Говорят, что в деревне тупеют. Я же отупел в городе. Время ускользает сквозь пальцы, как меленький сыпучий песок. И мыслей в голове никаких – полное отвлечение.
Не исключено, правда, что это от «выговоренности». Да, я сумел выплеснуть на друзей, знакомых свои отрицательные эмоции, накопленные в Исаклах. Но это же и опустошило мою творческую струнку. Писать по-прежнему боюсь.
Жигалов верно упрекнул меня: слишком крепко я уперся в ????.
Факт – его Величество. И слепое следование правде жизни сковывает меня, мешает формировать правду художественную.
Если сейчас я стал более или менее зорким в повседневной жизни (это с завистью отметил Серега), то второй план – осмысление жизни, выволакивание наверх ее проблематики, вечных и преходящих вопросов – дается пока очень плохо.
Слабо я увязываю факты с фактами, противопоставляю их при надобности, не умею от реалий через художественные образы прийти к осмыслению.
Кто-нибудь другой, знающий, как немного времени прошло с того дня как я начал свой путь в этом направлении, может сказать: уж больно ты парень моторный. Сразу результаты ему подавай. Такого не бывает.
Записки Евгения Жаплова, 20 сентября 1979 года
И этот кто-то будет прав. Со дня начала моей работы над собой прошли считанные месяцы. Только-только начала складываться система вдумчивой, глубокой самоучебы. Только-только.
Раньше, читая без меры и без разбора, был я обычным книгоглотателем. Единственное приобретение тех лет – близорукость да хилость организма, зачахшего в сидяче-лежачем оцепенении. В лучшем случае в голове остались обрывки сюжетов, кое-какие фразы, образы застряли.
По масштабам другой личности этого, может быть, и достаточно. Но сейчас с сожалением думаю: а ведь мог бы стать гораздо умнее, богаче, если бы кто-то раньше подсказал систему работы. А то ведь формировался сам.
И вот пришел к привычке – читать с карандашом в руках. Конечно, это замедляет процесс, но зато углубляет его. И к прочитанному уже можно не возвращаться – все интересное отмечено, выписано в такие вот тетради.
Так прочитан XIV том Чехова, С.-Ценский. И они дали мне больше, чем годы чтения до них.
Сейчас ставлю себе задачу изучения творчества Л. Толстого, М. Горького. Причем, начну, пожалуй, с писем. Ведь книги – это конечный, чудесный сплав жизни, мыслей, чувств.
И трудно понять процесс рождения правды художественной, не узнав правды из жизни художника слова и мысли. Поэтому письма – дверь в творческую лабораторию. И они полнее, ярче говорят нам о писателе, чем его книги. Мне, по крайней мере, интереснее их читать, чем художественную прозу.
И еще одна мысль подспудная заставляет меня внимательно вникать в творч. лабораторию и потом, не ленясь, выписывать цитаты и проч. Чем черт не шутит, думаю я, может, через годы приду я назад – в школу.
Преподавать литературу по учебникам будет стыдно, да и убого. Читать, готовиться заново – обременительно. Потому сейчас накапливать знания, для себя осмысливать и глубже понимать писателей и поэтов – большое дело.
Это – мой капитал. И копить его надо денежка к денежке. Мотать на ус оценку современников, коллег по перу, фиксировать истоки сюжетов, вникать в тайны развития замыслов и проч. – увлекательная, в высшей степени полезная работа. Она даром не пропадет.
А параллельно с накапливанием культурного, литературного багажа писать что-то свое.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:
Январь 1966 года: спорт, песни и поэзия
Куба. Путевые заметки - 1989 год