А вечер выдался холодным. Да, вот так просто: после погожего дня, после ясного солнца. Взял и ветер подул – с севера. Просто напомнил, что скоро осень.
Северный ветер, шестой, шустрый, что до костей может пробрать, что даже ранней осенью снег способен принести, что кладёт хрустящую корочку инея на травы и делает их седыми.
Но нет! Ещё не спета летняя песня, ещё не отзвучало эхо августа высоко и далеко в горах! Подумаешь – немного похолодало! Вперёд, вперёд, насладиться последними тёплыми днями, поймать в ладони звёздный вечер, удержать на краю обрыва лето!
Пента выбрался на лесную тропу и огляделся. Далеко ли до города? Видимо, неблизко, если с горы – и не видно никаких огней. Что ж, опять придётся ночевать на голой земле. Этот совершенно пустой лес был просто огромен. Здесь водились только мелкие зверюшки да птицы. За несколько дней Пента не встретил ни хищника, ни человека. Жутковато, что и говорить.
Он поправил на плечах ремни большого гитарного чехла и покрутил крепкой, круглой головой, подыскивая место для ночлега. Кажется, вон та прогалина подойдёт. Можно накидать веток, постелить плащ, под голову сунуть гитару... костёр зажечь для тепла, воды нагреть для чая, и всё будет не так уж плохо.
Едва он натаскал веток и зажёг огонь, как с дерева свесился вниз головой Фокл. Пента не ожидал его резкого появления и вздрогнул.
– П-привет, – сказал он и сидя попятился от дерева подальше. – Ты... зачем тут?
– Сказку, – потребовал дух.
Пента не знал, за что его преследует неугомонный и не слишком вежливый призрак. Был он похож на мальчишку лет семи, только слегка просвечивал, да частенько показывал длинные, острые белоснежные зубы. Один раз попытался укусить. Не то чтобы больно, но прикосновения зубов, в отличие от рук-ног Фокла, Пента ощутил. Он пытался выяснить, откуда в лесу дух ребёнка – заблудился или убит злыми людьми, но мальчишка говорил только, что не помнит.
Но чаще он просто требовал сказку или песню, слушал и уходил.
Уже вот много дней Пента шёл через большой лес, и призрак преследовал его по пятам. Надоел, конечно, но всё-таки спутник. С ним Пента даже забыл, куда шёл и откуда – так уморила его нескончаемая болтовня мальчика, так запутали его бесчисленные вопросы.
– Я хотел поспать, – сказал Пента Фоклу.
– Тогда песню.
– Всё равно же слушать не будешь! – вздохнул гитарист.
– Тогда сказку.
Голос у Фокла словно надтреснутый – тихий такой, хрипловатый.
– А давай сегодня ты мне сказку расскажешь, – предложил Пента. – Я знаешь, как устал. А завтра в городе петь. Давай я играть буду, а ты рассказывай.
– Не умею, – проворчал Фокл. – Давай вместе?
Пента бросил в закипевшую воду немного чаю и сушёной малины и кивнул.
– Давай. Жили-были... гм...
– Мать и сын. Мать большая, сын маленький, – быстро продолжил Фокл. – И у них была собака. И сын умел колдовать. Это просто! И собака его очень любила.
– И мама его любила, а мальчик очень любил их обеих, – улыбнулся Пента. – И очень они все трое дружили. Но однажды мама пошла в лес...
– И сказала Сыну и Собаке, чтобы дверь никому не открывали, – продолжил Фокл. – Ни разбойникам, ни солдатам, ни почтальону, ни клоуну, нииии...
– Ни злым тварям из леса, – продолжил Пента.
И заиграл зловещую, отрывистую мелодию.
– Ууу, – одобрительно загудел Фокл. – Сын не верил в почтальонов и клоунов, но боялся их. И когда мама ушла, он стал верить, что она вернётся, потому что это было его магией. Но мама не вернулась. Сын и Собака долго ждали, пока не поняли, что мама ушла насовсем. А потом вышли из дома и стали искать хоть кого-нибудь, пока не поняли, что остались совсем одни во всём мире. Сын сразу в это поверил...
Пента взял неверный аккорд и уставился на Фокла. Тот смотрел в огонь.
– Собака приносила Сыну еды, – сказал музыкант. – Она защищала его от зверей и людей.
– От почтальонов, клоунов и разбойников, – согласился Фокл как-то вяло.
Его оживление вдруг пропало. – Но только их тоже не было, они пропали. Мальчик поверил, что их нет, и их не было. И лес этот весь был заколдованный и страшный, но пустой, совсем пустой. Только мыши, белки, кролики и совы. Однажды они съели сову, но она была совсем невкусная. Потом Собака ичезла.
Пента почувствовал, что сейчас заплачет, и стал играть колыбельную – тихую, спокойную, добрую. Призрак мальчика проворно перебрался с земли на ветку дерева и свесился оттуда вниз головой.
– Так это я Собаку искал, – сказал он. – И людей. И почтальонов, да. Поверил в почтальнов! Почтальон мог бы отнести маме письмо. Ты же можешь написать письмо для меня?
– Ты сам можешь отнести письмо своей маме, – сказал Пента. – Я напишу его для тебя. Твои мама и собака... гм... Я буду играть, и ты увидишь, как в темноту ведёт светлая дорожка. Это моя дорожная песня такая – я её играю, когда хочу найти верный путь. Ты пойдёшь туда и, когда мелодия перестанет быть слышной, увидишь твою маму.
– Точно? – совсем тихо и совсем хрипло спросил Фокл.
– Мне всегда помогало.
– Тогда играй.
Пента слегка потёр пальцы, согрел их дыханием – почему-то, когда играешь, пальцы вовсе не греются! – и начал свою дорожную песню. Если честно, он никогда не искал дороги в те края, куда уходят умершие. Но раз уж этот мальчишка умер в лесу в полной уверенности, что ему некуда идти и что никого на свете не осталось – и лес действительно сделался пустым... То стоит ему поверить, что в конце тропы его встретят мама и собака – так оно и будет.
– Ну, прощай, – сказал Пента мальчику. – Я рад, что встретил тебя.
– А я рад, что поверил в тебя, – улыбнулся Фокл. – Я очень долго хотел встретить человека, так хотел! И обязательно с гитарой. Чтобы сказки рассказывал и песни пел. Я поверил в такого человека, и ты появился!
Пента ободряюще улыбнулся Фоклу и заиграл дорожную песню. Он всегда любил эту мелодию.
Светлая дорожка возникла под ногами призрачного мальчика, и он побежал вдаль, в тёмный лес, пустой и безмолвный. Он поверил в выход из леса, и всё, что он придумал, растворялось за его спиной. Тишина, одиночество, пустота...
Пента играл и смотрел ему вслед, пока мелодия не стала стихать сама собой и пока он вдруг не понял, что тоже исчезает. Вот почему не мог он выйти из этого леса! Его придумали здесь, от первого вдоха и до последнего выдоха. С гитарой, песнями и всем остальным. Придумали, чтобы вспомнить что-то важное. "Что ж, – подумал Пента устало, – я всё-таки рад, что сослужил эту службу. Но каков талант!"
Последним взвился в холодное небо лёгкий пар от его дыхания. И остались только чёрное беззвёздное небо да холодный ветер.