Сейчас, когда из-за амбиций Эрдогана стало жарко в восточном Средиземноморье, вспомнилась история про «Великую идею». Был такой идеологический концепт в Греции в прошлом и позапрошлом веках. Он предполагал, если говорить упрощенно, объединение всех эллинов Средиземноморья и восстановление Византии в границах примерно на конец XII века. То есть речь шла о присоединение Фракии, западной части Анатолии и островов Эгейского моря. Разумеется, потесниться должна была одряхлевшая к тому времени Османская империя.
Поначалу «Великая идея» зрела в тиши кабинетов и на собраниях в Афинах и Фессалонике. Всплеск произошел во время Балканских войн. А по-настоящему греки взялись за дело после Первой Мировой войны, по итогам которой османы оказались в числе побежденных. Мотором процесса стал премьер-министр Греции Элефтериос Венизелос. Сегодня его именем назван аэропорт в Афинах и еще много чего. Стоят памятники. Национальный герой, можно сказать. Почва для реставрации Византии была благодатной - османы пребывали в жалком состоянии: султан плясал под дудку англичан и французов, империя Сулеймана Великолепного фактически приказала долго жить. И грекам грех было этим не воспользоваться, что они и сделали при поддержке Антанты.
В 1919 году греческие войска высадились в Малой Азии и заняли вначале Смирну (Измир) – крупный город, населенный преимущественно греками, - а затем стали с успехом расширять плацдарм на север и восток. Причем к лету 1920 года были заняты Ушак, Бандырма, Бурса (древняя Пруса), и зона греческой оккупации расширилась настолько, что примерно соответствовала территории средневековой Никейской империи, которая образовалась после Четвертого крестового похода и распада Византии. Серьезная заявка!
В Европе также все складывалось более-менее удачно: греческие войска без больших усилий заняли Восточную Фракию вместе с Адрианополем. Турки особенно не сопротивлялись. Претендовал Венизелос и на главный приз – на Константинополь, да не просто претендовал. Контроль над этим городом был, можно сказать, краеугольным камнем «Великой идеи» - возвращение грекам, мыслившим себя державными ромеями, древней столицы, Второго Рима. Но тут вышла промашка. Великие державы Константинополь грекам, конечно, не отдали. По Севрскому миру, подписанному 10 августа 1920 года, Греции отходила вся Фракия кроме Константинополя, а запад Малой Азии правительство Венизелоса получало под управление с последующем референдумом, где население должно было ответить, с кем оно – с греками или турками. В исходе голосования верхушка в Афинах не сомневалась.
Но в ноябре 1920 года партия Венизелоса неожиданно проигрывает выборы, и в Греции приходят к власти другие люди – во главе с королем-германофилом Константином I. Эта партия была изначально против вторжения в Малую Азию, против аннексии Смирны, против войны (на чем и набрала, собственно, голоса избирателей) но теперь вынуждена поддерживать status quo. Греки пытаются продолжать войну, совершают даже яркий рывок вглубь вражеской территории - на Анкару. Однако после сражения при Эскишехире (июнь – июль 1921 года), закончившегося для греков хоть и победой, но не разгромом турок, инициатива у потомков Лисандра и Алкивиада начинает таять. Англия и Франция постепенно отказываются помогать германофилу Константину. А без их помощи эллинам с турками не справиться. К концу 1921 года Мустафе Кемалю, позже прозванному Ататюрком, удается сколотить крупную армию, которая 26 августа 1922 года без больших усилий прорывает греческие траншеи (линия фронта была длинной, а войск у греческих генералов мало) и начинает стремительно продвигаться на запад. Сопротивление эллинов было чисто номинальным - греки сражались с 1912 года, когда началась Первая Балканская война. Они устали воевать, рвались домой и уж точно никто не желал умирать на чужой земле. Прежде боеспособная армия рассыпалась, как карточный домик.
9 сентября 1922 года турецкие войска вступили в Смирну.
Кемаль пригрозил расстрелом каждому турецкому солдату, кто поднимет руку на местное население. И целый день турки держали руки на привязи, но вечером началось. В резне и пожаре, по разным оценкам, погибли от 60 до 200 тысяч человек – греков, армян, евреев и других. Но греков, конечно, больше – население Смирны состояло из них больше, чем наполовину. Вот как описывает один из эпизодов этой катастрофы ее очевидец - Эрнест Хемингуэй, в то время журналист канадской газеты The Toronto Daily Star. Он находился в порту Смирны на военном корабле и хорошо видел, что творилось на молу, куда турки согнали сотни, а то и тысячи мирных жителей.
"Трудно забыть набережную Смирны. Чего только не плавало в ее водах. Впервые в жизни я дошел до того, что такое снилось мне по ночам. Рожавшие женщины – это было не так страшно, как женщины с мертвыми детьми. А рожали многие. Удивительно, что так мало из них умерло. Их просто накрывали чем-нибудь и оставляли. Они всегда забирались в самый темный угол трюма и там рожали. Как только их уводили с мола, они уже ничего не боялись..."*
В сухих "телеграфных" строчках мэтра литературы угадывается кромешный ад, который там происходил.
"Греки тоже оказались милейшими людьми, - продолжает Хемингуэй. - Когда они уходили из Смирны, они не могли увезти с собой своих вьючных животных, поэтому они просто перебили им передние ноги и столкнули с пристани в мелкую воду. И все мулы с перебитыми ногами барахтались в мелкой воде. Веселое получилось зрелище. Куда уж веселей".*
Позже, после того, как был заключен мирный договор, 2 миллиона греков были выселены из Малой Азии, а 600 тысяч турок насильственным образом покинули Балканы. Король Константин после этой бесславной войны отрекся от престола, пятерых греческих министров обвинили в катастрофическом поражении и поставили к стенке. Эллада навсегда рассталась с мечтами о некогда своей исторической части - Ионии - и о реставрации Византии.
Такова была истинная цена «Великой идеи».
Хотя Венизелос мог бы сказать землякам: «А вот если бы вы меня поддержали на выборах…»
* - рассказ "В порту Смирны" из сборника "В наше время".