Из Сибири с любовью!
Мое детство прошло в маленькой деревушке на берегу Енисея – в Леднево. В 2002 году губернатором Красноярского края было принято решение о переселении жителей Леднево Енисейского района из зоны затопления в п. Кривляк. Деревенька на два десятка дворов объединяла людей разной национальности, разного вероисповедания. И надо сказать, эта была большая дружная семья. Школа-четырехлетка, насчитывающая 12 учеников. На пригорке клуб, в конце деревни – ферма.
Ледневцы – народ дружный, всегда готовый прийти друг другу на помощь. Замков на дверях домов не увидишь. Наброшенная щеколда, зафиксированная щепкой, означает – хозяев нет дома.
Природа вокруг поражала буйством красок. Нежные подснежники сменялись оранжевым заревом жарков. Кедры, высоченные, в небо кронами упираются, в тайге зверья полно, в реке рыбы – ловить, не переловить. Вот в таком суровом, но благодатном краю росла маленькая девочка Тошка.
В дальнем конце Леднево жили Мироновы и Фадеевы. Держались особняком. На свадьбы не ходили, дни рождения не праздновали.
– Вера не позволяет, – шептались бабы.
– Гля, кержачка идет, – толкает Талька острым локотком Тошку в бок. – Прячься.
Тошка внимательно разглядывает старушку в темном платке, которая, опирась на ботожок, поднимается на крыльцо магазина. Это Захариха Миронова.
– А зачем? – спрашивает Тошка.
– Что зачем? – переспрашивает Талька.
Пятилетние девчушки с недоумением смотрят друг на друга. Талька белобрысая, веснушчатая, зеленоглазая. Тошка курносая, светлорусая, синеглазая. В остальном подружки походят друг на друга. Одинаковые сарафаны, сандалики, даже ленточки в косах одного цвета – это продавщица Дора, Талькина мать, постаралась.
– Зачем кержачка? – снова спрашивает Тошка, внимательно наблюдая за Захарихой.
– Не знаю, – пожимает плечами Талька.
– Мам, а что такое кержачка? – спрашивает вечером Тошка, забираясь к Насте на колени.
– Это такие люди, – растерянно говорит мать. – А зачем тебе это знать?
– Мам, а кержачка – это плохо или хорошо?
– Это никак, Тошка. Мы одни – они другие. Не мирские они, одним словом.
– А что такое «не мирские»? – не унимается Тошка.
– Это значит, живут отдельно. У них свой быт, свои обычаи. Для гостей посуда отдельная, чтобы не оскверняться.
Мама рассказывает, как однажды Зойка, мамина напарница, попросила у Захарихи напиться. Ей вынесли стакан воды, а потом незаметно бросили стакан в мусорное ведро, чтобы потом выбросить посудину в овраг. Так, во всяком случае, решила Зойка.
У Тошки от удивления глаза, как блюдца: в их с Талькой игрушечном магазине даже разбитая посуда ценится, а тут целый стакан!
– А почему она этот стакан Зойке не отдала? – не может успокоиться Тошка.
– Не знаю, – пожимает плечами мать.
Солнце припекает вовсю. Под ногами аккуратными следами расступается мягкая пыль. Мама с Тошкой медленно бредут по склону вдоль реки. У мамы ведро с черноземом, она собралась пересаживать герань. Неугомонная Тошка необычайно тиха.
– Не заболела часом, – то и дело с тревогой поглядывает на дочку Настя.
– Может присядем, – не выдерживает Настя и расстилает на пригорке платок.
Тошка не садится – валится. Щеки у нее раскраснелись и даже шея пятнами пошла.
– А ну ее, эту землю, – говорит мать и протягивает Тошке руки. – Иди на ручки, доченька.
– Я уже большая, – вяло сопротивляется девочка.
С Тошкой на руках Настя стучит в крайний дом. Через минуту в окне шевельнулась занавеска, скрипнула калитка.
– Кержачка, – прошептала Тошка, закрывая глаза.
Проснулась Тошка ночью, хотела попросить пить, но из горла вырвался только хрип.
Мать тут же проснулась, шепотом спросила: «Пить хочешь?»
Глотать было больно. Тошка заболела корью. Сначала она, потом Витя. Осунувшаяся Настя металась от одной кровати к другой. Из ложечки поила кагором.
– Мама, а почему все кругом красное? – обратила однажды внимание на красный полог Тошка.
– Так положено, доченька, – обрадовалась мама. – Это чтобы болезнь на сухой лог ушла.
– К кержакам? – спросила Тошка.
– Почему к кержакам? – удивилась мама. – И неожиданно засмеялась.
– А ты помнишь, что учудила у Захарихи?
Тошка ничего не помнила.
Мама рассказала, как они вместе с Захарихой уложили заболевшую Тошку на скамейку. Бабка принесла уксус, тряпки, воду и принялась вместе с Настей обтирать пылающую жаром Тошку. Девочка попросила пить. Ей принесли кружку брусничного кваса, который она с жадностью выпила. А потом, по словам матери, стала засовывать кружку под подушку. Изумленная Захариха попыталась забрать свою посудину, но Тошка раскричалась. Она размахивала руками, поминала Зойку, разбитые стаканы и требовала не выбрасывать кружку в овраг, а отдать ей, Тошке, в игрушечный магазин.
Так и прибыла она в бессознательном состоянии на телеге домой, цепко держа кружку в руке.
Мама не стала говорить дочке, что та в бреду кричала на Захариху и обзывала ее кержачкой.
Через две недели после этого разговора Настя вместе с Тошкой медленно брели по косогору вдоль реки. Только на этот раз они никуда не спешили и несли не ведро с черноземом, а завернутую в газету кружку.
– Тетя Кержачка обрадуется, что мы ей кружку принесли? – тревожно спрашивала Тошка.
– Аксинья Захаровна ее зовут, доченька, можно тетя Аксинья, – в который раз поправляла дочку Настя.
Бабка Захариха пасла коз. Увидела гостей издалека и не торопясь направилась навстречу, за ней потянулись козы.
– Ну что, поправилась, отроковица Антонина? – строго спросила она Тошку.
– Не знаю, – растерялась Тошка, – я ее не знаю, мы из дома идем.
– Поправилась, поправилась, – улыбнулась Настя. – Вот пришли поблагодарить вас за помощь. И кружку вашу принесли.
Бабка Захариха развернула газету и неожиданно улыбнулась.
– Подождите здесь, – сказала и направилась к калитке.
Ждать пришлось недолго, Захариха появилась вскорости и не одна, а с мальчиком года на три старше Тошки, который нес перед собой корзинку.
– Это тебе, Антонина, – стесняясь, протянул он корзинку растерявшейся Тошке. – Подарок от нас и благословение, чтобы больше не болела.
Тяжелую корзинку Тошка несла до дому сама, хотя мама и предлагала помощь. Дома корзинка была водружена на стол, и взору собравшихся предстали: мед в самодельном туеске, пирожки с брусникой и морошка… в той самой кружке, которая так понравилась Тошке.
Талька с Тошкой играли в магазин. Переставляли с места на место пустые консервные банки, черепки битой посуды. На перевернутом ящике, застланном газетой «Правда», стояла банка с коричневой жидкостью – это «какава» из глины и воды. В центре поставлены две кружки: одна беленькая с отбитой ручкой, другая зеленая – Захарихин подарок.
– Ой, кержачка идет, – выглянула и снова спряталась за поленницу Талька. – Прячь скорее кружку.
– Не кержачка, а тетка Аксинья, – поправила подружку Тошка. – А кружка моя, она мне ее подарила.
Тошка схватила Тальку за руку и потянула из-за поленницы: «Побежали к ней, она добрая, она нам конфет даст».
Взбивая пыль босыми ногами, по пыльной дороге, не спеша, шли трое: пожилая женщина, опираясь на батожок, и две девчушки с сумкой в руках.
А. ВИКТОРОВА