В бытность свою командиром полка как-то умудрился порвать себе заднюю мышцу на бедре правой ноги. А дело было так. Согласно своего личного плана на день с утра, я наметил себе проверить подъём и проведение зарядки срочной службой. Потом должен 4 часа отдохнуть и дальше проводить лётную смену. Сначала слетать на разведку погоды, а затем 8 часов отсидеть на руководстве полётами своего полка.
В 5.40 утра подъехал к казарме. Убедился, что без десяти шесть подняли младших командиров. В 6.00 прозвучала команда «Рота, подъём», в 6.10 все матросы срочной службы во главе со старшиной стояли перед казармой. Было достаточно морозное весеннее утро. Я дал команду несколько изменить обычный ритуал проведения утренней зарядки: сначала приказал провести 20 минут бега по аэродрому, а затем 10 минут физических упражнений. Бойцы побежали, а я пошёл обходить прилегающую территорию, проверяя качество её приборки накануне. Дул свежий ветерок, и если честно, то я слегка замёрз. Через 20 минут прибежали матросы, и старшина, который во время обхода территории меня сопровождал, начал проводить с ними зарядку прямо под стенами казармы. Мне не понравилось, как лениво срочная служба делала упражнения, которые показывали. Исключение составляли человек 8-10 матросов. Это были те, кто ходил ко мне на тренировки по каратэ.
Борьба с «дедовщиной»
С самого начала моего приезда в гарнизон Остров, я как и Тимур Апакидзе организовал секцию рукопашного боя. Сначала она работала только для офицеров и прапорщиков. Потом, когда мне доложили о неуставных взаимоотношениях среди срочной службы, одной из мер борьбы с ними было то, что я разрешил ходить на тренировки и матросам срочной службы при условии, что у них не будет нарушений воинской дисциплины. Для этой цели две тренировки из четырёх, проводимых в неделю, мы приезжали на аэродром и проводили их в казарме. Сначала матросов было много, но потом большинство отсеялось, т.к. нагрузки я давал большие, а у срочной службы распорядок такой, что отдыхать и восстанавливаться к следующей тренировке получалось только у самых стойких и преданных этому виду спорта. Но главная цель была достигнута. Эти 8-10 человек задавали тон основной массе, и случаи неуставных взаимоотношений у нас практически прекратились.
Только не надо думать, что это произошло мгновенно, и только благодаря каратэ. Был проведён целый комплекс мер, начиная от полит бесед на темы воспитания, до участия матросов полноценно в спортивной и общественной жизни полка. В плане обмена опытом хочу поделиться таким приёмом, додуматься до которого меня заставила сама жизнь. Я сам лично убедился в его эффективности. Когда мне особый отдел, политорганы или старшины эскадрилий докладывали о попытках «дедов» учить «молодых», как им надо «жить», я проводил персональные, индивидуальные беседы с зачинщиками, с глазу на глаз, так сказать.
Учитывая, что я пользовался заслуженным авторитетом у личного состава, это сразу давало нужный результат. И авторитет был не только благодаря погонам полковника, но и потому, что я был тренером по каратэ, на тот момент самым востребованным видом спорта в мире, хотя отдельные «разгильдяи» или «обиженные», что их обошли по службе, и виноват в этом Командир, конечно, же были. Но не они делали погоду. Неслучайно, спустя 20 лет, я узнал, как меня за глаза называли подчинённые – «Чапаев». Согласитесь, уважаемые друзья, какие бы анекдоты не рассказывали про Василия Ивановича, но никто не мог обвинить его в трусости или подлости. Бойцы за ним шли в бой, огонь и воду, потому что он их вёл и никогда не прятался за чужие спины… Как-то через полтора года как я перевёлся в Николаев встретился со своим штурманом Геной Каменюкиным. За «рюмкой чая» он мне сказал: «Командир, о Вас до сих пор в Острове среди личного состава легенды ходят». А буквально вчера жене в приватной переписке от незнакомого мужчины Виктора Колобова, который живёт в моём родном гарнизоне Остров-2, пришло письмо, где были такие слова: «Полковник Чечель – легендарная личность в авиации Военно-Морского флота». Ну, и ещё один совсем "свежий довесок" о своём авторитете и действии его на срочную службу приведу слова одного из моих пилотов, который к тому же стал моим другом Игоря Ларькова, и чей сын продолжает сейчас эстафету отца:
"Командир! Искренне спасибо Вам за понимание.
Прорвёмся!
Там в подмосковье всё так не просто. Будет возможность, Начальник расскажет. К стати, следующий год у лётки юбилейный. Прошло уже 4 года с крайней встречи в Оренбурге.
Вторник, 16 июня 2015,
Ладно, учитывая ваше "чистосердечное покаяние" пока ранее наложенную благодарность снимать не буду, но впредь, более внимательно читай мои "опусы", а не то, что тебе "знакомые" позвонят. Я нигде не говорил, что Юрину должность сделали "гражданской". Я наоборот написал так, чтобы руководству Роскосмоса стало стыдно за свою "мелочность"...
Командир, помниться, Вы родились в 47 году. Ясен перец, что сегодня не подпрыгиваете глядя в паспорт. Нам уже по полтиннику. Едрён - батон! А каким Вы нам древним казались тогда!
Ёкрный - бабай, моему младшему уже 24 годика. Сейчас, турбины его носят над Балтикой, чтобы знали враги: "нас не догонишь". Завтра все СМИ врагов будут орать, что опять вдоль их границ русские шныряют.
Обсмеяться можно, оказывается Вы в 86 были моложе нас больше, чем на 10 лет.
Но это не повод отмазываться от встречи. Вы наш "батя". Чё нить придумаем.
Так вот, я приезжал, как правило, после ужина в казарму, когда у матросов свободное время. Садился в комнате старшины эскадрильи, а он мне вызывал очередного провинившегося «гаврика». К этим беседам я готовился и проводил её на восточный манер. Там при встрече путника или гостя никогда сразу не спросят о делах, или что его привело в этот дом. Сначала обязательно вопросы про здоровье родителей. Потом как жена, ? Есть ли трава на пастбищах для овец, не нападают ли волки и т.д. И лишь потом переходят к сути беседы.
Мне удавалось разговорить матроса на тему «про жизнь», что ему нравится, а что не нравится в нашем коллективе, какие порядки он бы изменил, если бы был командиром. А главное, я уже был в курсе всех нюансов поведения того, с кем я проводил воспитательную беседу. Знал откуда он родом, из какой семьи вышел и заранее подбирал примеры войскового товарищества в период войны или мирного времени. Не стеснялся рассказывать и о своих ошибках. Основной мыслью нашего разговора были товарищеские отношения в коллективе, без которых невозможно победить или остаться в живых при ведении боевых действий в современной войне. «Вот ты сегодня заставил матроса Иванова чистить твои ботинки только на основании того, что ты прослужил на полгода больше». Матрос Иванов на тебя, естественно, обиделся. С началом войны по нашему стратегическому аэродрому стопроцентно будет нанесён ракетно-ядерный удар. Как думаешь, если ты будешь ранен, понесёт ли тебя матрос Иванов на себе в укрытие? По «идее» должен понести, а ведь после твоих поступков, унижающих его честь и достоинство, может и не сделать этого. Так кому ты делаешь хуже? Только себе.
А если в больших масштабах подумать о Родине, о тех родных и близких, кого мы защищаем. Разве для этого ты пошёл служить, чтобы проповедовать здесь гнилые традиции буржуазного мира. Вспомни четырёх солдат: Зиганшина, Поплавского, Крючковского и Федотова, которых в шторм на барже унесло в Тихий океан. Я как раз пацаном был на Дальнем Востоке. Их подобрал американский авианосец на 42-ой день дрейфа в океане. Американцы были поражены силой их дружбы. Что эти четыре «скелета» поровну делили кожаные ботинки, ремень, даже гармонь, которые они варили и ели. Что они не передрались за лишний кусок или глоток воды. И ведь они не были до этого друзьями, попали в наряд по охране баржи просто по списку, зачитанному старшиной. Но они были членами одного воинского коллектива, они были частичкой нашего огромного многонационального Советского народа. Поэтому они выжили. Вот с кого надо брать пример…»
В общем, скажу, что после такой беседы полковника с матросом, где я не давил своими погонами, а просто говорил с подчинённым на равных, как человек с человеком, но умудренный большим жизненным опытом, рецидивов нарушения воинской дисциплины, как правило, не было. Не всегда, но чаще всего наша беседа заканчивалась словами: «Тов. Командир, я всё понял, такого больше не повторится». Т.е. я просто убеждал логикой, как надо служить в наших Вооруженных Силах. Кстати, вот этот мой опыт индивидуальных бесед даже Командующий ВВС Балтийского флота Пётр Иванович Гончаров на Военном Совете перед командирами полков отметил. Но вернёмся к зарядке.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ - «Мересьев №2 (тот без ног летал, а я «без головы»)
Вижу я, что некоторые матросы при выполнении упражнений «сачкуют». Есть такая шутливая армейская шутка, в которой лишь доля шутки. Какая разница между командиром и замполитом? Командир говорит: «Делай, как я», а замполит говорит: «Делай, как я сказал». Я естественно, при командовании полком придерживался первого постулата, поэтому вышел перед строем и дал команду: «А теперь выполняем упражнения вместе со мной». Поскольку разминка плечевого пояса и торса уже была сделана, я сразу перешёл на упражнения для ног. Сначала предложил сделать сложную подпрыжку на одной ноге, когда на каждый прыжок идёт мах свободной ногой вперёд или назад. Многие матросы стали терять равновесие, а некоторые даже падать, вызывая улыбки товарищей. В общем, сразу создалось весёлое настроение, и зарядка не стала уже казаться каторгой.
Тогда я прекратил прыжки и сказал: «Ладно, это для вас ещё сложно, делаем по раздельности и проще», и стал делать мощные махи поочерёдно ногами назад с одновременным подъёмом обоих рук вверх. Я не придал значения тому, что мышцы у меня холодные и не разогретые, у матросов-до этого 20 минут бега было. В общем, под взглядом 40 пар глаз я переоценил свою тренированность и на третьем махе назад ощутил внутренний треск разрываемой мышцы. Не знаю, как называется она по науке, наверно, задняя приводящая мышца бедра, но рвётся точь в точь, как резиновый жгут, когда вы его растягиваете руками больше, чем он способен выдержать. Правая нога просто упала, и я понял, что больше поднять я её не смогу.
Ни один мускул не дрогнул на моём лице. Я посмотрел на часы, сделал вид, что мне уже некогда и дал команду сержанту, стоящему на правом фланге: «Продолжайте зарядку, а мне ещё надо в штаб заехать, старшина вызовите мою машину», - которая стояла за углом казармы. Уазик подъехал почти вплотную, я умудрился, почти не хромая, залезть в машину, и мы отъехали. Водитель выехал на дорогу ехать на аэродром, но я ему небрежно бросил, как будто меня только сейчас осенило: «Я передумал, не надо в штаб, сначала в санчасть заедем».
«Наколоть» Командующего
Подъехали к дверям лазарета, про себя думаю - «блин, как меня угораздило». Не представляете, какой я был на себя злой. Я чётко понимал, что на сегодня я уже отлетался. Теперь надо было думать, как преподнести это всё Командующему, мне же ещё полковника получать надо. Правильно говорил наш комэск: «Вот ты утонешь, тебе уже всё равно, а мне из-за тебя очередное звание не присвоят. Кому из нас хуже, блин?»
У меня в памяти ещё свежи были воспоминания, как «топал на меня ногами» Командующий, когда я сломал ногу во время службы в Быхове: «Комэска, как пацан, с лейтенантами в футбол играет, вывел себя со строя…» А командир полка Виктор Петрович Ломаев вообще ругался матом, когда меня только снимали с операционного стола с переломом большой берцовой правой, блин, опять правой, ноги. Я, кстати, до сих пор не знаю, зачем мне тогда загипсовали сразу три сустава: тазобедренный, коленный и голеностопный? Чтобы не сбежал, что ли? Так я всё равно сбежал. А командир полка вообще-то правильно матерился - я тогда должен был вести девятку на проверку ПВО стран Варшавского Договора, и заменить меня кем-нибудь из рук состава было невозможно, все были спланированы на полёты по другим заданиям. Пришлось всю плановую таблицу потом экспромтом заново перекраивать.
В общем, доковылял я до кабинета дежурного врача, на мою удачу он ушёл в столовую на проверку пищи, которую приготовили срочной службе на завтрак, и там была только дежурная сестра. Я обнажил ногу и говорю: «Милая, открылась старая травма, заморозьте мне ногу, и забинтуй эластичным бинтом. Записывать в журнал не надо, я перед лётной сменой заеду, будет врач, посмотрит, тогда всё грамотно и запишем». Я знал, что в 9 утра их сменят после ночного дежурства, и никто не узнает, пока я сам не доложу. Правда, ещё оставался водитель-матрос Хабибулин. Водителем командира полка матроса поставят только при условии, что он будет докладывать обо всех передвижениях Командира, куда ездил, с кем говорил, о чём и т.д. Это называлась в те времена «партийная информация». А если матрос не будет «закладывать Командира, его просто переведут на другую машину под любым благовидным предлогом.
Вообще, взаимоотношения с Особым отделом и Политорганами – это тема отдельного небольшого романа. Для примера - допустим, вы хотите такого-то лётчика поставить у себя командиром отряда или эскадрильи. Пишите на него представление, а вам звонит оперуполномоченный и говорит: «Василий Васильевич, до нас дошли слухи, что Вы такого-то майора на подполковничью должность выдвигаете? Мы Вам не рекомендуем, он два раза был замечен в пьянстве и допустил такое-то антиправительственное высказывание или «мы свечку не держали», но похоже, он переспал с чужой женой. Но при этом Вы не имеете права ссылаться на полученную от нас информацию». И вот ты понимаешь, что парня не пропустят, и начинаешь придумывать «причину»: «Тов. Сидоров, мы тут более тщательно посмотрели, у Вас, оказывается, лётно-методическая подготовка «хромает», как инструктора. Доработайте этот вопрос, тогда вернёмся к рассмотрению Вас на должность командира эскадрильи.
Чтобы на примере показать, как это происходит, сошлюсь на заместителя командира 15 одрап в Чкаловске подполковника Орехова Фекрета Энверовича. Он два раза «пиджак на должность командира полка» примерял. Но не то «родственников на родине в «Израиле» обнаружили», не то ещё что-нибудь, но этого очень порядочного офицера, в высшей степени грамотного лётчика и инструктора командиром полка так и не поставили, хотя собеседование проходил в штабе авиации Балтийского флота проходил дважды, и оба раза положительно. Но в Москве что-то не срослось, и офицер остался за бортом. Почему? Можно только версии строить, какому вышестоящему "дяде" захотелось своего "протеже" продвинуть...
В общем, когда мне ногу медсестра заморозила хлорэтилом и перебинтовала туго, мне удавалось почти не хромать. Я вышел, сел в уазик, и с улыбкой сказал матросу: «Эльдар, надо же старая травма открылась, но ничего страшного, доктор сказал «до свадьбы заживёт», поехали домой на предполётный отдых». Приехали, лёг в постель, действие хлор-этила кончилось, нога стала ныть. Дал команду жене, достать лёд из холодильника и периодически прикладывать.
Через 4 часа пришло время ехать на Принятие Решения на полёты. С этого ритуала начиналась организация каждой лётной смены на постсоветском пространстве. Командир полка заслушивает сначала синоптика с его прогнозом погоды, взятом из трёх «П» - пол, палец, потолок. Потом своего заместителя по ИАС о готовности авиационной техники, далее командиров АТБ и ОБС и РТО, после чего «морщит лоб, делает очень умный вид» и произносит сакраментальную фразу: «Я решил провести полёты по первому основному варианту!» (Для справки: вариантов, как правило четыре: ПМУ (простые метеоусловия), СМУ (сложные), При установленном минимуме погоды и Отбой полётам.) Процесс принятия решения по науке начинается на час раньше до приезда технического и лётного состава на аэродром, но опытный командир полка фактически начинает его с утра.
Обычно с собой на принятие Решения я забирал на своей машине начальника штаба Сашу Мартынцова, старшего штурмана Александра Матвеевича Иванова и своего первого зама Олега Яковлева. Минут за 10 до прихода машины я позвонил Яковлеву и попросил его зайти ко мне домой прямо сейчас. Через 5 минут Олег пришёл, я ему объяснил суть дела и попросил помочь мне выйти из дома, по возможности так, чтобы никто не увидел, что командир уже «калека». Пока мы спускались с четвёртого этажа, где была моя квартира, Яковлев оценил степень моей травмы и предложил: «Командир, Вам нельзя лететь. Давайте вылет на разведку погоды я сделаю вместо Вас».
Отвечаю: «Нет, Олег, этого вылета нет в плановой таблице, кто-нибудь заложит, я потом не оправдаюсь. Условия простые, я слетаю».
Короче, я слетал на разведку погоды, хотя правая нога фактически не работала, двигалась только стопа, т.е. нажимать на тормозные педали на рулении и после посадки я мог. А на случай, если бы пришлось давать ногу на разбеге или пробеге для выдерживания направления, я проинструктировал правого лётчика, тогда у меня был уже Юра Лончаков в «праваках», что по моей команде, он даёт правую ногу пока я не скажу: «Хватит». Это, конечно, был риск, ТУ-16 в плане бокового ветра – строгий самолёт, но другого выхода я для себя я не видел. «Кто не рискует, тот не пьёт шампанское».
Потом я ещё отруководил полётами полка 8 часов, поспал, а утром позвонил Командующему Петру Ивановичу Гончарову. Нашёл какой-то пустяшный повод по результатам отлётанной смены, а после слов: «Доклад закончил», - разыграл сцену, - «Да, тов. Командующий, чуть не забыл. Я сегодня утром на зарядке как-то нечаянно подвернул ногу во время прыжка в озеро. Похоже, старая травма открылась. Можно я одну лётную смену пропущу, посижу на руководстве полётами вместо Яковлева, а он за меня слетает?»
Командующий сразу: «Василий Васильевич, а к врачу обращались?» Я, как та «лиса Патрикеевна», елейным голоском: «А зачем, тов. Командующий? Это у меня с Ленинграда иногда выскакивает. Два-три дня и я уже на ногах, не впервой».
А Пётр Иванович он же из замполитов вышел: «Нет, Василий Васильевич, сегодня обязательно покажитесь врачу, и мне доложите о результатах».
«Есть», - молодцевато ответил я, щёлкнув каблуками перед телефоном.
ГЛАВА - ПЯТАЯ - Путёвка в санаторий Крым
Показался доктору. Тот запричитал, заохал: «Василий Васильевич, да как же Вы?» На что я ему на вдохновении «навешал лапшу на уши», что сегодня утром, на зарядке, прыгая с мостика в воду на Гороховом озере, поскользнулся, и вот результат. Но ничего страшного, мол, на мне спортивные травмы заживают как на собаке. Доктор же довольный, что он оказался при деле, и выявил серьёзную травму у командира полка, тут же доложил по своей линии наверх, что летать я не смогу как минимум месяц и нуждаюсь в курортно-санаторном лечении.
В общем, через минут 20 позвонил сам Командующий. Пожурил меня по-отечески, что я не слежу за своим здоровьем, а в конце добавил, что с завтрашнего дня я в отпуске на 35 суток. (именно столько у меня оставалось после 15 дней, проведённых в Терсколе зимой на горных лыжах). А также Пётр Иванович до меня довёл новость, от которой я чуть не «уписялся», что с послезавтрашнего числа у меня семейная парная путёвка в санаторий «Крым» в Партениде на 24 дня. Завтра мне её привезут попутным самолётом, и он же меня доставит с женой в город Николаев в 33 Центр. Ну, а оттуда до Крыма рукой подать.
День у меня ушёл на передачу дел первому заму, подполковнику Олегу Яковлеву, который на неё проскочил, практически не задержавшись на должности командира эскадрильи. Вечером, в конце рабочего дня, пригласил ещё двух замов: по лётной подготовке и по безопасности полётов – это у меня были Сергей Петрович Брагин и Владимир Оскарович Геллерт. Отдал «приказ» выпить по рюмашке коньяка за отпуск Командира, и дав им крайнюю «указивку» - «бдить и не расслабляться», убыл домой со службы, чтобы поставить перед фактом жену, что она уже в отпуске, и завтра вылетаем.
В санатории произошло два интересных момента. Первый – через пару недель мне передали приказ Командующего, оставить жену в номере, чтобы его никто не занял, а самому прибыть такого-то числа в 33 Центр города Николаева на трёхдневные сборы командиров полков со всех четырёх флотов Морской авиации нашего Советского Союза. Ну, в армии приказы не обсуждают, хотя оставлять одной красивую жену в санатории, где «куча» голодных военных мужиков приехали с дальних Северов и Камчатки подлечить хилое здоровье, не самый лучший вариант семейного отдыха.
Короче, прибыл я в Николаев, отсидел три дня эти сборы, а в заключение их задал вопрос Командующему, который с самого начала крутился у меня на языке. «Тов. Командующий, разрешите из отпуска на пять дней задержаться, поскольку я на сборах?» Пётр Иванович посмотрел на меня как, наверно, «Ленин смотрел на буржуазию»: «Василий Васильевич, Вы должны думать, как Вам ротный опорный пункт на аэродроме построить на аэродроме как у Иващенко в Очакове, а Вы мне какие-то глупые вопросы задаёте». Я понял, что мне мой «прогул на работе» за счёт отпуска отдадут «сухарями», и больше с такими вопросами к Командующему не обращался.