Немешаев Валерий.
ДРУГ.
Старший брат нашёл его на дне канализационного люка. Осенним вечером он возвращался после тренировки домой и в темноте чуть не свалился в открытое отверстие колодца. Шел противный осенний дождь и брат попытался закрыть опасное отверстие лежавшей рядом крышкой. Тут он и услышал тихий писк и скулёж, доносившийся со дна люка. Брат всегда был смелым и находчивым, он осторожно спустился на дно колодца и там обнаружил еле живого щенка. Пушистый комочек, весь мокрый и грязный едва дышал. Брат снял куртку, завернул в него щенка и выбрался наружу. Он поставил на место тяжёлую крышку и побежал быстрее домой. Несколько дней он не отходил от щенка, отогревая его и отпаивая молоком. Щенок выжил и не смотря на родительские протесты, остался у нас жить. Толик – так зовут моего брата – сумел убедить родителей и щенок стал полноправным членом нашей семьи. Брат назвал его Рексом. О нашей необычной собаке я хочу сейчас вам рассказать.
Когда брат принёс щенка домой ему было не больше двух месяцев. На следующий день мы его отмыли и он оказался довольно симпатичным щеночком. Мордочка и спина у него были чёрными, а короткие ножки и кончик хвоста светло-коричневыми. Толик долго смотрел на него и улыбнувшись произнёс:
- Знаешь Антоша, а ведь он очень похож на немецкую овчарку. По-моему, его зовут Рекс.
- Почему Рекс?
- Смотри какой у него благородный взгляд, а «Рекс» по латинскому – царь.
- Ого!
Правда через несколько месяцев в благородном образе Рекса стали проявляться помеси от дворняжки, но на образцовый характер элитного пса это нисколько не повлияло. Толик даже говорил, что уличные качества дворняжки улучшили в нём немецкую породу. Рекс был отчаянным псом, верным защитником и преданным другом. В этом мы убедились ровно через два года, когда Толика забрали в армию. Брат не поступил с первого раза в Питерский горный университет и вынужден был на один год уйти в армию.
Утро промозглого октября заглядывало в окно, мы сидели с Толиком и Рексом в нашей комнате - брат давал мне последние указания. В основном они касались собаки. Рекс выглядел внешне спокойным, только мелкое дрожание ушей выдавало в нём тревогу. Я тоже волновался и не понимал, как проживу целый год без брата. Мы уже знали, что он будет служить в далёком Екатеринбурге. Утром мы всей семьёй хотели проводить Толика до призывного пункта, но брат от этого категорически отказался. Он и в школе то был слишком самостоятельным парнем, а проработав несколько месяцев лаборантом в университете, стал совсем взрослым мужчиной. В общем мы неловко обнялись с ним в коридоре нашей трёхкомнатной квартиры, находящейся на окраине Санкт-Петербурга и посмотрев внимательно друг-другу в глаза расстались на один год. С Рексом Толик как следует и не попрощался, он потрепал его по загривку и даже не взглянув, развернулся и вышел в подъезд. Мама и папа пошли провожать брата до метро, а мы с Рексом остались в пустом коридоре так до конца и не осознав случившегося. Я поплёлся на кухню, а преданный пёс рухнул в коридоре на пол и шумно задышал. Толик был единственным его хозяином, Рекс был беспрекословно предан только ему.
Мне шёл четырнадцатый год, я перешёл в восьмой класс и впервые в жизни ощущение вакуумной пустоты сдавило мне сердце. В течении четырнадцати лет брат всегда был рядом со мной - в школе, на летних каникулах, во сне на соседних кроватях – мы везде были рядом, я всегда чувствовал его поддержку и крепкое плечо и вот впервые такая разлука. Я собрался и не дожидаясь родителей пошёл в школу, а Рекс, даже не подняв головы и не попрощавшись со мной, так и остался лежать в коридоре. – «Наверное это и есть настоящая собачья горе», - думал я, пробираясь сквозь мокрый туман к светлым и приветливым окнам школы. – «Он понимает, что брат надолго ушёл из нашей с ним жизни».
Дни потянулись как мокрые осенние пейзажи на улице, скучные и однообразные. Теперь на мне лежала обязанность выгуливать Рекса и каждый вечер перед сном я выводил его на прогулку в Шуваловский парк. Но пса как будто подменили – непонятно куда делась его природная любознательность и активность, он безразлично плёлся за мной, с низко опущенной головой, никак не реагируя на пробегающих мимо собак, не реагируя ни на что. Со стороны вообще непонятно было, кто кого выгуливает. Мама стала чаще баловать его любимыми куриными сосисками, но Рекс на них даже не смотрел, он вообще ничего не ел, отощал и шерсть стала клочьями свисать с его боков. Прошло три недели, а Рексу становилось все хуже и хуже, он целыми днями лежал возле кровати Толика и положив голову на вытянутые лапы, смотрел в пустоту.
- «Смотри Антоха, головой отвечаешь за Рекса!» - всё грознее звучало наставление старшего брата, но что я мог сделать, если Рекс меня не слушался. По вечерам, после прогулки я садился возле собаки на пол и склонившись, шептал в его опущенные уши:
- Рекс миленький, ну давай уже не грусти, поешь пожалуйста - знаешь как мне от Толика попадёт если я не услежу и с тобой что-то случится!
Он понимал меня, он всё понимал, но видимо ничего с собой поделать не мог. Наверное, он думал, что брат его бросил и уже никогда не вернётся – поди разбери что в голове у собаки? Я упросил папу свозить Рекса в ветеринарную клинику может там ему помогут?
Ноябрьское утро, освежённое первым снегом, врывалось в окно, правда никакой радости от этого не было. В Питере осень часто бывает хмурая, долгая и промозглая, по нескольку месяцев может не появляться солнце и на душе бывает так же, как и на улице - неуютно и тревожно. Вместе с отцом и Рексом мы вышли из подъезда, я отправился в школу, они поехали к ветеринару - из клиники папа приехал один.
Я пришёл из школы, а на полу в коридоре вместо Рекса лежал белый лист бумаги. На нём чёрным фломастером было написано: «Рекс сбежал!». Ноги мои подогнулись. Я набрал папин телефон, и он рассказал мне, что Рекс убежал из коридора клиники пока он записывал его на приём. Отец попытался меня успокоить, убеждая что пёс просто испугался больничной обстановки и скорее всего убежал домой, он скоро вернётся, куда же ему деться-то? Я вышел на улицу и целый час бродил по окрестностям нашего дома, понимая тщетность своих поисков. Папа не понимал Рекса, как понимал его Толик и я, - даже если бы действительно Рекс испугался он бы не показал свою слабость, тем более не пошел бы у неё не поводу, он был не такой… но вот куда, зачем и почему он убежал было загадкой!
Я вернулся домой, лег на кровать брата и с ужасом понял, что не сдержал своё слово. Звонить Толику в армию было бессмысленно, солдатам разрешали разговаривать лишь по воскресеньям, тем более первый телефонный разговор с братом был разрешён только после присяги, а значит через неделю - посоветоваться было не с кем.
Вечером того дня мы до поздней ночи ходили с отцом по окрестностям нашего района, расклеивая объявления о пропаже пса. Даже родители понимали никчемность этих объявлений, но папе надо было хоть немного оправдаться в собственных глазах, хотя никто его не винил – так уж случилось. Все следующие вечера были наполнены молчаливым ожиданием, которое с каждым днём становилось всё более гнетущим и безысходным. Субботним вечером, когда стало очевидно, что Рекс не вернётся, у нас состоялся семейный разговор. После ужина я сидел в своей комнате и слушал любимые песни «Машины времени». Сначала зашёл папа, потом вошла тихая мама, глупо улыбаясь они уселись напротив меня. Папа складывал и раскладывал газету, мама вязала свой вечный шарф. Начал папа:
- Сынок, я тоже служил в армии, целых два года служил, и знаю как там трудно.
- Да, Толику сейчас очень нелегко. - Добавила мама, не отрываясь от спиц.
- На первых порах в армии тяжелее всего! – Отец встал и бесшумно прошелся по комнате. – И мы, близкие люди, не можем этого не учитывать.
Я встал и выключил музыку. Я уже всё понял:
- Хорошо папа, хорошо мама, я постараюсь ничего не говорить Толику про Рекса… но, когда он придет домой…?
- Тогда мы заведём новую собаку, такую же собаку и расскажем ему всю правду, но… это не будет так болезненно и непредсказуемо, как сейчас. – Отец подошёл ко мне и заглянув в глаза закончил мысль:
- Нам с мамой, как и тебе это неприятно, но… но…
- Я всё понял родители.
На следующий день позвонил Толик. Сначала он поговорил с папой, потом с ним поговорила мама, затем трубку передали мне. За месяц, проведённый в армии, я разговаривал с ним в первый раз и отметил, что даже голос брата стал жестче и мужественнее:
- Привет!
- Здравствуй Толик!
- Как поживаешь?
- Хорошо.
- Как учёба?
- Хорошо.
- Как там Рекс?
- Хорошо.
- Что ты заладил – хорошо, хорошо… расскажи о собаке.
Слышимость была такой хорошей, словно невидимый брат стоял в нескольких сантиметрах от меня, врать на таком расстоянии было трудно. Тем более за дверью комнаты чувствовалось чьё-то присутствие, - скорее всего мамы. Я неслышно вздохнул:
- По вечерам гуляю с ним в парке, он ест… хорошо ест, ты же знаешь какой у него аппетит… хороший такой аппетит.
- Дрессурой занимаешься?
- Толик, у меня сейчас столько в школе навалилось, что…
- Ладно, ладно, потом отца дашь, значит аппетит говоришь хороший – это здорово, я боялся, что он в отказ может пойти, ну ты понимаешь!
- Да понимаю, но он хорошо ест.
Толик вдруг громко засмеялся, так что я чуть не выронил телефонную трубку:
- Вы чего сегодня все такие придавленные, соскучились что ли?
- Я так очень соскучился по тебе!
- А я присягу вчера принял, одиннадцать месяцев осталось… ты смотри там Рексом занимайся, не давай матери его раскармливать, понял?
- Всё понял, Толик.
- Понял тогда молодец - давай отца!
Я передал телефонную трубку папе и закрыв дверь тяжело опустился на стул. Даже воздух в комнате сгустился и стал плотным. Отворив настежь окно, я ещё раз принял душ и сел за уроки. Трудно врать близкому человеку, даже если знаешь, что это зачем-то нужно.
Дни трудно плелись друг за дружкой обрастая повседневными заботами. Были и радости, и беззаботное веселье, и шутки, и смех, но всё это моментально улетучивалось с приходом домой, в дважды осиротевшую комнату, где всё напоминало о брате, о Рексе, о лжи. Я включал джаз и мечтал, или сочинял стихи о преданности и любви. В поэтических фантазиях жизнь была красивее и понятнее, даже ложь и предательство были чище и честнее. Но приближался Новый год, ощутимее пахло зелёными ёлками и длинными праздниками. Привычнее стали воскресные звонки Толика из Екатеринбурга, и врать стало обычнее, уже не так сжималось сердце, не так перехватывало дыхание. Это и радовало, и расстраивало, хотя если честно то чаще расстраивало, - за всей этой неправдой тотчас появлялись преданные глаза Рекса, а следом печальные глаза Толика и сразу всё скукоживалось, и приближение любимого праздника и ёлка в коридоре и обещанные подарки, и всё… Рекса то не было, какой уж тут праздник!
Мама чувствовала нарастающие во мне противоречия. Сначала она пыталась меня жалеть, но мне уже шёл пятнадцатый год и чтобы избавить её от дальнейшего искушения, я решил сам с ней поговорить. Как-то в конце декабря, когда она готовила ужин, а папа ещё не пришел с работы, я зашёл на кухню. За окном праздничными огнями светлел вечерний город, небо иногда вспарывали яркие фейерверки, вкусно пахло жареной картошкой:
- Мам, скажи честно, а вы с папой любили Рекса?
- Конечно…
- Но вы же не хотели его оставлять.
- Сначала – не хотели, а потом… а затем мы увидели ваше к нему отношение и…
- И были вынуждены полюбить?
Мама улыбнулась. Она выключила плиту и сняв фартук села рядом со мной:
- Антон, мы очень любим вас с Анатолием, а значит любим и то, что любите вы.
- А если я полюблю, что-то плохое?
- Но ведь собака в доме — это не плохое!
— Это не плохое.
- Если ты сделаешь что-то нехорошее, мы с папой всегда скажем тебе об этом.
- А как же с Рексом и Толиком?
Мама вздохнула, вся её фигура как-то обмякла, в глазах появились слёзы:
- Сынок, давай скажем ему после Рождества!?
- Давай.
Я взял её руки в свои и впервые в жизни почувствовал себя сильнее мамы.
Свобода от принятого решения вернула жизни все её краски и запахи. Я хорошо закончил первое полугодие и даже оценка по математике, которую я не очень любил, была достойной. Новый год прошёл весело и беззаботно. Несколько раз мы ездили кататься на горных лыжах в Пухтолово, встречались с родственниками, почти каждый вечер у нас были гости. Толик довольно часто звонил мне, мы подолгу болтали с ним ни о чём, но чаще он рассказывал о трудностях армейской службы – чувствовалось что ему там не легко и он хочет выговориться. Потом прошло Рождество, я пошёл в школу, а в середине января папа сам завёл разговор о Рексе и Толике. Была суббота, мы шли с отцом из магазина, под ногами приятно хрустел свежевыпавший белый снег:
- Антон, если завтра позвонит Анатолий, мы решили рассказать ему правду о Рексе… ты не против?
- Нет, я не против.
- Я сам ему всё объясню, хорошо?
- Хорошо, папа.
Вечером перед сном, я подумал, что почти не вспоминаю о Рексе, да и никто уже не вспоминает его, ни мама, ни папа, - все думают только о себе и о Толике. А для брата Рекс ещё дома, с нами, в безопасности. Стало обидно за брата и ужасно жалко собаку. С этими тяжелыми ощущениями я уснул.
Рано утром меня разбудил сигнал пришедшей Смс-ки. Я вскочил, взял телефон, открыл сообщение и долго пялился на светящийся экран. Пришла фотография. На фоне белого снега в тёмном армейском обмундировании стоял улыбающийся Толик, а рядом с ним на снегу сидел… я вскочил на ноги и стремительно побежал к родительской спальне:
- Мама, папа это что такое… посмотрите, это же Толик… а с ним Рекс или не Рекс – это что, наш Рекс!?
Выбежал папа в пижаме, вышла заспанная мама в халате, я протянул им телефон:
— Это как? Это что такое, розыгрыш или что? Что вы молчите, родители!
Родители долго, мучительно долго пялились в экран телефона и их лица медленно заливал свет просветления и счастья, ну и наверное, легкого стыда. Папа вернул мне телефон:
— Это не розыгрыш, Антон это – чудо, которое называется – дружба!
Даже папины глаза увлажнились, про маму я и не говорю. Мы как-то непроизвольно обнялись и через секунду высвободившись, я убежал в свою комнату. Там, ещё раз рассмотрев фотографию, я увидел внизу сообщение:
- «Три дня назад разговаривал с тобой – Рекс был ещё дома; от Питера до Екатеринбурга – 1950 километров по прямой, Антоха, как быстро бегает наш Рекс!»
Телефон выпал из моих рук – вот она, расплата за враньё. Но на душе всё равно было радостно и… и хорошо!
Через десять с половиной месяцев брат вернулся вместе с Рексом домой. На ошейнике собаки красовался красивый значок «За отличную службу»!