Познакомилась я совсем недавно с одним наиприятнейшим мужчиной для флирта, совместных походов в кино и кафе и для, возможно, серьезных, чтобы это ни значило, отношений.
Мужчина был высок, красив, умен, с чю без жп. Короче, прям как я.
А еще он был внимателен, начитан, опрятен, что немаловажно, неженат и обладал неимоверным творческим потенциалом и вымытыми ушами.
С козлиною бородкой и очками на пористом носу. В ореоле локонов до плеч.
И обладал в высшей степени благозвучной фамилией – Кузякин.
Творческая интеллигенция местного разлива.
Художник, между прочим.
Шишкин нашего богом забытого, медвежьего уголка.
Рисовал на картинах лес дремучий и упитанных лоснящихся медвежат.
Картины народу нравились, потому что и местный колорит, и ми-ми-ми.
Судя по всему, еще не бедный мужчина и щедрый: на первом же свидании купил квасу и вареной кукурузы.
Вот прям то, что надо.
В нетерпении и предвкушении начала серьезности в отношениях я уже потирала ручки.
Но буквально за пару дней до нового свидания, лениво листая городскую новостную ленту, я наткнулась на небольшую статейку о местном писателе, выпустившем очередную книжонку.
Восторженная немолодая журналистка, увековечившая эту новость, присовокупила к статье еще и фото, на котором диктофоном тыкала в зубы наиприятнейшему мужчине, высокому и красивому.
С козлиной бородкой и в очках.
Я вгляделась…
Опачки… Он, он самый, медведерисовалец!
Улыбается и машет нестриженой гривой.
Только фамилия страдальца указана – Вышепупкин, что никак не совпадало с названной мне – Кузякин.
А на пальце, между прочим, обручальное кольцо.
Однако.
Я легко сложила два и два в четыре.
В порыве праведного гнева, желчно и без смайликов, я, значит, этому Кузякину-Вышепупкину пишу неимоверно холодное обличающее письмо в вацапе:
-Добрейший вечерочек, мсье Вышепупкин!
-Добрейший, а почему Вышепупкин-то? – отвечает.
-А сам не догадываешься? – ерничаю я.
-Ну, положим, и догадываюсь, а чё так сразу? – с достоинством парирует художник-писатель, творец, ёпти-лапти.
-И совесть-то не мучает?
-Ну как бы это дело мы семейственно обсудили, а че такова-то? – недоумевает Лжекузякин.
- Ах ты ж, твою за ногу, че такова? Семейственно, значит, обсудили, значит? А ну-ка, набери меня, мне на тебя наорать надо!
Звонит, значит, я ору, а он, слышу, прихрюкивает, хохотом заходится.
Оказалось, это брат евонный. Не близнец, чуть младше, но до жути похожий.
Они эту похожесть еще и максимально подчеркивают: свитера у одного и того же барыги покупают, брюшки одинаковые отрастили, гастриты одинаковые наели.
В общем, разъяснилось все, товарищи. Он не женат и вполне благонадежен.
Они, значит, чтобы семейные творческие династии продолжить, поделили промеж собой наследственные фамилии маменьки и папеньки.
Один, значит, как великий дед-художник Кузякиным называется, второй, как дед-писатель, Вышепупкиным назвался.
Один женат, а второй – никак еще.
Ну это-то различие между ними мы подправим, за этим-то дело не станет.