Ефросинию одолевали страшные предчувствия и она, сломя голову побежала по крутой горе к своему дому, да так быстро, что дочка едва поспевала за ней.
Перед высокими воротами кушнаривского дома толпился народ. Ефросинья остановилась, как вкопанная, а потом с негодованием расталкивая толпу зевак, залетела во двор. Посреди двора стояли сани, запряжённые лошадьми. Незнакомый крупный мордастый мужчина и худенький юнец грузили на сани кованый сундук. Здесь же крутились Ефим Кравченко и вечно пьяный и грязный Ванька Кривсун, считающие себя новой властью.
- Шо, Фроська, жалко с добром расставаться? – спросил Кривсун.
Ефросиния оттолкнула его и пошла дальше. Из дама как раз выходила активистка Мотька Яковенко. В руках она держала детские платья и пальто.
- Моим детям тоже это надо. Не все ж время твоим только ходить одетыми? Пусть и мои походят. А то зажрались, куркули.
Ефросиния не вытерпела, чтобы не ответить.
- И твои б дети ходили бы одетые, так твоему мужику разве ж до детей. Он же, как какая копейка попадается, так сразу в магазин бежит, за бутылкой.
Из сарая показался поникший Андрей с непокрытой головой и опущенными плечами. Он виновато посмотрел на жену. Фрося прижалась к нему и тихо сказала:
- Ничего, пусть забирают, руки-ноги есть, не пропадём.
- Не пропадёте в Сибири, - с ухмылкой проговорил Кравченко, - Давайте, залезайте в сани, будем ехать. А ты, Фроська, снимай тулуп! Он и моей жене сгодится. На, фуфайку, надень.
- А ты, Кушнырь, в Сибири будешь себе новые хоромы строить! – зло сказал мордатый незнакомец.
- Кончилось, Кушнырь, твое время. Теперь наше настало! – добавил Кривсун и загоготал.
Во дворе сновали новые властители. На радость односельчан торги объявили прямо здесь. Имущество Кушнарёвых продавали с молотка за бесценок. Живность в два счёта разобрали по соседским дворам. Ефросиния едва сдерживала себя, наблюдая, как сосед безуспешно пытался с корнем вырвать железные ворота с кованными розочками- бубенчиками. Как долбил мёрзлую землю под дубовые столбы, как безжалостно волочил по снегу символ их защиты и грузил на сани. Дубовые столбы оставляли на белом снегу глубокие борозды, такие же глубокие раны кровоточили в сердце Ефросинии. Бубенчики жалобно поскрипывали, разрывая душу Фроси на части. Ей хотелось броситься на захватчика и придушить его на месте.
Опьянённые свободой, дорвавшиеся до дармовщины, односельчане шарили по кушнарёвскому дому, как разбойники с большой дороги. Брали подушки, хватали одеяла, шерстяные ковры. Рассматривали на свету шёлковые платки, дорогие наряды Фроси и девочек, тут же примеряли юбки и платья, кафтаны.
У Ефросинии защемило сердце, она впервые видела мужа такими жалким и беспомощным. Её Андрей, такой умный, такой сильный, не мог справиться с этой бесчинствующей ордой. Фрося кусала губы от бессилия, проклиная про себя новых хозяев жизни. Она в отчаянье бросилась к стоявшим рядом и тихо плакавшим дочкам, обняла их.
- Пойдёмте в дом, я вас одену теплее.
Они вошли в дом и направились в комнату, где стоял большой сундук с одеждой. Там уже хозяйничала Дуняша, молодая шустрая женщина из новых активисток. Она чувствовала небывалый подъём, и, растолкав других баб, перебрала добротные отрезы сукна. Добра у Фроси было много, и всё первосортное. Её взгляд упал на сложенные на кровати подушки.
- На гусином пуху? – подскочила она к кровати, - Всю жизнь мечтала на такой полушке поспать!
Дуняша выросла в бедности, и у неё никогда в жизни не было хороших вещей. «Я выходила замуж в одном платье из домотканого рядна, а уж постараюсь, чтобы дочки мои всё имели» - думала Дуняша. В её сундуке уже много чего хранилось из кулацких домов. Дуняша попала в активистки, так как знала грамоту и умела драть глотку на всех сходках громче всех.
В дом заглянул мордатый мужик из района и сказал, что пора ехать.
- Быстрее, быстрее, сколько можно ждать вас? Залезайте в сани! Едем! – приказал он, и посмотрел на девочек, добавил, - А лишнюю одежду с девчат надо снять! Ишь, по два платья нацепили, кулацкое племя! Сгините в Сибири! Советскую власть вокруг пальца хотите обвести? Не выйдет! Содрать с соплячек платья! – распалившись от злости кричал мордатый.
Кравченко и Кривсун с готовностью подскочили и стали стягивать платья с девчонок.
- Отойдите, ироды! Я сама сниму, - сказала Ефросиния, - оборотни некрещённые!
Толпа с жадностью смотрела на бесчинства новой власти.
Такова тяжёлая станица нашей истории.
Произведение "Ефросиния" можно прочитать здесь. Это о нелёгкой жизни моей бабушки. Я собирала материал около семи лет и всё равно есть "белые пятна", которые пришлось заполнять художественным вымыслом.