Те, кто часто бывает рядом с питерским метро Девяткино, регулярно видят бедненькую несчастненькую старушечку, которая жалобным голосом как мантру повторяет что-то вроде «счастья.... здоровья... деточки... на хлебушек...».
Это — профессиональная нищая. Раньше я её встречал и в других районах, у других станций метро, но сейчас она чаще всего появляется именно здесь.
Всё в её облике и даже местоположении тщательно рассчитано на максимальное сочувствие всех слоёв населения и возрастов.
Две иконки — одна аж прямо на шее — призваны надавить на чувства верующих.
Георгиевская ленточка — на чувство патриотизма.
Жалобная поза и натренированный голос с ласково-просительными интонациями должен вызывать ассоциации с бабушкой из детства, которую вы так горячо любили.
Даже положение на тротуаре выбрано так, чтобы, оставаясь жалобной, фигура нищенки находилась бы чуть ли не посреди дороги, вынуждая переносить на неё внимание, чтобы её обойти (что повышает конверсию, пользуясь терминами маркетологов).
Одежда подобрана так, чтобы не замёрзнуть и не промокнуть даже в сильный дождь — ведь сидящая в луже бабушка вызывает максимальное сочувствие, легко преобразуемое в деньги.
Небольшое количество монеток в пластиковой чашечке должно показать, что все вокруг очень чёрствые и скупые, и вся надежда именно на вас (впрочем, как только вы минуете старушку, ваши деньги молниеносно исчезнут у неё в карманах).
Нет, не думайте, я её не осуждаю. Наверное, у неё есть достаточно важные причины на такую работу. Но я бы, наверное, на такую сделку с совестью пойти бы не смог.
Но это всё была присказка.
Небольшая сказка, правда, без особой морали — впереди.
Неподалёку от рабочего места бабушки есть небольшая кафешка, куда я иногда прихожу, чтобы попить кофе и почитать.
Недавно вышло так, что все места были заняты, и мне досталось единственное свободное место, обращённое к окну. Я сидел, пил кофе, думал о чём-то своём и рассеянно смотрел на прохожих, как вдруг прямо передо мной появился силуэт бабушки, бодро ковыляющей куда-то по дороге.
«Надо же, как похожа на нищенку», — подумал я, — «Ой, стоп, это же она и есть! Неужели она где-то тут живёт? Надо же!»
Нельзя сказать, что я интересуюсь нищенками. Нет, я, наоборот, стараюсь их избегать — они в целом вызывают у меня некоторое презрение.
Однако реальность в этот день оказалась довольно ироничной.
Бабушка вдруг остановилась прямо напротив окна, повернулась спиной.... И бодро потопала в кусты.
Я поперхнулся кофе. Пересесть мне было некуда, кофе оставалось ещё больше половины, и так вышло, что я буквально был вынужден смотреть на бабулю.
Окно кафе выходило на тропу между двумя автостоянками, частично заросшую кустами.
Бабушка частично залезла в кусты и что-то там активно делала. Я уж хотел было смущённо отвернуться, но вдруг увидел густые клубы дыма.
Бабуля дымила как паровоз! А ещё, судя по движениям рук, она считала мелочь и деньги, которые насовали ей мои разжалобившееся соотечественники.
Так продолжалось довольно долго, я видел спину бабули, периодически вырывающиеся клубы сизого дыма и иногда видел, как она перекладывает что-то из авоськи в карманы.
Затем бабушка, так же не переставая дымить, достала телефон, и начала кому-то звонить.
«Наверное, перед бухгалтерией отчитывается. Или перед начальством», — подумал я.
Бабушка тем временем закончила разговор, неожиданно резким взмахом выбросила окурок на парковку, и полезла в кусты.
Я, чтобы хоть как-то не смотреть, отошёл на кассу, чтобы купить себе ещё один кексик к кофе.
Когда я вернулся, бабуля уже выползла из кустов и бодро топала по тропинке в мою сторону. Обогнув машину, она повернула к своему рабочему месту — дороге к метро.
По мере движения её походка понемногу замедлялась, походка становилась скованной и семенящей, голова опускалась, и фигура начинала выглядеть сгорбленной и жалкой.
Профессионал начинал входить в образ.