Крестьянки Анисья Ларионова и Настасья Васильева из села Лыково, расположенного неподалеку от Юрьева-Польского, утром 9 августа 1808 года отправились в соседний лесок за орехами. Пробираясь сквозь кустарник, они заметили что-то светящееся на кочке. Это оказался старинный шлем, лежавший на проржавевшей кольчуге. Находку передали деревенскому старосте, который, разглядев образ архангела на налобье, передал ее местному попу. Последний переслал реликвию императору Александру I. С этих событий начинает отсчет история отечественной военной археологии.
Текст: Денис Хрусталёв, фото предоставлено М. Золотаревым
Шлем был богато орнаментирован, а также содержал надпись: «Великий архистратиг Господень Михаил, помоги рабу своему Феодору». Он явно относился к XII–XIII векам и уже при первой публикации был атрибутирован как принадлежавший великому князю Ярославу Всеволодовичу, крещенному Федором. Конечно, правителей с именем Федор было немало, но образный ход мыслей историка эпохи романтизма никак не мог обойти тот факт, что находка произошла примерно в 20 километрах от места легендарной Липицкой битвы 1216 года, с поля которой, как известно по летописи, князь Ярослав вынужден был бежать. Теперь этот уникальный памятник хранится в Оружейной палате Московского Кремля и экспонируется как «Шлем князя Ярослава Всеволодовича» – древнейший из сохранившихся артефактов такого рода. В деревне Лыково в прошлом году в честь него даже установили памятный монумент «Шишак».
КНЯЖЕСКИЕ РАСПРИ
А случилось все более восьмисот лет назад. Тогда миром правил великий князь Всеволод Большое Гнездо, сын Юрия Долгорукого, отец-прародитель всех переживших Средневековье правителей нашей страны, включая московских царей. Его столицей был Владимир-Залесский. Могущество князя простиралось на запад вплоть до Днепра, нередко его пересекая, а на восток – до Средней Волги, нередко пересекая и ее. Автор «Слова о полку Игореве» писал, что воинство князя Всеволода может «Волгу веслами расплескать, а Дон шлемами вычерпать». Впрочем, на западе Руси, в Галицко-Волынских землях, расклад сил давно уже был иным. Единство страны оставалось формальным, хотя и общепризнанным. Считалось, что никто, кроме Рюриковичей, в русских землях править не должен, но Галич уже призывал на свой престол венгерского короля, а на Волыни хозяйничали поляки. Обратное тоже случалось.
В начале XIIIвека повелителем Западной Руси был галицко-волынский князь Роман Мстиславич, создавший могущественную державу, с которой считались не только соседи. Именно ее поддержки искал византийский император Алексей Ангел, бежав туда в 1204 году из захваченного латинянами Константинополя. Но летом 1205 года во время похода в Польшу князь Роман погиб в случайной стычке, чем вверг весь запад Руси в гражданскую войну, растянувшуюся более чем на сорок лет. В нее пытались втянуть и Всеволода Большое Гнездо, который имел владения и на юге – княжение в Переяславле-Русском (ныне Переяслав в Киевской области Украины. – Прим. ред.). Представителем Всеволода выступал здесь его малолетний сын Ярослав, отправившийся на юг еще 10-летним – в 1201 году. После смерти Романа галичане решили пригласить к себе кого-то именно из суздальской династии. Послали за Ярославом. Тот запросил согласие других князей, в том числе киевского. Киев еще считался «матерью городов» – городом, пользовавшимся не только своим старинным авторитетом, но и экономически успешным. Великие правители из Галича и Суздаля туда уже не ездили, но старались контролировать древнюю столицу, за которую боролись менее состоятельные родственники, в основном из смоленской и черниговской ветвей династии. Правил в Киеве тогда Рюрик Ростиславич, внук Мстислава Владимировича, брата Юрия Долгорукого, то есть двоюродный племянник Всеволода Большое Гнездо, чьим ставленником и являлся. Споры за старейший стол возникали постоянно, князья ссорились, менялись, возвращались. Это стало почти нормой. Непостоянством отличались и некоторые городские общины, например Новгород и Галич. Пока Ярослав в 1206 году ехал на княжение в Галич, галичане передумали и пригласили к себе черниговца, Владимира Игоревича, сына того самого князя Игоря Святославича, о котором рассказывает «Слово о полку Игореве». Обиженный Ярослав вернулся в Переяславль и долго упрекал родичей за позор, подстрекая восстановить справедливость. Пока те раскачивались, черниговцы, опасаясь за положение в Галиче, перешли в наступление. Черниговский князь Всеволод Чермный двинулся на Киев, выгнал оттуда Рюрика, а Ярославу направил предложение добровольно удалиться «к отцу», что тот спешно и сделал. В 1207 году он отъехал во Владимир. Обиду на представителей черниговской династии Ярослав, кажется, сохранил на всю жизнь: достаточно вспомнить его непримиримую борьбу с сыном Всеволода Чермного Михаилом.
На юге тогда междоусобицы разгорались регулярно. И мотивами зачастую служили вовсе не материальные интересы, а престиж, репутация, династия. Рюрик Ростиславич семь раз занимал Киев и столько же раз был изгнан оттуда. Всеволод Чермный дважды изгонял Рюрика из Киева, на который в итоге променял родной Чернигов. За Киев боролись. Но Всеволод Большое Гнездо не стал. Вот когда его сын Ярослав, в 1209 году посаженный князем в Рязани, вступил в конфликт там, то суздальский властелин рассердился. Огнем и мечом он прошелся по рязанским городам, надолго отбив у рязанцев желание возмущаться. В землях под властью Всеволода не было войн. Пока южане грызлись между собой, северяне богатели. Но в 1212 году великий князь Всеволод умер. И мир треснул.
НОВГОРОДСКАЯ ССОРА
На смертном одре Всеволод пожелал передать владимирский стол старшему из сыновей, Константину, а второго по старшинству, Юрия, наделить Ростовом. Но Константин потребовал иного передела: он хотел сохранить за собой столицу в Ростове и заполучить Владимир. У этих требований была своя логика: Ростов – древний региональный центр, традиционный и богатый, а Владимир – пусть и любимый князьями, но молодой пригород: на тот момент город насчитывал менее 100 лет. Умирающий Всеволод не стал договариваться, а просто изменил завещание: великокняжеский стол и Владимир – Юрию, а Константину – только Ростов. Ярослав получил Переяславль-Залесский, а также Тверь и Волоколамск. Четвертому сыну, Святославу, достался Юрьев-Польский, малолетним Ивану и Владимиру – небольшие уделы и опека старших. Константин даже на похороны отца не приехал, хотя некоторые летописцы писали, что он был болен.
Между братьями разразился конфликт. Старшинство никто не отменял, но бороться в одиночку у Константина не было сил. Ярослав и Святослав присягнули Юрию, а потом двинулись с войсками на Ростов. Судя по всему, происходили и стычки, о которых имеются глухие летописные свидетельства, в 1213–1214 годах, но в целом распределение владений сохранялось в соответствии с завещанием отца. Константина принуждали смириться. Оказалось, ненадолго. Для обострения вдруг появился важный повод, изменивший соотношение сил. И повод этот подал Ярослав.
В 1215 году неугомонный князь Мстислав Мстиславич Удалой (Удатный) оставил скучный Новгород и отправился искать счастья на юге Руси, где война и весело. Новгородцы решили вернуться к союзу с консервативной суздальской династией. Они всегда были зависимы от Северо-Востока – житницы и кормилицы, ведь суздальский хлеб обеспечивал их благополучие. Это был тот рычаг, которым регулярно пользовались суздальские князья. «Много гадав», новгородцы выбрали себе князем «Всеволодовича, Юрьева внука», то есть потомка великого князя Юрия Долгорукого – именно такой акцент содержится в местной летописи. Когда Ярослав прибыл на берега Волхова, его встречала торжественная процессия именитых горожан, возглавляемых архиепископом. И «того же лета» 25-летний княжич явил свой нрав. Были арестованы боярин Якун Зуболомич и новоторжский посадник Фома Доброщинич. Причем князь отправил их в поруб в свою Тверь. Затем по доносу каких-то Федора Лазутинича и новоторжца Ивора обвинения были возведены на тысяцкого Якуна Намнежича. Ярослав вынес вопрос на вече, где толпа поддержала осуждение Якуна и ринулась на разграбление его имения. Сам чиновник скрылся, но люди успели схватить его жену. Утром Якун явился к князю в сопровождении посадника и пытался оправдаться. Ярослав ничего слушать не стал, а, кроме того, приказал арестовать Христофора – сына Якуна. Это случилось 21 мая 1215 года.
Источники не дают нам никаких намеков на причины опалы Якуна и других. Полагают, что корни конфликта лежали во взаимоотношениях городских фракций. И, судя по всему, вопрос касался некоей ситуации в отношении «пригорода» – Торжка (Нового Торга). Это был пункт на границе с суздальскими владениями, расположенный на притоке Волги – реке Тверце. Через Торжок проходил главный маршрут подвоза хлеба в Новгород из Северо-Восточной Руси. Уже первое летописное упоминание Торжка связано с его пограничной ролью: в 1139 году Юрий Долгорукий, «разгневавшись», отказался от правления у новгородцев и разграбил («взя») Новый Торг. Кажется, что в 1215 году история повторялась.
Конфликт развивался по нарастающей. Вскоре «прусе» (жители Прусской улицы Новгорода. – Прим. авт.) в чем-то обвинили, а потом, собравшись, убили неких Острата и сына его Луготу, скинув трупы в ров. Ярослава это возмутило, и он предъявил новгородцам претензии, в том числе, вероятно, за то, что казнь свершилась без его ведома. Некоторые исследователи полагают, что пострадавшие, должно быть, принадлежали к сторонникам князя, а «прусе» – нет. Как бы то ни было, но логика летописи распределяет эти события в одну повествовательную последовательность, итогом которой оказывается уход Ярослава из Новгорода «того же лета». Князь хлопнул дверью. Но ушел не к себе в Переяславль, а в Торжок! Причем прихватил с собой заложников из новгородцев, которых отпустил только после того, как «сам седе на Торжку», то есть обосновался там на княжение.
И в том же году случился неурожай – мороз побил всходы. «А на Торжку», как отмечает завистливый летописец, «все цело бысть». Однако Ярославу виделось иначе, и он приказал перекрыть снабжение Новгорода, «не пусти в город ни воза». Началась дороговизна и голод: «…зло бысть вельми: купляхуть кадь ржи по 10 гривен, а овса – по 3 гривне, а репы воз – по 2 гривне; едяху люди соснову кору и лист липов, а инии – мох». Многие умерли. Везде – по улицам, на торгу, в полях – валялись трупы, объедаемые собаками. Смерть коснулась и более северных пригородов. Много было погибших в областях Води, откуда люди начали сбегать: «а вожжа не помроша, а останок разидеся; и тако, по грехом нашим, разидеся власть наша и град наш», – заключает летописец. Горожане пытались решить проблему переговорами. В Торжок отправили представительное посольство во главе с посадником. Но Ярослав не только не уступил, но и захватил всех переговорщиков; и даже не только переговорщиков, но и всех торговых людей новгородских, оказавшихся поблизости.
На Волхове события были восприняты как катастрофа. Там дали весть своему бывшему князю Мстиславу Мстиславичу, который вызвался заступиться. 11 февраля 1216 года он пришел в Новгород, арестовал Ярославова наместника, присягнул жителям и отправил в Торжок ультиматум: «мужи мои и гость пусти, а сам с Торжку поиди, а со мною любовь возми». Ярослав, кажется, был в бешенстве. Он захватил всех граждан Новгорода, каких нашел – более 2 тысяч человек. Вывел в поле, обобрал – конфисковал все имущество и коней – и в кандалах разослал по своим суздальским городам. Война стала неизбежной.
МАСШТАБНАЯ «ЗЛОБА»
Можно предположить, что Ярослав не рассчитывал на смелость оппонентов. Но с теми оказался отчаянный князь Мстислав, который уступать не привык. Собрали всех, кто мог держать оружие, и 1 марта 1216 года выступили на восток по Селигерскому пути. Средневековые войны на 95 процентов состояли из грабежей, а не полевых сражений или даже стычек. Кроме того, при перевесе сил противника упорство встречалось редко. Жизнью дорожили, укрывались в городах, сбегали. В данном случае Мстислав повел себя по традиционной схеме. Он не собирался штурмовать Торжок. Как только новгородцы вступили в области за Валдаем, начались грабежи и сбор «зажитья». Князь предупредил только, чтоб никого не убивали: «только голов не емлите». И счастливы были новгородцы, наконец отъевшись: «исполнишася кормом, сами и кони». Кстати, грабили они свои, новгородские волости.
Ярослав в это время начал собственное наступление. Он обратился к братьям Юрию и Святославу, которые его поддержали. И нацелились они стратегически верно: не на новгородские земли, но на вотчину князя Мстислава, который представлялся возмутителем спокойствия. 10-тысячный полк князя Святослава осадил Ржев, где засел отряд из 100 человек во главе с воеводой Яруном. Но Мстислав был скор. Лишь узнав о нападении, он подхватил своего брата Владимира Псковского с дружиной в пять сотен и спешно («в борзех») ринулся на спасение, атаковал осаждавших и успешно отогнал.
Война разрасталась. К Мстиславу с братом присоединился двоюродный брат Владимир Рюрикович со смолянами. Минуя Торжок, они двинулись вдоль Волги на Переяславль-Залесский – столицу Ярослава. Суздальский отряд был разгромлен под Тверью; после чего пожгли Шешу, Дубну, Кснятин и городки далее. По пути интервентов встретил посол ростовского князя Константина Всеволодовича… с поклоном. И ситуация обрела иной оборот. Старший брат Всеволодовичей вступил в союз с новгородцами и смолянами, превратив ситуацию в гражданскую войну на Северо-Востоке Руси. Теперь новгородские ссоры перетекли в продолжение борьбы за власть во Владимиро-Суздальском княжестве.
Ярослав оказался в западне. Он срочно бросил Торжок, побывал в стольном Переяславле, откуда выступил, собирая ополчение, на соединение с братьями Юрием и Святославом. Войско они собрали беспрецедентное. Всех! С Ярославом были отряды его сторонников из Новгорода и Торжка, а также переяславцы; с Юрием и Святославом «вся сила Суздальской земли», полки муромские, городецкие и даже бродники. Согнали даже простых селян: «погнано бо бяше ис поселей и до пешец». Современники событий поражались масштабу междоусобной злобы: «Страшно же чудо и дивно, братье, поидоша бо сынове на отцы, а отцы на дети, брат на брата, раб на господина». Коалиционный новгородско-смоленско-ростовский корпус столкнулся с общесуздальской армией в районе речек Гза и Липица у города Юрьева-Польского.
БЕСПОЛЕЗНОЕ КРОВОПРОЛИТИЕ
Мстислав и Константин в последний раз попытались урезонить Юрия с Ярославом: «верните что взяли, волости и людей». Но все тщетно. Те просто посмеялись. На их стороне было численное превосходство, так что им казалось, что угрозы оголодавших грабителей, пришедших из далеких земель и совративших ростовских «схизматиков», выглядят нелепо. Позднейшая летописная повесть об этих событиях красочно повествует, как братья пировали и похвалялись друг перед другом, деля ожидаемые трофеи вплоть до Киева и Галича: «Не бывало такого прежде никогда, чтоб кто пришел ратью в Суздальскую землю и цел ушел».
Но бой, разразившийся 21 апреля 1216 года, сложился иначе. Новгородцы шли на войну, вдохновляясь подвигами предков. Летопись зафиксировала отсылку к событиям битвы на Колокше, когда в 1097 году новгородцы с ростовцами, возглавляемые Мстиславом Владимировичем Великим, разгромили в тех же местах черниговцев с муромцами Олега Святославича (Гориславича). Тогда они бились пешими. В этот раз они тоже предпочли расседлать коней. Более того, они пошли в битву голыми – в чем мать родила: как пришли в этот мир, так и уйти должны, идя на смерть. Новгородцы сняли штаны и сапоги, лишь рубахи, наверное, оставили: «порты сметаша с себе, еще же и сапоги с ног сметав, и поскочиша босы, пешь, яко же олени». Их отряд бился против отрядов Ярослава. Князю показывали его место в мужской иерархии.
Отряды Мстислава и Константина сражались конными. Кажется, что первым дрогнул суздальский полк Юрия, против которого стоял Константин с ростовцами. Видать, братья резали братьев без желания. Завидев его отступление, побежали и те, что были с Ярославом. Вскоре разгром превратился в резню. Число погибших, израненных и плененных ужасало современников – «бесчисленное число», так что «не может ум человеч домыслити», а иные в реках утонули. Летопись отмечает 9233 «избитых» суздальца, из которых 60 попали в плен. Со стороны новгородцев погибших названо пять плюс один смолянин.
Даже если цифра 9233 – это общая численность суздальских полков, а не число погибших, то и тогда перед нами одно из самых многочисленных и кровопролитных сражений русских междоусобиц. «О, многы победы, братье, бесчисленное число, яко не может ум человеч домыслити избиеных и повязанных», – заключал летописец.
Около 10 тысяч – это численность всего мужского населения одного из заметных удельных княжеств. Силы стороны в Липицкой битве были сопоставимы с численностью противников в крупнейших европейских сражениях тех лет. Например, испанской армии в битве при Лас-Навас-де-Толоса 16 июля 1212 года, уничтожившей власть Альмохадов на Пиренеях. Или французской армии в битве при Бувине 27 июля 1214 года, обеспечившей изгнание Англии с континента.
Ярослав после боя выжил. Он в одиночку примчался в Переяславль, где попытался изготовиться к обороне. Юрий бежал во Владимир, где остались одни попы, чернецы да бабы с детьми – «непротивный род». Держать осаду было не с кем. Победители, как и положено, день простояли на поле битвы, а потом двинулись к Владимиру. Юрий предпочел сдаться и уступить княжение старшему брату. Константин пожаловал страдальцу в удел Городец-Радилов на Волге. Ярослав тут же запросил о мире. И получил его. Константин был исключительно незлобивым и великодушным правителем. Он пожаловал новгородцев, обеспечивших ему отцовский стол; утвердил у них князем Мстислава; захоронил погибших и постарался успокоить волнения. Мир был его девизом.
А нас не может не поражать то, что весь этот кошмар, разорение и кровь оказались едва ли не бесполезны и вскоре забыты. Все «успехи» новгородско-ростовской коалиции уже через несколько лет сошли на нет. Уже в начале 1218 года умер Константин, и великим князем вновь стал Юрий. Мстислав Мстиславич еще в 1217 году окончательно покинул Новгород ради Галича. Новгородцы пытались продолжать опираться на смоленскую династию, но уже в 1220 году запросили к себе князя у того же Юрия, а весной 1223 года снова приняли у себя Ярослава. Круг замкнулся.
Междоусобицы тогда не улеглись. Они вообще сами не улеглись. Их смёл другой враг, который именно в эти годы начал свой поход на запад. Уже в 1223 году монгольские завоеватели докатились до русских земель, когда в битве на Калке их встречал в числе других воинов князь Мстислав Мстиславич. В 1237 году евразийская империя обрушилась на рязанские, а в следующем году – на владимиро-суздальские земли, когда в битве на Сити погиб князь Юрий Всеволодович, ждавший помощи от брата Ярослава. Но Ярослав не успел. Он вообще не стал биться с монголами, предпочтя договариваться. В 1243 году он первым из русских князей отправился на поклон в Орду к Батыю. В 1246-м Ярослав поехал в столицу монголов Каракорум на съезд, где был отравлен и скончался на обратном пути.
Ярослав Всеволодович был виновником событий на Липице, его же числят виновником утверждения ига. Славные дела, которые он свершал на западных рубежах, затмил собой его сын Александр, который запомнился в веках Невской битвой и Ледовым побоищем. Но русские резали русских с остервенением, несопоставимым с тем, с которым противостояли иноземным захватчикам. И, кажется, не любят об этом вспоминать. Даже историки редко пишут про Липицкую трагедию, предпочитая любоваться только шлемом, предположительно брошенным трусливо бежавшим князем, пытавшимся убить своих братьев.