Найти в Дзене
Московский книжный журнал
258 подписчиков

Таяло-таяло, не до конца растаяло

9
1 мин

Автор текста: Алексей Мокроусов

«Оттепель»: выставка и книга Третьяковской галереи наконец-то породили споры о прошлом

Фильм Марлена Хуциева «Июльский дождь» и любимовские спектакли Театра на Таганке, до мелочей весенние полотна Юрия Пименова и споры «физиков и лириков», эйфория покорения космоса и научные городки от Дубны до Новосибирска как символы новой эры… У оттепели хватает символов и знаковых произведений, они – то немногое, что хочется забрать с собой из советского прошлого в будущее. В поре 50-х – 60-х годов много наивного, но много и честного, порывистого и молодого. В книге, вышедшей по случаю большой выставки в Новой Третьяковке на Крымском (так привычное музейное пространство обозначено теперь в официальном буклете), рассказывается, как СССР пытался открыться миру, как многие мечтали об ином настоящем, и как результаты выглядят скорее обескураживающими, но тем не менее вдохновляющими. Здесь не только воспроизводятся все экспонаты (говорят, их должно было быть на 500 больше, но далеко не все уместились в залы), но и приводятся тексты 25 авторов о самых разных областях жизни, от дизайна квартир и общественных пространств до нового отношения к пляжу и личной жизни. Саксофонист и композитор Алексей Козлов публикует «Воспоминания джазмена, пережившего все стадии оттепели», Анна Колчина пишет об иностранном радиовещании на территории СССР, а Борис Орлов – о «туристской оттепели», советском выездном (зарубежном) туризме; литературе посвящена статья Мариэтты Чудаковой, кино – Андрея Плахова. После многих лет добровольного затворничества государство изменило политику и стало хоть кого-то выпускать за рубеж, пусть получение виз и сопровождалось заседаниями парткомиссий в кафкианском духе. Художники в путешествиях еще оставались социально-критичны, делая исключение лишь для Кубы. Но идеология исподволь подрывалась бытом, не зря кураторы Кирилл Святляков, Юлия Воротынцева, Анастасия Курляндцева показывают образцы тканей и дизайн пылесосов, да и две большие национальные выставки, прошедшие в Москве, американская (1959) и французская (1961), многое изменили в сознании людей – о них тоже вспомнили и на выставке, и в каталоге.

Салахов Т.Т. У Каспия. 1966. Холст, масло. ГТГ Еще больше это сознание изменяли новые цели, о которых рассказывали все газеты и журналы СССР, прежде всего освоение целины и покорение космоса (милитаризм был связан с наукой, так что можно написать и наоборот – покорение целины и освоение космоса), но во главе угла стояла пропаганда труда как такового, отчетливо проявляющаяся в знаковых картинах тех лет, таких как «Строители Братска» Виктора Попкова. В итоге к концу 1960-х привычная идеология взял верх над попытками переосмыслить лагерный опыт. В книге воспроизводится, в частности, редкий портрет Варлама Шаламова работы Бориса Биргера из собрания Вологодской областной картинной галереи, выставка открывается разделом, посвященным ГУЛАГу, но он скорее заявлен как иллюстрация, чем как стержень, хотя именно он определял этику, а следом и эстетику эпохи. Конфликтов внутри нее хватало, и если бы некоторые сюжеты оказались прописаны подробнее, «Оттепель» многое бы выиграла. Чего стоит хотя бы стремление иначе взглянуть на образ Ленина и роль Троцкого в истории революции и первых лет советской власти, этим, в частности, занимался кинорежиссер Юлий Карасик. И сегодня смотрящийся как отличный исторический боевик фильм «Шестое июля» с Юрием Каюровым и Аллой Демидовым ему еще дали снять, а вот «Брестский мир» уже нет. Говорят, на обсуждении новых планов Карасик заговорил о необходимости показать образ другого Троцкого, более близкий к исторической правде, и это привело к запрету нового проекта. Инстинкт взял верх над здравым смыслом, руководство КПСС испугалось, что не сможет управлять политическими процессами в стране. Рецессия оказалась не просто жесткой, но и куда более длительной, чем сама оттепель, инициатором завинчивания гаек стал в итоге тот, кто оттепель во многом и начал – сам Хрущев. Когда ей пришел конец, вопрос сложный. Формально границы книги ограничены публикуемой здесь хронологией – 1953 – 1968, от смерти Сталина до подавления «пражской весны». Многие готовы датировать начало новой политической стагнации 7 марта 1963 года, когда на встрече с интеллигенцией в Кремле Хрущев кричал Вознесенскому: «…теперь уже не оттепель и не заморозки — а морозы. Да, для таких будут самые жестокие морозы!». Но куда более очевидной вехой представляется Новочеркасский расстрел рабочих в июне 1962 года, вот когда руководство партии показало, что больше всего на свете боится свободы и перемен, которые могут лишить ее власти, что нет преступления, на которое партия не готова была бы пойти ради сохранения этой власти.
Салахов Т.Т. У Каспия. 1966. Холст, масло. ГТГ Еще больше это сознание изменяли новые цели, о которых рассказывали все газеты и журналы СССР, прежде всего освоение целины и покорение космоса (милитаризм был связан с наукой, так что можно написать и наоборот – покорение целины и освоение космоса), но во главе угла стояла пропаганда труда как такового, отчетливо проявляющаяся в знаковых картинах тех лет, таких как «Строители Братска» Виктора Попкова. В итоге к концу 1960-х привычная идеология взял верх над попытками переосмыслить лагерный опыт. В книге воспроизводится, в частности, редкий портрет Варлама Шаламова работы Бориса Биргера из собрания Вологодской областной картинной галереи, выставка открывается разделом, посвященным ГУЛАГу, но он скорее заявлен как иллюстрация, чем как стержень, хотя именно он определял этику, а следом и эстетику эпохи. Конфликтов внутри нее хватало, и если бы некоторые сюжеты оказались прописаны подробнее, «Оттепель» многое бы выиграла. Чего стоит хотя бы стремление иначе взглянуть на образ Ленина и роль Троцкого в истории революции и первых лет советской власти, этим, в частности, занимался кинорежиссер Юлий Карасик. И сегодня смотрящийся как отличный исторический боевик фильм «Шестое июля» с Юрием Каюровым и Аллой Демидовым ему еще дали снять, а вот «Брестский мир» уже нет. Говорят, на обсуждении новых планов Карасик заговорил о необходимости показать образ другого Троцкого, более близкий к исторической правде, и это привело к запрету нового проекта. Инстинкт взял верх над здравым смыслом, руководство КПСС испугалось, что не сможет управлять политическими процессами в стране. Рецессия оказалась не просто жесткой, но и куда более длительной, чем сама оттепель, инициатором завинчивания гаек стал в итоге тот, кто оттепель во многом и начал – сам Хрущев. Когда ей пришел конец, вопрос сложный. Формально границы книги ограничены публикуемой здесь хронологией – 1953 – 1968, от смерти Сталина до подавления «пражской весны». Многие готовы датировать начало новой политической стагнации 7 марта 1963 года, когда на встрече с интеллигенцией в Кремле Хрущев кричал Вознесенскому: «…теперь уже не оттепель и не заморозки — а морозы. Да, для таких будут самые жестокие морозы!». Но куда более очевидной вехой представляется Новочеркасский расстрел рабочих в июне 1962 года, вот когда руководство партии показало, что больше всего на свете боится свободы и перемен, которые могут лишить ее власти, что нет преступления, на которое партия не готова была бы пойти ради сохранения этой власти.

Далее https://morebook.ru/tema/kino/item/1497077660423