Глава вторая. Ахмет. Долг против любви. Ярость против долга.
Однажды на пороге приёмной появился очередной посетитель из кишлака – черноволосый носатый Ахмет Бармалиев, пригнавший своё небольшое стадо баранов на профилактическую прививку. И покуда доктор возился с баранами, Ахмет кидал огненные взоры на докторову невзрачную сестру.
- Вах, какой жэнчин! – восхищённо сказал он, когда после окончания процедур Варвара провожала его до ворот вместе с блеющими спутниками, - Пэрсик! Рахат-лукум!
Варенька покраснела и потупила взор. Такое незамысловатое выражение восхищения потрясло её до глубины души, и с этого самого дня между нею и Ахметом установилась прочная связь. При каждом чихе любой домашней скотины Ахмет бегал к доктору. Он перетаскал лечиться всех своих куриц, гусей, баранов и даже козу, обладающую на самом деле чрезвычайно дурным нравом и несокрушимым здоровьем. И всё только ради того, чтоб перекинуться словечком с Варварой, которую он теперь называл не иначе, как Варя-джан. Варвара же при виде Бармалиева алела, как маков цвет, отчего становилась почти хорошенькой, а может быть – даже вовсе красавицею.
- Выходи за меня, Варя-джан, - часто говорил Ахмет, - зачем тебе эти мищ, крис? У меня всё есть. Дом есть, сарай есть, бараны есть, даже коза есть, курици – есть! И никакой тебе мищ!
- Брат не разрешит, - потупя взор, ответствовала Варенька, - у него же кроме меня помощников нет. А кто за ним будет ухаживать?
- Вай, Варя-джан! – горячился Ахмет, - Как не разрешит? Он что ли совсем шайтан – такой девушка мищам-крисам отдал? Такой красывый жэнчин должен дома жить, красывый платья ходыть, сын-дочка васпитывать, стихи читать, песня петь, на дутар играть – чтоб душа радовать! Давай я ему калым дам, да? Баранов дам, козу, будь она неладна, дам, даже самовар дам, а?
- Какой калым? – пугалась Варвара, - Что ты! Зачем ему бараны, зачем ему коза? А самовар начнёт раздувать – так дом подожжёт!
- Вот ведь шайтан! – огорчался Ахмет, - А давай я тебя украду!
- Типун тебе на язык, Ахметка! – в сердцах отвечала Варенька, - Разве ж можно живого человека воровать?
- Обичай такой, - пожимал плечами Ахмет, - ничего обыднава.
Но Варенька держалась твёрдо и категорически на такой обычай не соглашалась. Как-то раз она заикнулась Бореньке о том, что не худо бы ей, девушке уже взрослой, и замуж выйти. Но Боренька только замахал руками и категорически запретил ей даже думать о таких глупостях. Напротив, будто из вредности, понатащил в дом ещё какого-то зверья, в том числе – семейство чилийских белок дэгу, утку и даже карликовую свинку, которую назвал Хрю-Хрю.
Работы у Вареньки стало и вовсе невпроворот, и даже иной раз не хватало времени, чтоб почитать любимые персидские стихи – Варвара до такой степени уставала, что падала в кровать, не успев зажечь свечу, и спала тяжёлым сном до рассвета. А с рассвета начиналась всё та же бесконечная рутина, изредка разбавляемая краткими визитами Ахмета, на чьём лице тоже уже лежала печать безнадёжности.
Отчего Ахмет не женился на какой-нибудь местной девушке? Да всё просто – он был, конечно, джигит хоть куда и хозяин справный, бараны у него были лучшие во всём кишлаке, однако ж среди местных девушек слыл он странным, да что говорить – не вполне нормальным. Потому что вместо того, чтоб, как подобает нормальному джигиту, закатать девицу в ковёр и украсть, краснел, бледнел, дарил цветочки и читал заунывные персидские стихи. Барышни отчаянно скучали, зевали и в конце концов, приобрёл Ахмет среди однокишлачников репутацию самую прескверную. А в Вареньке он мгновенно увидел существо угнетённое, вдобавок родственную душу. Ахмет влюбился окончательно и бесповоротно. Он терпеливо ждал, когда ж наконец Варенька научится думать и о себе тоже.
Варенька же работала в поте лица. Свинка Хрю-Хрю неожиданно быстро выросла в здоровенную свинюгу, нагло топала по всему дому, облюбовала угол на кухне, чтоб делать там свои большие и малые дела, и бедной Варваре приходилось вёдрами вытаскивать из дома свиной навоз. Но самыми скверными постояльцами оказались чилийские белки дэгу. Мало того, что твари шныряли по всему дому, они ещё и грызли всё подряд. Варенька всякий раз бледнела, отворяя дверцы шкафа. Она не без основания опасалась беличьего нашествия, потому что в глубине шкафа прятала зелёную юбку, которую надевала исключительно в предвкушении визитов Ахмета. Любимые книжки она прятала в железном сейфе, но кажется, милые белочки уже покушались даже на него.
Варенька была покорна и терпелива, но наконец, и её терпению настал предел. «Завтра придёт Ахмет, - счастливо думала она и тепло ожидания разливалось в её душе, - оденусь понаряднее…» Она открыла дверцы шкафа, и оттуда вывалилась толпа верещащих чилийских белок. Побледневшая Варенька с замиранием сердца кинулась перебирать немногочисленные свои наряды, аккуратно развешанные на плечиках, и к своему ужасу, обнаружила зелёную юбку, разгрызенную и разодранную в клочья.
И вот теперь он сидела в кресле-качалке, теребила в руках бывшую юбку и тихо плакала. Последняя приличная вещь превратилась в негодный хлам. Варенька смотрела на колеблющееся пламя свечи, и в душе её зрела холодная решимость. Нет, она не взяла метлу и не стала гонять распоясавшихся грызунов. Она аккуратно собрала своё немудрёное имущество, связала в узелок и на всякий случай убрала его в железный сейф, уповая на то, что хотя бы до утра чёртовы дэгу не успеют прогрызть его бронированные стенки. Завтра приедет Ахмет. Завтра. И будь, что будет.