Я читала роман в болезни, которую навлек на меня северный ветер. Я уже чувствовала, что болезнь где-то близко, но все же, радуясь, что вдруг подул ветер с запада и в ярком дневном солнце городской воздух наполнился иллюзией весны, отправилась в путешествие - в Царское село. Я провела вечер в почти пустом парке и видела красный осенний закат над озером, и со ступеней той самой Камероновой галереи смотрела вниз на царский пейзажный парк, на меркнущий свет озера. Вечер был холодным, снова подули северные ветры, я по-настоящему заболела. И тогда вновь вернулся южный ветер и жаркое солнце, но это меня только мучило, потому что температура тела росла, и я страдала от холода, и даже огонь в камине почти не чувствовала. Луна прибывала, и в полнолуние вышла книга Пелевина и альбом U2, и еще расцвела красная роза на моем подоконнике. Кажется, еще через день или два я начала читать роман.
Я только вынырнула из крайне болезненного состояния и хотела позволить своему воображению увлечься знакомым голосом. Забыть о своих страшных снах. Но в этот раз вслед за рассказчиком я оказалось в ужасном кошмаре, и мне даже приходила мысль бросить чтение. Но для меня это вряд ли возможно, поэтому я дочитала до конца (а читала понемногу в течение нескольких вечеров, перед сном). Когда я дочитала центральную повесть про Кешу, мне приснился ужасный кошмар, не имеющий никакого отношения к книге. Впрочем, нужно пояснить, что кошмары снятся мне довольно часто. К примеру, во время болезни накануне полнолуния я тоже видела кошмар (в котором громко произносила слова знаменитого стихотворения Марины Цветаевой "Молитва"). Все же мне очевидна связь между книгой и моим кошмарным сном. Думаю, ужас, таящийся на ее страницах, ощутили все читавшие. Знакомый ужас. Знакомый и мне, и нам всем. Кто-то лишь до времени не видит его, но тоже чувствует.
Я как могла боролась с болезнью, которая никак не хотела со мной расставаться, и книга все не кончалась, потому что вечер за вечером я прочитывала все меньший и меньший отрывок. Но вдруг я вспомнила, что сегодня (это было 13 сентября, суббота) последний день присутствия в Эрмитаже трех картин Клода Моне позднего периода - "Руанский собор", "Японский мостик", "Кувшинки". За все лето я ни разу не была там из-за больших толп. Могу сказать, что испытываю к себе симпатию именно из-за того, что принимаю подобные решения. Осознание того, что мое совершенно лихорадочное состояние нисколько не помешает увидеть красоту, добраться до нее пешком и вернуться обратно, это осознание дает мне в этих случаях полное спокойствие. И я отправилась, и в жгучем солнце золотыми листьями был усыпан мой путь. Но ветер казался очень холодным. Я купила билет за сорок минут до закрытия. В зале с тремя картинами провела несколько минут. Маленький зал на третьем этаже с окном на площадь.
Три эти абзаца можно считать вступлением к рецензии на "Любовь к трем цукербринам". Но, может быть, стоило бы этим и ограничиться. Все же мне хочется высказать некоторые мысли о романе и его авторе.
Для тех, кто не читал: герой Кеша живет так, как мечтал жить в прошлой жизни (где был среднестатистическим онанистом и жж-троллем), стремясь лишь к тому, что называет счастьем. А счастье неразрывно связано с существом, обладающим внешностью японской школьницы. Little sister.
История заканчивается исчезновением Кеши и его кошмарного рая. На мой взгляд, герой заслуживает лишь следующего замечания. Когда, десятилетие назад, я читала "Generation P", то ощущала, что этот герой (Татарский) мне очень важен. Особенно я люблю тот момент, когда он говорит: "так мне и надо!.." По какой-то неясной причине я даже рассчитывала на счастливый конец. Кеша - герой моего поколения. Мы играли в детские игры, а вокруг нас разворачивалось насилие. И оно вошло в наши игры. Мы смотрели ужасные фильмы, которые были нам желанны по причине запретов. И многие привыкли к ежедневному ужасу, перестали чувствовать его, стали его частью. Кеша - типичный представитель замкнутых в кошмарном сне умов, которыми я была когда-то окружена. Пока я следила за его мыслями, постоянно вспоминала строчку из романа Рушди "Земля под ее ногами": "Я могу захлопнуть тебя как книгу!" Проще говоря, этот герой не вызывает жалости.
Но что могло заставить Виктора Олеговича следить за его мыслями, быть внутри этого кошмара? Наверное, кто-то всерьез думает, что Пелевин озабочен судьбой деградантов и хочет наставить их на путь истинный. Но на мой взгляд, нет ничего глупее, чем думать, что чтение "Лолиты" вразумило бы Гумберта. Стоит добавить, что и Лолиту эта книга не уберегла бы от опасности. Никакая из книг.
Как говорил Оскар Уайльд, искусство ради искусства. И единственное оправдание - это любовь к творению. Но иногда художники создают по-настоящему ужасные произведения. Как, например, английский художник Обри Бёрдслей, прославившийся иллюстрациями к Уайльду. Он создал еще такие рисунки, которые накануне смерти в письме просил друга-издателя уничтожить (тот, конечно, не выполнил просьбу умирающего). К слову, Бёрдслей умер в возрасте 25-ти лет.
Уместно также вспомнить сейчас Пьера Паоло Пазолини, чье имя упоминается в начале "Любви к трем цукербринам". Вспомнить его "Сало или сто двадцать дней Содома". Я долго не решалась взглянуть в это произведение. Но я посмотрела "Медею", "Евангелие от Матфея", "Теорему"... И я посмотрела "Сало" из любви к Пазолини. И только из любви к Пазолини, которого убили сразу после выхода этого фильма, можно смотреть "Сало". Из ложной смелости или любопытства не смотрите, это опасно.
Или "Отвращение" моего любимого Романа Полански.
Еще можно вспомнить Макса Эрнста и ужасные рисунки Пикассо из цикла "Искушение" (я видела их однажды live на выставке в Метрополитене). Еще - альбомы Radiohead. Я имею в виду картинки.
Расскажу вам об одном наблюдении, сделанном мной прошлой зимой. Однажды вечером я сидела у камина в тишине и рассматривала вкладыши этих альбомов. Я рассматривала очень подробно, будто пытаясь запомнить каждую маленькую деталь. Вдруг я заметила в самой середине вкладыша к "OK Computer" слова "Jesus saves" и "God is love".
Конечно, нельзя не вспомнить и Ларса фон Триера. Его "Догвиль" когда-то произвел на меня большое впечатление. Из любви к Ларсу фон Триеру я посмотрела и "Ностальгию", и "Антихриста". Но с того момента фон Триера не смотрю.
Я знаю, зачем художники пишут ужас. Они всего лишь пытаются избавиться от своих ночных кошмаров, от видений и наваждений, от шепотов и криков. Но, кажется, кошмары человечества становятся все ужаснее. И можно сказать, что современное искусство состоит из почти лишь кошмарных снов. За редким исключением. И слова "Бог есть любовь" уже не имеют смысла, так как значение этих слов потеряно. Оно утрачено так же безвозвратно, как лицо знаменитого казненного. Ницше прославился фразой "Бог умер", и, конечно, с ним нельзя не согласиться. Так же он говорил: "Церковь - камень на могиле богочеловека: ей непременно хочется, чтоб он не воскрес снова". Поэтому остается лишь это спорное утверждение: "Jesus saves".
Виктор Олегович, насколько я помню, ни в одном из своих многочисленных произведений не назвал этого имени. О причинах догадываюсь, но озвучивать не стану.
И, стремясь спастись от своих кошмарных снов, которые Борхес назвал трещинами в ад, я обращаюсь к красоте, и все больше волнует меня красота именно материальная: парадные лестницы дворцов, чайные розы, вид на Неву из окна ресторана... На рабочий стол я повесила картинку Ге "Христос в Гефсиманском саду".
Болезнь отступила, но ветры стали резкими и леденящими. В новолуние вышел альбом Тома Йорка, следом - альбом Сплин. Эти четыре послания (три альбома и один роман) между собой похожи, их объединяет время создания. Я обречена теперь часто слушать "Tommorow's modern boxes", так как Том Йорк наложил какое-то заклятие на меня. В его музыке я всегда нахожу себя. Всегда находила себя я и в текстах Александра Васильева, но в этот раз впервые - мне не хочется слушать вторую часть Резонанса за исключением двух песен. А Боно уже многие многие годы увлечен своим разочарованием в жизни, но, как ни странно, именно он прислал мне этой осенью песню, которую мне хочется слушать, засыпая. Там такой припев:
You're gonna sleep like a baby tonight
In your dreams everything is alright
Tomorrow dawns like someone else's suicide
You're gonna sleep like a baby tonight
Но прошлой ночью мне приснился сон необычайной красоты и ужаса. Накануне вечером я подумала о том, что все еще боюсь насекомых. Затем последовала мысль: но ведь насекомые всегда символизировали собою смерть. Они - существа из царства мертвых. И ночью мне приснилось целое море жуков, пауков и других насекомых, я видела их подробно, и море шевелилось, и они были очень красивы. Я не чувствовала никакого страха ни во сне, ни во время пробуждения. Когда на город стали опускаться голубые сумерки, я вышла на набережную Мойки, чтоб покормить птиц. Ко мне слетелось множество воронов и расселись в ряд на перилах канала, прилетела стайка воробьев, несколько голубей, большие белые чайки с залива, приплыли утки. Вокруг меня хлопало крыльями целое птичье царство, и мне вдруг вспомнилось, что птицы едят насекомых.
Но вернемся еще раз к роману Пелевина. Хочу сказать кое-что про little sister. Незадолго до выхода книги я стала часто (по нескольку раз в день) включать песню Билли Айдола "White wedding":
Hey little sister what have you done
Hey little sister who's the only one
Hey little sister who's your superman
Hey little sister who's the one you want
Hey little sister shot gun!
It's a nice day to start again
It's a nice day for a white wedding...
Эти слова так похожи на эпиграф к "А Хули":
Кто твой герой, Долорес Гейз?
Супермен в голубой пелерине?
О, дальний мираж, о, пальмовый пляж
О, Кармен в роскошной машине!
Есть еще одна песня, написал ее Боно, она называется "Between a man and a woman". Я включила ее после прочтения романа "Любовь к трем цукербринам", который никогда не захочу перечитывать.
P.S. Песней этой я хотела закончить. Но по какой-то причине, мне самой неведомой, много дней не вывешивала этот пост, он хранился у меня в черновиках. Наступило очередное полнолуние, и внезапно ко мне пришло известие о скорой смерти Моррисси. Если я проживу достаточно долго, то услышу о смерти каждого упомянутого в этом тексте художника, но мне эта идея кажется совсем нереалистичной. Будто центром мира являюсь именно я, и все они могут умереть лишь в том случае, если я умру. "If you die, then we all do..."
10 октября 2014
Подписывайтесь на мой канал, пишите комментарии и ставьте лайки! Обожаю отвечать на комменты!..
Как я написала письмо Тому Йорку...
Как я побывала на концерте Ника Кейва...
Стать знаменитой, как Настя Ивлеева...