Сегодня я видел Зло, - пишет о процессе Пенсионного фонда против двух российских сирот в своем аккаунте в фейсбуке курганский юрист Артур Рудаков
Нет, не в лице мента, прокурора или судьи. В лице субтильной скромного вида дамочки, представлявшей в суде отделение пенсионного фонда в Неклиновском районе Ростовской области. Из таких одинаковых дамочек там всё отделение состоит, надо сказать.
Фабула дела такая. Есть две девочки, у которых сначала умерла мать, а потом отец. После отца остался сертификат материнского капитала, который они хотели переоформить на себя, есть у них такое право, так как они одни остались. А им сейчас 20 и 19 лет. Приходят в пенсионный фонд, им говорят, идите, мол, подальше, вы совершеннолетние, и вам не положено. - Так ведь отец умер в 2014 году, им тогда было 14 и 13! - Вот тогда бы и приходили.
И ладно бы была какая-то спорная ситуация, это можно было бы понять. Но в законе, который регулирует вопросы материнского капитала однозначно сказано, что право на переоформление сертификата у отца возникает после смерти матери, а у детей - после смерти отца. Заявление дети могут подать в любое время после возникновения права. А потерять это право дети могут только в одном случае - если умрут. Там нет ничего про то, что право возникает после подачи заявления, по заявлению только сертификат выдаётся, а право возникает напрямую из закона. И также там нет ничего про то, что право теряется с достижением совершеннолетия - только со смертью и никак иначе.
Но тётки в отделении стояли против двух сирот насмерть. Это ж невозможно в России, чтобы чиновник в ситуации, малейшим образом отличающейся от стандартной, трактовал эту нестандартность в пользу гражданина. Даже если гражданин в своём праве. Мы ж не Литва какая-нибудь бездуховная.
В итоге - иск в суд с требованием о признании права на маткапитал и признании действий ПФ незаконными. И вот моя оппонентка в суде рвала и метала, перевирая одни нормы закона и на ходу выдумывая другие. Вцепилась в этот сертификат так, как будто эти два ребёнка (простите, но 19 и 20 лет - это всё равно ещё дети) хотят вырвать его у неё лично. Честно сказать, от этой позиции и способа её защиты обалдела даже судья.
- Право у них было, когда они были несовершеннолетними?
- Вот тогда бы и обращались.
- В законе сказано, что они в любое время могут обратиться после возникновения права. Вот, сейчас и обратились.
- Мы по-другому читаем эту норму закона.
- Вы могли бы как-то подсказать им, откуда они знали. (это сказала судья)
- Это не наша функция.
- Вы считаете, что право в данном случае не следует из закона, а возникает из заявления?
- Да.
- Сошлитесь на норму закона, где это написано.
- Статья 5.
- Там написано совсем другое. Вам дать почитать статью, чтобы вы уточнили позицию?
- Не надо.
Вот обычно это про каких-нибудь омоновцев говорят, а вообще я тут тоже представил: вот приходит эта дама домой. К ней дети выбегают, мамочка вернулась, как дела на работе? "Да плохо, - отвечает мамочка. - Дралась сегодня в суде, как лев, хотела двух сирот без маткапитала оставить, нечего государственные деньги на всякую ерунду разбазаривать. Так какой-то козёл приехал, типа самый умный, да ещё и пальцем показал и оскорбил ("Девочки в 13 и 14 лет остались без родителей. Они в это время не учились на юрфаке, им никто ничего не подсказал, никто не помог. Они обратились сейчас за тем, на что имеют полное право, но этот вот госорган в совершенно бесспорной ситуации им отказал самым бесстыжим образом, я уж не говорю, что незаконным. Это совершенно возмутительно"). Да пусть в аду горят вместе с судьёй, давайте ужинать".
Да, поскольку дело не политическое, правду здесь оказалось можно найти уже в районном суде. Случается и так. Иск был удовлетворён.
"Будем обжаловать, облсуд поправит", - обиженно бросила защитница интересов Российской Федерации судье, выходя из зала.
Нет, друзья, такую позицию отстаивают не потому, что начальство приказало, хотя и начальство тут тоже нелюди-мутанты. Её профессиональная обязанность как раз и состоит в том, чтобы прочитать внимательно закон и донести до начальства, что в нём написано, а не выдумывать того, чего там нет. А если начальство всё равно заставляет гадить людям, беззащитным, надо сказать, кому гадить стыдно, то его всегда можно послать. Тем более, что зарплата весьма скромная, так что совсем не жалко уйти в гораздо лучше оплачиваемый юротдел какой-нибудь коммерческой организации или вообще в адвокаты.
Но нет, они предпочитают мордовать детей, которые докучают им своими нуждами. Расчёт прост: за них-то, как правило, некому заступиться. И вы знаете, я думаю, что такие вот женщины тоже суть то самое Зло. Где-то они даже хуже тех, кто дубинами людей бьёт на мирных акциях: у тех-то печать дьявола прямо на видном месте. Об их жертвах пишет "Новая газета", за них дерутся правозащитники, лучшие адвокаты защищают избитых в судах. А моих - нет. Частный случай, общественного интереса - ноль. И пережёвывают девчонок мощные безжалостные челюсти скромных тоненьких и толстеньких дам из пенсионного фонда. И ведь при этом ещё и сами умудряются вызывать к себе жалость. Ну как же, работа ведь такая. Больше того, кто-то скажет, что они хорошо её делают, что так и надо. А то, что при этом суды испытывают совершенно ненужную нагрузку, что тратится время людей, что детей оплёвывают, всем видом показывая, что они никто и звать их никак и - главное! - что большинство их просителей о своих правах без понятия, для них эти тётки всегда правы - это вроде как и должно быть.
Вот такие мысли посещали меня, когда возвращался я с этого суда под облачным сентябрьским небом мимо красивых увалов и тронутых едва заметной желтизной перелесков, мелких речек, полей, по которым ползали новые чудны́е "Джоны Диры" и доживающие свой век "Т-150К". Пропускать подобные вещи через себя - дурная привычка из прошедших давно журналистских времён. Не делайте так, вот что я скажу.