«Деточкин виноват. Но он не виноват». Сценарий этой подлой трагикомедии написан, но сама пьеса ещё не отыграна до конца. И даже когда в суде прозвучит приговор, это не будет означать конец пьесы. Мы уже длительное время наблюдаем за этой пьесой, участвуем в ней, рассматриваем игру актёров подвергая, их критики или рукоплескаем удачным репризам. Жалкая и злобная пьеска, в которой задействованы практически все архетипы средневековых итальянских кукол. Пьеро, Арлекино, Бригелло, Пьеретта, доктор, Пульчинелла. Мы наблюдаем очевидную игру лицедеев в своём истинном проявлении, и они наслаждаются своей ролью. И благодаря им в этой пьесе на задний план отступает сама жертва. Она как бы неинтересна и осталась за пределами первого акта послужившая даже не причиной, а предлогом для написания этой пьесы. Пьесы, в которой мы видим всё – лицемерие, подлость и прежде всего жадность главного злодея. Когда роль, кукла, маска начинает быть более живой, чем сам человек играющий роль этой куклы. Перевоплощение, переобувание – нет просто жизнь. Именно жадность, нежелание уплатить плебсу по счётам (материальный ущерб) и в результате получить минимальный срок и выйти чистым через год на свободу, тот движущийся мотив заставивший выбрать себе в защитники адвоката Пашаева (со специфической репутацией) и выбора той позиции, которая присутствует по настоящий момент в судебном процессе. - Я не виноват! Не надо обманываться на этот счёт. Жадность и только жадность. Всем платить на кокаин не хватит. В моём виденье Ефремов предстаёт в роли Пульчинелла – маленького, горбатого, злодея отягчённого горбом, пороками. В русском значении Пульчинелла это Петрушка, которой давно избрал свою стезю и его горб символичен. Смешно когда Пульчинелла пытается играть роль Гамлета. Не его роль. Так же как и символичны его заключительные слова, с оговоркой – «Если я виноват, то признаю свою вину». Почему Пульчинелла произнёс эти главные слова в этой роли, в этой пьесе? Это не раскаянье. Это необходимые слова согласно развитию пьесы, тот атрибут, который необходим для формальностей, чтобы получить амнистию. Он не раскаялся, не сломлен судом, ни приговором, потому что в отличие от нас он читал и знает сценарий, конец пьесы. Как это знает Пашаев, Добровинский, и судья. Гуманный российский суд для успокоения черни и проявления формальностей, акта Справедливости, даст Ефремову реально большой срок. Правосудие торжествует. (Но правосудие не в сроке, не в приговоре, а в реальном отбытии наказании.) Но затем Всемилостивейший дарует прощение Пульчинелла. Возможно, это будет и против его личной воли, но к нему обратятся, зайдут один раз, другой, третий. И дрогнет Всемилостивейший, чтобы не обострять ситуацию в московской тусовке. Где все – один за всех и все за одного. И Добровинский, плоть от плоти этой тусовки. И его символический рубль эта цена жизни простого человека. И овцы вроде бы целы и волки сыты. Вот такой я вижу конец этой пьесы. В этой пьесе нет любви, сострадание, справедливости. Это жизнь.
С холма Монмартр, глядя вниз,
Не разглядеть влюблённых лиц.
Быть может, счастье рядом где-то,
Но не написано либретто,
И куклы спят в тени кулис.
Какие страсти их тревожат,
Под затхлым запахом гардин?
Безмолвны там, в пыли витрин
Пьеро, Бригелла, Арлекин,
И их ничто не потревожит.
Но, вот, одна из этих кукол,
Что была раньше не видна,
Внезапно вслух произнесла:
- Пожалуйста, послушай, друг мой…
Вся наша жизнь мечты и грёзы
И в подчиненье мизансцен.
И зритель наш и этих стен,
Знать правду не желает тоже
Слова, названья, имена…
Что в имени моём таится?
Вся эта жизнь, нам только снится,
И нам не вырваться из сна.
Устал я каяться и клясться
К притворным чувствам я остыл,
Ненастоящий мир постыл…
Я не герой. Готов я сдаться.
Я отрекусь. Свой дух убью.
Хоть мысль убийства ненавистна,
Но я по логике софистов,
Уж, грешен тем, что я люблю…
Мой грех!
Мой горб!
И мне нести,
Но не понять, как совместить?
- Изъян, заложенный природой.
Стремленье: - к сладостной свободе,
- И в рабстве счастье обрести…
Одна есть жизнь. Две не прожить.
В душе сомненье и тревога,
Ну почему ради свободы,
Надо себя в себе убить?
Не суть, откуда посмотреть.
Раёк, холмы Иерусалима,
Повсюду будет всё едино,
Везде насилие и смерть…
Мотает жизнь, то вверх, то вниз, -
- Там в костюмерной есть одежды,
Примерь…, забудь, кем был ты прежде,
С ролью назначенной смирись,
И спи усни в тиши кулис…