Недолюбленные дети – поколение тех, кому сейчас около 40, плюс-минус пару лет. Это мы находим в этой книжке себя. Это мы, я уверена, от неё в восторге, пока все остальные брызжут «вязкое повествование», «нелинейный сюжет» и прочая прочая (как будто сюжет кому-то обязан быть линейным, а повествование ужастика – невязким). Я прочла бы эту книгу, даже если бы не было тех двух отзывов, которые побудили меня ее прочитать – отзывов о том, что книга прекрасная, книга не напечатана, но опубликована в «Самиздате». Соглашусь, что отечественные книгоиздатели пугают: после стольких тонн бумажного гуана отказаться от нормального романа!
Много букв.
Тест Бехдель пройдет.
Моя оценка 9 из 10.
Что там происходит. Суровая университетская преподавательница по прозвищу «Вендига» (анаграмма от ее имени Яна Нигдеева) непонятным образом получает узелковое письмо: имитацию узелкового письма, шарф-послание. Этот тайный язык знали, кроме получательницы, всего два человека в мире – детские друзья Яны из небольшого городка на Дальнем Востоке. В письме зашифрована всего одна фраза, которая повторяется снова и снова: «Возвращайся домой». В это же время в больницу привозят жертву непонятной болезни, читатель понимает, что жертва эта – не первая. Докторица Ольга – та сама, из детских друзей, - больше всего боится, что жертвой этой болезни станет и ее дочь Полина. Между тем, сама она напрочь игнорирует свой странный дар: где бы она не была, за ней ходят обожающие ее собаки. Третий друг, его зовут Филипп, пытается встретиться с Ольгой. Но путает ее с ее дочерью Полиной, которая выглядит точно как Ольга в детстве, и за это отхватывает от полицейских, - они принимают его за маньяка, который убивает в городе детей…
Плюсы. Прелестное количество смыслов, начиная с названия. Ключ на шее, как символ поколения (кто сейчас, если честно, бегает по улицам с ключом на шее). Ключ на шее – как камень на шее, груз, который на каждого из героев беспощадно вешает семья, давя, уничтожая, насилуя, все это под бесконечный рингтон «да я же тебе дураку-дуре лучшего желаю». Но и на фамилию Нигдеева я не могу не нарадоваться. Нигдеева - нигде. Долгие годы считается, что она нигде – умерла. И таких деталей там фонтаном.
Минусы. Когда сравнивают с Кингом, как по мне – жирный минус, потому что все, что не Кинг – это не Кинг. А читатели, между тем, ждут Кинга – и разочаровываются. Какие-то общие черты, конечно, схожи: убийства, чудовище, дети, чьи пути расходятся. Но это не Кинг, блин, - это Россия, детка.
Книжка насыщенная и болезненная, - это, с одной стороны, жирный плюс, много ли в наше время насыщенных книг (спойлер: мало), - но это и пугает тех, кто читает. Кинг умело разбавляет боль своих книг теплотой и юмором, - не конъюнктуры ради, хотя кто его знает. У российских писательниц, которых часто сравнивают с Кингом (Кроме Шаинян – Старобинец, например) эта боль концентрированная, как сгущенное молоко.
Но, кстати, времена изменились к лучшему. По моим личным ощущениям и по ощущениям родительниц, с которыми я обсуждала эту тему, в школах уже не шеймят толстых (см. цитаты ниже).
Из книги:
«Фильке тогда здорово влетело за них… Хорошее слово – «влетело», да? Оно. Влетело. Само. Звучит намного лучше, чем «двое взрослых орали на десятилетнего пацана сорок минут за то, что он отмотал два метра пряжи».
«Беда в том, что ему больше не с кем было дружить. Понимаешь, он был толстый».
«… дочь, как ни старайся, не запихнуть в сумку на животе, как кенгуру, - отчаяние привычное, обыденное и всепроникающее, как сухой уличный песок».
Еще разнообразные ужасы:
«Холод страха» - сборник рассказов.
Анна Старобинец, «Резкое похолодание» - рассказы и повести.
Дженнифер Макмахон, «Люди зимы» - мистика, ужасы.
Стивен Кинг, «Институт» - современная литература, триллер, ужасы.
Дарья Бобылева, «Ночной взгляд» - сборник рассказов, мистика, ужасы.