имелись общие кухни, на которых, учитывая количество людей, непрерывно кипела стряпня. Туалеты тоже присутствовали. Но, заглянув в один из них, Шевцов решил на несколько дней, которые предстояло здесь провести, посадить себя на жесткую диету, потому как зрелище было не для слабонервных.
И все же общая атмосфера вселяла оптимизм. Жизнь, несмотря ни на что, продолжалась. Народ в предвкушении скорого убытия к местам назначения, не унывал, настрой был боевым. Ну, а ребятишкам вообще все это было в радость – новые впечатления, новые знакомства, море, солнце с температурой наружного воздуха плюс двадцать градусов после московских январских морозов до минус двадцати пяти. Лучшей жизни не придумать в предстоящие два-три года.
----- . . . -----
Неделя в столице ушла на хождение в советское военное представительство, которое размещалось на арендованной вилле в живописном уголке, удаленном от шумного центра города, в окружении буйной экзотической растительности, где опять надо было проходить инструктаж у бдительных политработников, от которых не было спасения даже далеко за пределами родного отечества. Но состоялось и приятное, сколь и полезное знакомство Шевцова и Николаева с консультантом главкома ВВС армии Алжира генерал-лейтенантом Шабановым. Бывший в свое время командующим воздушной армией, он знал, о чем говорить с летчиками вообще и, с учетом военно-политической ситуации в стране пребывания, в частности.
В невысоком худощавом человеке с близоруко сощуренными глазами трудно было заподозрить дерзкого генерала, когда-то посмевшего выразить свое несогласие с решением министерства обороны страны подчинить авиацию командующим военными округами, то есть красным командующим, как обычно выражался летный состав. За что и поплатился боевой генерал должностью, оставшись несгибаемым в своем авторитетном мнении, и был переведен на преподавательскую работу в авиационной академии начальником цикла, где также снискал заслуженный авторитет, как среди сослуживцев, так и среди слушателей академии. И уже перед дембелем, как говорится, был направлен в спецкомандировку в дружественное государство в качестве консультанта главкома ВВС.
– В общем, так, парни. Как первоклассным летчикам-инструкторам, опыта вам не занимать. Но, к сожалению, это не единственный путь к успеху. Вы должны найти общий язык как с начальством авиабазы и эскадрона, так и с командованием военного округа. И это, поверьте, не самая легкая задача. От этого будет зависеть не только ваше самочувствие на протяжении всей командировки, но и общий психологический климат всей группы советских военных специалистов. Данный фактор имеет большое значение во время прохождения службы вдали от родины. Если что-то непонятно, спрашивайте, пока находитесь в столице, поскольку все вопросы на месте будете решать самостоятельно. Возможность связаться с вами я, конечно, буду находить, но только в случаях, не терпящих отлагательств.
– Николай Васильевич, у нас с Шевцовым пока только один вопрос, – Николаев взглянул на Алексея, тот кивнул в подтверждение. – Контракта, в соответствии с которым нам предстоит здесь находиться, мы не видели и, если я правильно понимаю, советских военных специалистов не принято знакомить с его положениями?
– Совершенно правильно понимаешь, Николаев. Ты не поверишь, но я тоже не видел своего контракта, так сложилось исторически. – Шабанов невесело усмехнулся. – Скажу только, что контрактом предусмотрены человеческие условия, которые должна вам обеспечить местная сторона. Я имею в виду отдельное жилье со всеми минимальными удобствами и даже кондиционерами, с учетом существующих климатических условий. И, надо сказать, в основном все это выполняется. Всякое, конечно, бывает, на родине тоже далеко не у всех круглые сутки течет из крана горячая, и даже холодная, вода – не вам объяснять, тем, кто привык стойко переносить тяготы и лишения воинской службы. Но честно должен предупредить, что при возникновении проблем в данных вопросах вам не следует обострять отношения с местным начальством – находите мирные, так сказать, пути решения.
– Да не об этом я, товарищ генерал – здесь все понятно. Тем более, мы уже слышали, как наш главный военный советник отреагировал на чью-то жалобу по поводу бытовых проблем – слухом, так сказать, земля полнится.
– И как, интересно?
Николаев смущенно пожал плечами, очевидно, пожалев, что непроизвольно затронул эту тему. Но решил: раз произнес «А», надо сказать и «Б».
– Вроде бы сказал, что, если потребуется, в палатках будем жить.
– Ну, об этом я тоже слышал, – засмеялся Шабанов.
– В общем, нас с Алексеем интересует вопрос о том, какими рамками ограничена наша профессиональная деятельность, как летчиков. Мы в курсе, какие отношения существуют между Алжиром и Марокко, и какова причина натянутости этих отношений. От авиабазы, где будем летать, чуть более пятидесяти километров до марокканской границы.
– Натянутые отношения, ребята – слишком мягкое определение. Я вам так скажу: практически два этих государства находятся в состоянии войны. И всему виной – Западная Сахара, черт бы ее побрал, у которой территориальные претензии к Марокко и Мавритании. Если быть точным, всю эту кашу заварила Испания, чьей колонией была Западная Сахара. Уходя оттуда, испанцы территорию поделили между Марокко и Мавританией. И Алжир стал оказывать военную помощь Фронту освобождения ПОЛИСАРИО, который ведет активную вооруженную борьбу за независимость против двух стран. Боле того, на самом юге Алжир предоставил этим партизанам возможность базирования на своей территории. Такие вкратце дела. Но вас эти обстоятельства не должны касаться, будете летать в качестве инструкторов по плану боевой подготовки эскадрона. До инцидентов алжирских ВВС с соседями в воздухе пока, слава Богу, не доходило и, надеюсь, не дойдет. С деталями вас ознакомят летчики, которых вы замените – для этого у вас будет несколько дней. Что-то отложилось в головах для начала?
– Да, вопросов больше нет, Николай Васильевич.
– Добро! У вас есть еще дня два, если не ошибаюсь, до отлета. Погуляйте по столице, походите по магазинам – в пустыне в этом смысле возможностей меньше. Обстановка здесь спокойная, в криминогенном смысле. Но будьте осмотрительны возле жилых зданий, чтобы не вылили на ваши головы помои. Это в порядке вещей – и со второго, и с десятого этажа могут выплеснуть, – генерал рассмеялся.
– Уже знаем, – произнес Шевцов. – Я чуть не попал под струю. Что это за варварство, товарищ генерал?
– В глубь веков эти обычаи, очевидно, уходят. Цивилизованному человеку трудно понять. Французы так и не сумели привить культуру своей колонии. Да, наверное, не очень-то и хотели. Еще многому будете удивляться. Кстати, новая власть порядок потихоньку начала наводить. У прежних президентов, бен Беллы и Бумедьена, руки до культуры не дошли, а нынешний – полковник Шадли Бенджедид у власти всего ничего, но его твердая рука уже ощущается. Так что, когда будете переходить улицу, обращайте внимание на светофор – полиция тех, кто идет на красный сигнал, в чувство приводит дубинками. Только так, очевидно, здесь можно навести порядок.
– Эти методы, товарищ генерал, можно было бы и в нашей стране кое-где взять на вооружение, – заметил Шевцов.
– Ну, ты суров, капитан! – Рассмеялся Шабанов. Впрочем, возможно, доля истины в твоих словах есть. – Пожав обоим руки, уже серьезно он произнес: – Желаю удачи, летчики!
----- . . . -----
Вылетали в Бешар на семьсот тридцать седьмом Боинге в семь часов утра. Салон был заполнен пассажирами полностью и, судя по всему, кроме русских, большинство из остальных составляли европейские туристы. Табло «Не курить» выключилось, когда до набора заданного эшелона оставалась еще уйма времени. Сколько было курящих в самолете, все, восприняв погасшее табло в качестве команды, одновременно закурили. Выходило так, что немалое количество женщин и детей на борту абсолютно не волновало курящую часть пассажиров. Но, на удивление, вентиляция с внезапной дымовой атакой справилась в считанные минуты.
Оставив позади Средиземное море и живописный северный берег африканского континента, самолет взял курс на юго-запад, и уже через полчаса после взлета от субтропического ландшафта не осталось и следа. Как и от многочисленных населенных пунктов, тесно прижавшихся друг к другу по всей прибрежной полосе. Вместо этого под крылом раскинулось нечто безжизненное красно-коричневого цвета, простирающееся по всем четырем сторонам света до самого горизонта. Несколько оживляла этот марсианский пейзаж невысокая горная гряда, невесть откуда вдруг выросшая справа от линии пути, направление которой некоторое время совпадало с курсом полета Боинга. Затем цепочка гор начала плавно уклоняться на запад в сторону расположенного по соседству с Алжиром королевства Марокко.
Унылая картина за стеклом иллюминатора благотворно подействовала на организм Алексея, всю последнюю неделю находившегося в состоянии легкого возбуждения от предстоящей встречи с неизвестностью, и он незаметно для себя задремал. Сон был поверхностным – профессиональная привычка прислушиваться к приглушенному звуку турбореактивного двигателя, чтобы ежесекундно быть готовым к малейшему сбою в его работе, не позволяла полностью отключиться. Тем не менее, даже короткий сон перенес его в недавнее прошлое, связанное со сборами в командировку, расставанием с любимой женой Ларисой и сыном Вовкой, которому в текущем году предстояло пойти в первый класс. Жена, конечно, не могла скрыть волнения, пыталась намекнуть на какие-то нехорошие предчувствия. Но, заметив брошенный при этом на нее взгляд Алексея, который всегда пресекал подобные разговоры, умолкла. Лариса и сама понимала, что, учитывая профессию мужей-летчиков, жены не должны давать волю негативным эмоциям, которые в силу тех или иных обстоятельств периодически овладевают людьми, и либо нести свой крест до конца, либо сойти с дистанции. Для себя она избрала первый вариант.
Внезапно лица жены и сынишки начали растворяться в пространстве. И, когда они совсем исчезли, на смену пришла неясная, словно в тумане, картина более раннего периода – первый самостоятельный вылет на учебном самолете, затем – на боевом истребителе, долгожданные, выстраданные курсантским потом и кровью натертых сапогами ног лейтенантские погоны. Вдруг Алексей явственно услышал голос своего первого командира звена майора Иванова, в чьи руки попал по прибытию в полк после выпуска из училища: «Запомни, лейтенант, если хочешь долго летать и умереть естественной смертью, самое главное правило летчика-истребителя. С момента выруливания на полосу ты должен считать, что в течение всего полета тебя хотят убить все, начиная с руководителя полетов, штурмана боевого управления, руководителя посадки, и заканчивая всеми летчиками, которые одновременно с тобой находятся в воздухе. А твоя задача – не дать им этого сделать». Конечно, вчерашний курсант, который во время полетов привык доверять всем, кого перечислил Иванов, больше, чем себе, воспринял такое напутствие, мягко говоря, с удивлением. Но с течением времени ему не один раз представилась возможность убедиться в том, что подобные наставления «стариков», каковыми лейтенанты считали тридцати пяти – сорокалетних командиров, были не пустым трепом, а простой житейской мудростью, порожденной достаточно продолжительной историей существования авиации.
Звуковой сигнал, предупредивший о том, что следует пристегнуть ремни, и легкий толчок в бок Николаева вывели Шевцова из анабиоза.
– Кончай ночевать, Леша! – весело произнес Григорий Максимович. – Проспишь первую посадку на этом аэродроме.
– А где полоса? – спросил Алексей, выглядывая в иллюминатор, но по-прежнему, ничего, кроме красной пустыни, не замечая.
– Да только начали снижение, километров пятьдесят еще лететь, не меньше.
И лишь, когда на высоте примерно две тысячи метров под крылом появилась бетонка, Шевцов понял, что минут через семь-восемь, выполнив разворот вправо, окажутся на посадочном курсе. За взлетно-посадочной полосой, километрах в пяти от аэродрома, у подножия горной гряды высотой, не превышающей шестьсот-восемьсот метров, раскинулся небольшой городишка, разделенный примерно на две равные части руслом реки без признаков воды в ней, и, тем не менее, с довольно бурной зеленой растительностью, резким контрастом выделяющейся на фоне безжизненной красной пустыни…
После заруливания на перрон стало понятно, что это аэродром совместного использования. То есть, принадлежит военным, и одновременно принимает воздушные суда гражданской авиации, для чего был сооружен небольшой аэровокзал на довольно приличном расстоянии от военной базы. Еще в полете Алексей заметил несколько больших ангаров и стоянку с расположенными на ней истребителями, поднимать в воздух которые ему с Николаевым придется буквально через несколько дней. Но вскоре понял, что по поводу нескольких дней, которые, как предполагалось, уйдут на знакомство с личным составом базы, изучение района полетов и прочие необходимые формальности, он ошибся.
После того, как разместились в подошедшем, довольно потрепанном военного цвета автобусе, встречавший группу сержант объяснил через переводчика, что по приезде в город все будут размещены в одном доме, в квартирах тех специалистов, на смену которым прибыли. Связанные с этим неудобства придется потерпеть всего лишь два дня, до убытия в столицу русских, чья командировка завершилась. Последняя фраза вызвала у Шевцова улыбку. Он понял, что независимо от того, люди какой национальности прибывают сюда из Советского Союза – таджики, молдаване или армяне – местная сторона считает их русскими. Алексей осмотрелся. На пересыльном пункте в столице, в условиях многочисленной толпы не представилась возможность запомнить всех, кто направлялся на эту базу. Он пересчитал мужчин и женщин и сделал вывод, что без второй половины, кроме него самого и Николаева, был еще переводчик, который, как впоследствии выяснилось при более близком знакомстве, пока не планировал создавать семью.
----- . . . -----
Дорога в город заняла не более получаса. Все это время пассажиры автобуса с любопытством, сопровождаемым удивлением и веселыми репликами, разглядывали невиданные пейзажи и строения в окрестностях аэродрома, сооруженные, судя по всему, еще французскими колонизаторами. Но при въезде в город галдеж сошел на нет, умолкла даже ребятня. От картины, представшей перед глазами изумленной публики, повеяло древней восточной стариной, приблизительно знакомой советским людям по кинофильмам про Ходжу Насреддина и волшебную лампу Аладдина.
– Леша, ты не помнишь, что нам на инструктаже рассказывали про мусульманское летоисчисление? – спросил со смехом Николаев. – Какой у них год сейчас?
– Тысяча четыреста какой-то… Я не запомнил.
– Ну, точняк, в средневековье попали, если убрать с глаз долой машины и прочую технику. Я понимаю, что это всего лишь антураж. Но, пока едем, мы с тобой не увидели еще ни одной женщины, не закутанной в паранджу, или как это у них называется, по самые глаза. Поэтому невольно возникает вопрос: как может человек со средневековым менталитетом освоить сверхзвуковой истребитель? Ты уже несколько лет учишь летать иностранный контингент, можешь что-нибудь рассказать об этих ребятах?
– Григорий Максимович, если говорить в общем об иностранных курсантах, то, естественно, процесс летного обучения идет несравненно тяжелее, чем с нашими пацанами. Первостепенная причина – языковый барьер, несмотря на то, что весь первый курс посвящен изучению русского языка. Понятно ведь, что тонкостей, существующих в нашем с вами деле, столько, что не каждому простому смертному дано понять их.
– А можно привести пример? – Переводчик Дима, оказывается, все это время прислушивался к разговору двух летчиков, с которыми, как он догадывался, придется контактировать в большей степени, чем с остальными специалистами.
Шевцов улыбнулся.
– Ну, смотри, выполняю на спарке с нашим курсантом посадку. При подходе к полосе мне достаточно сказать «…твою мать!». И в зависимости от интонации, с которой я произношу эту фразу, курсант понимает, высоко ли он пытается выровнять, падает ли до полосы, или началось взмывание. С иностранцем это не прокатит – за какие-то секунды ему надо объяснить, какую ошибку он допускает, и как надо пилотировать, чтобы исправить эту ошибку. Естественно, он не в состоянии осмыслить ситуацию и, чтобы не убиться, я беру управление на себя, выполняю посадку, а после полета в течение получаса провожу разбор полета. И не факт, что этот парень запомнил, какие действия на посадке, или наоборот – бездействие, привели к ошибке. Отсюда и огромное количество контрольно-вывозных полетов по сравнению с нашими курсантами перед самостоятельным вылетом, в два-три раза больше – в зависимости от национальности.
– А как эти? – спросил Николаев, неопределенно кивнув куда-то за окно автобуса.
– Арабы, в общем-то, неплохо осваивают вывозную программу, но есть один нюанс – я не знаю, чем объяснить. Видимо, национальной особенностью. Чувство страха притуплено, если не сказать – отсутствует вовсе. Никакой защитной реакции – будь то на посадке или в пилотажной зоне – лезет в землю, и хоть оборись в заднем кабинете – никаких эмоций.
Дима удивленно покачал головой, а Николаев лишь произнес:
– Ладно, разберемся. Насколько я успел понять в Москве, в этом эскадроне молодежи нет, авиабаза все-таки в приграничной полосе дислоцируется.
За разговором не заметили, как автобус подъехал к четырехэтажному жилому дому, такому же красному, как и почва вокруг. Все здесь было окрашено почему-то в цвет пустыни. Но самым примечательным оказалось то, что многие обитатели этого дома высыпали на улицу, чтобы встретить свою долгожданную замену, и стали разбирать своих сменщиков. Шевцов сразу же заметил однополчанина Виктора Приходько, и не просто однополчанина – в своем родном авиационном полку они летали в одном звене под командованием майора Иванова, только Виктор был старше Алексея года на три. Рядом стояла, улыбаясь, и его красавица-жена Лиля. Они обнялись, и без особых разговоров Виктор, подхватив один из чемоданов Шевцова, повел с Лилей его в подъезд. Алексей оглянулся – вслед за ними, оживленно о чем-то разговаривая, направлялись Николаев и подполковник Карпов, на смену которому прилетел Григорий Максимович. Виктор, проследив взгляд Шевцова, пояснил:
– Твой шеф и Карпов Олег Иванович до командировки, как и мы с тобой, служили вместе. Квартира Карпова этажом ниже нашей, так что ты со своим начальником будешь в одном подъезде жить. Кстати, Олег Иванович последние три месяца не летает, но дотянул свое пребывание здесь до конца командировки. Видать, в Генштабе у него все схвачено.
– Что-то со здоровьем?
– Да, неудачно катапультировался. – Виктор отомкнул дверь квартиры. – Потом расскажу, а сейчас распаковывайся, располагайся, комната есть лишняя для тебя. А чего своих не взял?
– Ну, не знаю. Как-то не решились всей семьей сюда лететь. Посмотрю, после отпуска, может быть…
– Значит, как белый человек, будешь через два дня в единственном числе жить в этих хоромах.
Алексей осмотрелся. Хоромами небольшую двухкомнатную квартиру назвать можно было только с большой натяжкой. Каменный пол, выложенный мрачной плиткой, минимум мебели, окна без штор, только с металлическими жалюзи, не делали помещение уютным. Но военному человеку не привыкать к относительным неудобствам. Тем более, что неудобства эти не ассоциировались с советскими, предполагающими наличие этих самых удобств во дворе. Во всяком случае, кухонька, хоть и небольшая, санузел с душем были признаком того, что цивилизация проникла и в пустыню Сахару, казавшуюся раньше Алексею из учебника географии чем-то за гранью фантастики, забытым Богом уголком Земли с ее песчаными бурями и бедуинами.
– Погоди, – спохватился вдруг Шевцов. – Что значит, через два дня? Когда вы улетаете?
– Послезавтра, Леша, колеса в воздухе, билеты уже на руках. А что тебя удивляет?
– Ну, честно говоря, я рассчитывал на то, что как-то более плавно буду врастать в обстановку с твоей помощью.
– Не дрейфь! Завтра едем на базу, и я в твоем распоряжении целый день. Этого будет достаточно. Мне тоже казалось, что чужая страна – это не чужой аэродром у себя на родине, а что-то невероятно сложное. Но черт оказался не таким страшным, как его малюют. Ну, сам посуди, какая разница для первоклассного летчика, в чьем воздушном пространстве летать на своей авиационной технике? Полоса ничем не отличается от нашей, приводная радиостанция аналогичная…
– А почему в единственном числе? – Алексей, насторожившись, перебил Виктора.
– Да потому, что она на самом деле единственная. С одним стартом, и то не с основным, – засмеялся Виктор.
– А как в сложных условиях летаете?
– О чем ты, Леша? Забудь про сложные условия, здесь видимость такая, что из стратосферы видна океанская береговая черта. Единственное, за чем надо следить во время полетов, чтобы песчаная буря врасплох не застала. Но это не сложно. Как только заметил с воздуха, что ветер со стороны пустыни срывает на земле бурунчики, команда всем – на посадку. Минут через пятнадцать-двадцать видимость будет нулевая. Запомни, основная особенность при выполнении полетов в этой с тране – радиообмен только на французском языке. Ты какой язык учил?
– Английский.
– Ничего страшного, не ты один такой. Поэтому я заранее подготовил тебе всю фразеологию радиообмена по-французски, но русскими буквами. Но это для начала. Переводчик будет проводить с вами занятия – это входит в его обязанности здесь, освоишь быстро в необходимом объеме. Да, вот еще что. Местность, как ты уже заметил с Боинга, безориентирная, в первый момент на пилотаже неуютно себя почувствуешь – глазу не за что зацепиться при визуальном определении высоты. Поэтому на нисходящей части фигур все внимание – на высотомер.
----- . . . -----
Между тем Лиля времени не теряла, накрыла стол. Алексей попытался достать из чемодана водку и продукты в виде копченой колбасы и куска сала, не замеченного советским таможенником, но Виктор категорически пресек его намерения.
– Даже не думай! Естественно, все наши скучают здесь по отечественной жратве. Но мы через неделю будем уже на родине, а у вас, только что прибывших, впереди много праздников. Выпивка у нас есть, инженер базы выписывает официально к нашим и даже своим праздникам немного спирта. Ну, а водочка, которую с собой привозят, для особо торжественных случаев.
– А что, в магазинах совсем спиртное не продают?
– Ну, почему же… Продают. Только на бутылку водки или виски уйдет половина твоего месячного бюджета. Так что привыкай вести здоровый образ жизни.
За обедом Приходько много чего еще рассказал из особенностей общения с местной стороной, касающихся как летной работы, так и повседневной жизни. Не забыл и о происшествии с подполковником Карповым.
Выполнялся контрольный полет на спарке МиГ-21УМ по маршруту на предельно малой высоте. В передней кабине пилотировал молодой лейтенант, в задней в качестве инструктора находился консультант командира эскадрона подполковник Карпов. Целью полета были проверка самолетовождения и допуск лейтенанта к тренировочным полетам по маршруту на предельно малой высоте, а также полет в качестве цели для летчиков, выполняющих упражнение по самостоятельному поиску, обнаружению и уничтожению воздушных целей противника. Воздушные атаки выполнялись на первом и втором этапе маршрута практически вблизи аэродрома.
Третий, заключительный и самый протяженный этап, проходил восточнее аэродрома над песчаной пустыней после второго поворотного пункта, расположенного на дальности около ста пятидесяти километров от исходного пункта маршрута, и представлял определенную сложность, поскольку не было радиосвязи с руководителем полетов и командным пунктом авиабазы, а также отсутствовал радиолокационный контроль. Карпов уже намеревался дать команду лейтенанту перейти в набор высоты, поскольку цель полета, в общем, была достигнута. Ну и, как правило, на этом удалении, в чем впоследствии убедился Шевцов, в условиях, когда под крылом на огромной скорости проносятся песчаные барханы неизвестной высоты, определить которую по бешено скачущей стрелке радиовысотомера не представлялось возможным, летчики, не очень-то доверяя собственному глазомеру, неуютно себя чувствовали и набирали высоту, на которой можно было установить радиосвязь с аэродромом и уточнить свое место на маршруте.
В этот момент и произошло неожиданное – сорвало фонарь передней кабины. Оглушающий динамический удар на скорости восемьсот километров в час не позволил Карпову мгновенно оценить обстановку. И, хотя в следующую долю секунды подполковник понял, что, в общем-то, ничего страшного не случилось, было уже поздно что-либо предпринять с его стороны, кабина наполнилась дымом от сработавшего пиропатрона в стреляющем механизме кресла – произошло принудительное катапультирование. После того, как купол парашюта наполнился, до приземления оставались считанные секунды, но все-таки взгляд Карпова успел выхватить силуэт удаляющегося на огромной скорости истребителя и, разумеется, не собирающегося падать с работающим на высоких оборотах двигателем. А еще Карпов успел осознать, что с его телом что-то не так, а что именно, понял сразу же, как ощутил легкий удар от приземления на склон бархана – обе руки безжизненно повисли вдоль корпуса и оказались совершенно неработоспособными. Он скользил вниз по крутому склону бархана, высота которого была не меньше высоты двадцатиэтажного дома, и сразу не мог понять, почему так медленно падает, пока не увидел, что купол парашюта не погас, и мысленно поблагодарил его, как живого товарища, который дает шанс остаться непокалеченным при скатывании к подножию этой нерукотворной пирамиды. Но радость оказалась преждевременной – купол парашюта не собирался гаснуть, он был наполнен ветром скоростью не менее пятнадцати-двадцати метров в секунду и с этой же скоростью тащил Карпова по песку, то взметая ввысь на склон очередного бархана, то сбрасывая с этой высоты. Олег Иванович сделал несколько попыток встать на ноги, но безуспешно, да и бессмысленно – руки не работали, чтобы можно было подхватить из положения стоя несколько нижних строп парашюта и положить купол на песок, тем самым освободив его от наполнившего воздуха, либо достать из специального кармана авиационный нож-пилу и обрезать эти ненавистные стропы к чертовой матери.
И тут произошло, можно сказать, чудо – внезапно купол сам погас. Не теряя времени, Карпов вскочил на ноги и, увязая в зыбучем песке, изнемогая от усталости и ставшей вдруг нестерпимой боли в плечах, преодолел несколько метров, чтобы упасть всем телом на шелковую парашютную ткань. Никакого чуда, конечно, не было, просто внезапно сменилось направление ветра в одном из лабиринтов между барханами – именно на это и надеялся опытный летчик все это время. Он лег на спину и устремил взгляд в небо в надежде вскоре увидеть поисково-спасательный вертолет, он не мог не прилететь в течение минут тридцати, так как экипаж не вышел на связь в установленное время. Карпов вдруг поймал себя на мысли, что после катапультирования не увидел раскрытого парашюта лейтенанта. Конечно, вероятнее всего, в воздухе он был за его спиной, поскольку катапультировался вторым. Но все же беспокойная мысль о том, что могло произойти несчастье, не покидала Карпова. Теперь, несколько придя в себя, он догадался, что обе его руки были выбиты из плечевых суставов ограничителями разброса рук, которые приводятся в действие при катапультировании, и предназначены как раз для того, чтобы в момент выхода кресла из кабины руки летчика не оказались выставленными за борт и не были покалечены. Но для этого надо быть дисциплинированным и держать руки там, где им положено быть: левая – на рычаге управления двигателем, правая – на ручке управления самолетом, как и у летчика, который находится в передней кабине и пилотирует истребитель. Но для летчиков-инструкторов это утомительно в спокойном полете, и они по-пижонски кладут их, вытянув вперед, на борт и сидят в расслабленной позе, лишь контролируя режим полета и работы двигателя по показаниям многочисленных приборов.
Олег Иванович долго еще, как ему показалось, лежал на спине, вглядываясь в небесную синеву и размышляя о произошедшем, пытаясь понять причину аварии, пока не задремал. На самом деле он потерял сознание и очнулся только в салоне вертолета то ли от вибрации вертолета в режиме висения, то ли от нашатыря, то ли от воды, принудительно влитой в рот.
– Так что же все-таки произошло? – Спросил Алексей, выслушав рассказ Виктора.
– Мутная история. Официально нас не допустили к расследованию летного происшествия. Вроде бы, по словам того лейтенанта, произошел самопроизвольный сброс фонаря его кабины, он от неожиданности принял это за катапультирование инструктора и, не мешкая, дернул за ручки. А мозгов, видать, не хватило в этот момент вспомнить, что на этой модификации спарки не может летчик ни в передней, ни в задней кабине покинуть самолет самостоятельно – катапульта автоматически срабатывает в обеих кабинах независимо от того, кто первый привел ее в действие. Отсюда и травма рук Карпова, который не был готов к катапультированию. Да и сам лейтенант тоже неудачно покинул самолет, что-то произошло с кровеносными сосудами на ноге, вследствие чего он не мог от боли передвигаться и оказать помощь Олегу Ивановичу. До нас потом дошли слухи, что причину сброса фонаря не удалось установить. Наши парни, инженер и техники, пытались смоделировать разные ситуации и пришли к выводу, что на этой модификации отсутствуют какие-либо предпосылки для самопроизвольного сброса фонарей как первой, так и второй кабины.
– А что с тем лейтенантом?
– А Бог его знает, он исчез.
– В каком смысле?
– В обыкновенном. Увезли его сразу в столичный госпиталь, с тех пор мы его не видели. Олегу Ивановичу руки на место вставили, но наш доктор не решился допустить его к полетам, направил генералу Шабанову бумагу о том, что целесообразно стационарное медицинское обследование. Почему я тебе, Леша, все это рассказал? Не для того, чтобы страхов нагнать. Летай спокойно, уверенно, но держи ушки на макушки. Маловероятно, но все-таки не надо исключать того, что могут иметь место провокации – Заметив удивление на лице Шевцова, Виктор поторопился его успокоить. – Нет, не на государственном уровне, разумеется. В основном, среди военных здесь умеренные мусульмане. Но изредка встречаются и такие экземпляры, по взгляду которых понимаешь, что если услышит от тебя в адрес Аллаха или пророка нелестное высказывание, полоснет, не задумываясь, ножом по горлу. Поэтому избегай разговоров о религии, лучше на политику стрелки переводи – безопасней будет.
----- . . . -----
Сюрприз ожидал Шевцова уже на следующий день по прибытии на базу. Первый из местной стороны, кому представил Карпов Григория Максимовича и Алексея, был командир эскадрона капитан Халиб. Лет тридцати пяти, среднего роста, плотного телосложения, с пытливым взглядом – первое впечатление при знакомстве с ним оказалось скорее приятным, нежели наоборот. И, что покорило Шевцова и Николаева, так это прекрасное знание этим офицером русского языка, хотя, как вскоре выяснилось, в Советском Союзе Халиб никогда не был. Деловито выразив удовлетворение знакомством с вновь прибывшими русскими летчиками, Халиб что-то объяснил Виктору, почему-то на французском языке, и удалился, прихватив с собой Николаева и Карпова.
Заметив удивление на лице Алексея, Виктор произнес:
– Да, Леша, это именно то, о чем ты сейчас подумал. Не хвастаясь, скажу, что французским овладел я прилично, можно даже сказать – свободно. Двух лет для этого более чем достаточно. Причем, заметь, что раньше не приходилось изучать этот язык. Если этим занятиям будешь уделять внимание чуть больше, чем преферансу, то и у тебя получится.
Шевцов рассмеялся от пришедшей мысли, что скорее всего получится наоборот, поскольку был любителем расписать в хорошей компании пульку.
– А что все-таки сказал тебе сейчас командир эскадрона, не секрет?
– Вот. Хороший вопрос. – Виктор загадочно усмехнулся. – Оглянись, у тебя за спиной стоянка самолетов. Что тебе сейчас бросится в глаза?
Они стояли у входа в двухэтажное здание, в которое вошли только что Николаев с Карповым в сопровождении Халиба. Именно здесь и располагался летный состав эскадрона, которым командовал капитан Халиб. Алексей оглянулся и увидел метрах в ста от здания, очевидно, подготовленные к вылету одну спарку и несколько боевых МиГ-21, среди которых на двух, стоящих рядом, было подвешено по две авиационные бомбы калибром не менее двухсот пятидесяти килограммов.
– Ну, вижу. Полеты сегодня? Кто-то на полигон собрался лететь?
– Да, тренировочный полет на бомбометание в составе пары. Наверное, сильно удивишься, но ведущим пары полетишь ты – запланированного летчика доктор отстранил от полетов.
– Я?! – изумленно воскликнул Шевцов. – Это не шутка? А как же изучение района полетов? Контрольный полет на облет района? Я ведь понятия не имею, где этот долбанный полигон. И вообще, в костюме при галстуке полечу?
– Ладно, не нервничай, через пятнадцать минут у тебя будет вся экипировка – здесь это просто делается. Даже не думай отказываться, почему – потом объясню. Сейчас поднимемся в класс, я на схеме все тебе покажу и расскажу. Полигон всего в пятнадцати километрах от аэродрома. А что касается контрольного полета на облет района полетов – забудь. Учебно-боевые самолеты здесь в дефиците, на этой базе всего одна спарка в настоящее время, еще одну ожидают. Поэтому выбивать ее ресурс полетами на личное совершенствование русских летчиков никто не собирается, только за инструктора. Местная сторона рассуждает так: коли мы здесь находимся, значит, готовы летать по всем видам летной подготовке в любых условиях. Кстати, ты ночью когда последний раз летал?
– Месяц назад. А что?
– Насколько я знаю, ночные полеты раньше, чем через полгода, в этом эскадроне не запланированы. И практически весь имеющийся летный состав вообще ночью летать не готов, за исключением командиров звеньев. Да и у них давно перерыв образовался. Причем, не просто перерыв, несколько превышающий допустимый, а такой, что навыки утрачены капитально. К началу ночных полетов у тебя тоже образуется ощутимый перерыв. Но никого это не будет волновать. Ну, один полет, да и то не факт, на боевом тебе могут запланировать для пристрелки и – в заднюю кабину, учить тому, что и сам наполовину забыл. Виктор взглянул на поникшего Алексея и улыбнулся. – Ну, чего скис? Все будет хорошо, я ведь тебя знаю.
----- . . . -----
Пока Шевцов переодевался в новенькую французскую летную форму и одновременно слушал инструктаж Виктора, не отрывая взгляда от схемы района полетов, стараясь не пропустить ни одного слова, хотя от волнения это не очень получалось, в дверях появился посыльный от командира эскадрона и сообщил, что полеты на полигон сегодня выполняться не будут.
Выдохнув и переодевшись опять в свой костюм, Шевцов спросил:
– Ну, и что это было?
– Я думаю, ты, Леша, подвергся проверке на лояльность местным порядкам. Ежели сказать проще, по-нашему, это была проверка на вшивость. Считай, что ты ее прошел. Конечно, ты мог отказаться, сославшись на летные законы, которые написаны кровью многих и многих летчиков. И поверь, Халиб очень вежливо с тобой согласился бы, и даже похвалил. Но потом очень долго и упорно тебе пришлось бы подтверждать свой профессионализм.
– В каком смысле?
– Ну, к примеру, на полеты планировали бы по минимуму, основная нагрузка легла бы на твоего шефа. В общем, как бы это точнее выразиться… Короче говоря, тебя мягко игнорировали бы неопределенное время. Поверь человеку, который через это прошел. Ты же знаешь, я упертый хохол, а Халиб оказался еще более упертым. В общем, нашла коса на камень. А вообще-то, он мужик правильный, одна из его особенностей – очень болезненно переносит вранье. Эту его черту характера ты должен иметь в виду. Мали ли чего может произойти по твоей оплошности… Если подойдешь и скажешь, так мол, и так, ошибся, виноват – замнет. А если из боязни попробуешь вывернуться, свалить, например, на какую-нибудь мнимую неисправность авиатехники – всё! Доложит нашему генералу. Скажет, что его эскадрону такой летчик-инструктор не нужен.
– Понятно. А откуда он так хорошо знает русский язык?
– Трудно сказать. Я не интересовался. Точно знаю, что в Союзе он не был никогда. Просто по своей инициативе выучил, наверное, потому что много лет уже работает с русскими. Вообще, алжирские офицеры – довольно образованные, многие знают несколько языков. Арабский и французский – само собой разумеется, кроме того, часть из них говорят на русском и английском. Есть здесь еще один летчик, командир звена Надир. – Виктор посмотрел на часы. – Через пятнадцать минут они все соберутся в столовой к стартовому завтраку, там мы и представим тебя с Николаевым летному составу. Каких-то специальных церемоний по этому поводу здесь не принято проводить. Так вот, буквально через пару минут после этого Надир обязательно подойдет к тебе для более близкого знакомства. Он тоже отлично знает русский язык, хотя и не был в нашей стране, и очень общителен. Молод, даже моложе тебя, по-моему. Вроде бы неплохой парень, но скользкий какой-то. Любит очень о Франции рассказывать. Жена его, хоть и арабка, но родилась, выросла и получила образование в Париже. Держи его на всякий случай на дистанции – кто его знает, чего ему от нас надо. Но летает смело, уверенно. Даже слишком смело, склонен к воздушному хулиганству.
– У них это тоже преследуется?
– Я бы сказал, преследуется, но очень своеобразно, где-то даже колоритно.
– Это как?
– Ну, вот недавний случай. Молодой лейтенант после возвращения из пилотажной зоны в азарте прошел над стартом на высоте сто метров и скорости около тысячи. А Халиб как раз в это время ехал на открытом джипе по магистральной рулежной дорожке в сторону аэровокзала по каким-то своим делам, и, видать, здорово напугался от неожиданного рева двигателя над головой. Тут же развернулся в сторону стоянки, и, когда лейтенант зарулил и вылез из самолета, Халиб двумя профессиональными ударами уложил его на бетонку, и еще нагой пнул пару раз. Молча сел в свой джип и уехал.
– Ничего себе!
– Да. А солдат он вообще лупит почти каждый день. Правда, в нашем присутствии старается не делать этого, но иногда просто случайно оказываешься невольным свидетелем. Такие дела. В продолжение темы о воздушном хулиганстве скажу: если захочешь для себя выяснить, на что способен МиГ-21, а такая возможность здесь нам предоставляется, сам понимаешь, без оргвыводов, как говорится – никто тебя контролировать не будет, то не стесняйся. Грех такую возможность упускать. Только с головой надо все делать, не зарываться. Прошедшим летом вон там, сразу за полосой, – Виктор неопределенно кивнул в сторону окна, – упал один на скорости около тысячи км в час. Выполнял над полосой с разрешения руководителя полетов сложный пилотаж на предельно малой высоте. Увлекся, на нисходящей части косой петли упустил контроль за высотой, воткнулся в землю. Ну, а земля, ты видел уже – не земля, а камень. Короче, нашли от него только ботинки. Истребитель – в пыль! На авиабазе в Лагуате – это где-то посредине между Бешаром и столицей – тоже в прошлом году, но уже наш инструктор пилотировал в зоне на МиГ-23 на предельно малой высоте. Во всей пилотажной зоне тридцать на сорок километров росло одно единственное дерево. Так он умудрился с ним встретиться. Ладно, хватит страшилок, тем более, в Союзе ты этого наслушался и начитался в информационных бюллетенях гораздо в больших объемах. Как там сейчас с аварийностью?
– Да все так же, ничего не меняется, убивают себя летчики. За год от пятидесяти до восьмидесяти летных происшествий, из них половина – катастрофы.
– Вот и я о том же. Ну, пошли на встречу с летчиками. А потом зайдем в ангар к нашему инженерно-техническому составу, с соотечественниками познакомимся. Сразу тебя предупреждаю, что матчасть готовит к вылету местный технический состав, наши парни консультируют и, конечно, принимают непосредственное участие в различного рода ремонтных и регламентных работах. Поэтому сам будь предельно внимательным в оценке готовности самолета к очередному вылету, начиная с осмотра, и так далее. Конечно, наш инженер по самолету и двигателю при этом недемонстративно поглядывает за действиями техников и механиков. Но, не привлекая внимания, иначе может последовать обвинение в недоверии местным специалистам. Крайне чувствительная нация. Очевидно, это свойство всех мусульманских народностей. Кстати, отвлекаясь от наших профессиональных дел, скажу тебе – страна не без контрастов, очень сильно поражающих на первых порах наших соотечественников.
– Например?
– Например, существование легальных публичных домов. Здесь их называют борделями.
– Да ты что? – удивился Алексей. – Действительно, удивляет. Как же так? При таких суровых нравах?
– Да. Представь себе, таким вот оригинальным образом решается проблема уличной проституции, которая под строжайшим запретом. После первого задержания проституток отправляют отбывать наказание на определенный срок как раз в эти самые бордели – заработок удерживается в пользу государства. При рецидиве – тюрьма. А в армии среди солдат срочной службы нет самоволок и преступлений на сексуальной почве, потому что в выходной день – он, кстати, единственный, в пятницу, организованы культпоходы в бордели. Взвод солдат отвезут на автобусе, они отработают – и опять на базу служить дальше.
----- . . . -----
СЕКРЕТНО
РАБАТ, РЕЗИДЕНТУ
ПРОШУ, В РАМКАХ ОСУЩЕСТВЛЕНИЯ ОПЕРАЦИИ «АГРЕССОР», ДАТЬ УКАЗАНИЯ ВАШЕМУ АГЕНТУ О ПРОРАБОТКЕ ПЕРСПЕКТИВЫ ВЕРБОВКИ ОБЪЕКТОВ. ПРЕДПОЧТЕНИЕ – ОБЪЕКТУ № 2.
ОПЕРАТИВНЫЙ ДЕПАРТАМЕНТ,
ОТДЕЛ ВНЕШНЕЙ РАЗВЕДКИ.
НАЧАЛЬНИК ОТДЕЛЕНИЯ
СССР И ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ
----- . . . -----
Заглянув после знакомства с техническим составом в плановую таблицу полетов на следующий день, Алексей увидел, что должен лететь на боевом самолете в составе пары в качестве ведомого на облет района полетов. У Николаева был запланирован аналогичный полет.
– Послушай, Витя, что это за комедия? Кто мог до такого додуматься, чтобы выполнять облет района в качестве ведомого?
– Не волнуйся, Леша. Я же тебе говорил, что на спарке тебя возить не будут. А облет района – простая формальность. Все равно ничего не увидишь в пустыне. Если увидишь, вряд ли запомнишь. А что запланировали в составе пары в качестве ведомого, так это неспроста. Неформально решили проверить тебя именно в этом упражнении. Я вчера забыл тебе сказать, что этот авиационный эскадрон был сформирован относительно недавно, уровень подготовки у летного состава разный. Поэтому Халиб решил пройти с самого начала весь курс боевой подготовки, но для кого-то в сокращенном порядке, для кого-то полностью. И мы недавно с частью летчиков подошли вплотную к полетам на полигон в составе пары, но некоторым надо еще закончить групповую слетанность. Кстати, и на сложный пилотаж, чего нам с тобой не приходилось выполнять в Союзе. Удивлен?
– Мне с утра уже стало понятно, что удивляться здесь – неблагодарное занятие. Справлюсь. Кстати, ты завтра будешь здесь присутствовать?
– Буду. Карпов неважно себя чувствует, поэтому меня попросил в первый летный день присмотреть за вами. А сейчас – экскурсия по территории базы. Покажу, что к чему – зови своего шефа.
Когда вышли из здания, Виктор как-то странно взглянул на Шевцова с Николаевым, затем перевел взгляд в сторону стоянки.
– Кажется, прогулка по базе отменяется
– Почему?
– Погода портится.
– Шутишь? – Григорий Максимович посмотрел на безоблачное небо и ярко светившее солнце, и улыбнулся. – Тропический ливень приближается, что ли?
– Нет. Но не менее неприятное явление. До конца смены еще часа три, а летчики интенсивно заруливают на стоянку. – Виктор кивнул в сторону востока. – Песчаная буря приближается.
Но напротив здания, из которого они вышли, с восточной стороны стоял ангар, поэтому сразу трудно было что-либо понять. И, только присмотревшись внимательно, летчики увидели, что яркая голубизна неба над ангаром приобретала грязно-серый оттенок. Виктор молча повел обоих в сторону стоянки самолетов, огибая ангар, заслонявший вид на восток. Внезапно их взору открылась фантастическая картина: над горизонтом нависала плотная, красно-желто-серого цвета, клубящаяся песком и пылью стена, стремительно приближающаяся к постройкам на территории базы. Технический состав зачехлил последнюю, только что зарулившую на стоянку пару истребителей и заторопился в ангар. А Шевцов с Николаевым стояли, как завороженные, не в силах оторвать взгляда от потрясающей воображение стихии, пока Виктор, смеясь, не увлек их за собой в здание. Минут через пять вся эта воздушно-песчано-пылевая взвесь со страшным воем обрушилась на базу, и посреди дня наступили сумерки с видимостью не более ста метром.
Николаев ушел к командиру эскадрона поговорить о завтрашних полетах, оставив Шевцова и Приходько в кабинете, обустроенном для советских летчиков, с незатейливым названием «бюро».
– И долго это будет продолжаться? – спросил Алексей, ощутив во рту вкус пыли, несмотря на то, что в помещении, где они находились, единственное окно было плотно заперто.
– Как правило, не более пятнадцати-двадцати минут, иногда чуть меньше или больше, – Виктор провел пальцем по столу, оставив четкий след на запыленной поверхности. – Вот только грязь эта будет висеть в атмосфере дня три, не меньше.
– Ну, если дождь пойдет, воздух сразу, наверное, очистится?
– Я не знаю, Леша, – Виктор засмеялся. – Дело в том, что за эти два года мы дождя здесь не видели. Возможно, вам с Николаевым повезет больше. Но и сейчас, считай, тебе подфартило – будет в запасе минимум три дня, чтобы как следует подготовиться к полетам. И сразу налегай на уроки французского – случись что, никто на русском языке не станет оказывать помощь.
– Разберемся. – Шевцов взял в руки инструкцию летчику самолета МиГ-21 с грифом «Секретно», лежавшую на столе, стряхнул с нее пыль. – Ну, как это назвать? В Союзе кое-кто из летчиков поплатился карьерой за утерю этой книжки, а здесь, в чужой стране она пылится без присмотра.
– Называй, как хочешь. Ты же знаешь, что у нас помешаны на секретах, которые давно уже не секреты. Кстати, хорошо, что ты мне напомнил – я забыл тебе сказать об одной вещи. Вас, вновь прибывших, в ближайшие дни сфотографируют и наделают кучу снимков, которые сами же и сдадите в их канцелярию. Ну, одна фотка пойдет на пропуск в военторг – тоже есть у них такие магазины, только название другое – экономат. А если спросите про остальные, ответа не получите – секрет! – Виктор засмеялся. – Поэтому не надо задавать лишних вопросов.
– Ну, а все-таки, на кой черт им столько фотографий?
– Не знаю. Можно только догадываться. Возможно, для спецслужб. В том числе, зарубежных – ЦРУ, например.
– Шутишь?
– Нисколько. Если между нашими странами существует военно-техническое и сельскохозяйственное сотрудничество, это не означает, что по линии спецслужб местная сторона не дружит с американцами или французами. Или с теми и другими, что наиболее вероятно. Холодная война между СССР и США в самом разгаре, но втянуты в нее, сам понимаешь, многие страны тем или иным образом.
– А тебя не пытались завербовать, – спросил вдруг Шевцов.
– Нет, – несколько поспешно, как показалось Алексею, ответил Приходько и подошел к окну, чтобы оценить степень износа песчаной бури, которая, вопреки его прогнозам, почему-то не собиралась еще стихать.
Ни Виктор, ни Алексей во время этого разговора еще не знали, что на планете практически созрел очередной болезненный нарыв с названием Афган, готовый вот-вот прорваться, чтобы через какое-то время отозваться эхом в Богом забытом клочке земли на территории пустыни Сахара в самой западной ее части.
P.S. Продолжение следует.