Нику – на всём белом свете – дороги всего четыре вещи: пятилетний сибирский хаски по кличке Джек, коллекционный винчестер марки «Winchester Model 1934» двадцать восьмого калибра, светлое пиво повышенной крепости и мотодельтаплан личной конструкции. Впрочем, «личной конструкции» – сказано с большой степенью преувеличения. Изначально это был стандартный двухместный «Bidulm-50» класса Е-16. Ник, не меняя формы крыла, только установил на раму новый семидесяти-сильный немецкий двигатель, поменял шасси-колёсики на пластиковый двухкорпусной катамаран и кардинально переделал переднее кресло. С чем были связаны такие серьёзные конструктивные изменения? Во-первых, французский движок в пятьдесят лошадиных сил откровенно не годился для сложных природно-климатических условий Шпицбергена. Не, в ясную и тихую погоду он тянул исправно, без всяческих сбоев. Но где же она, эта ясная погода, если на архипелаге – в среднем за месяц – случается до двадцати туманных и пасмурных дней? Да и местные туманы – нечета всяким там европейским, да и всем прочим. Туманы Шпицбергена, доложу я вам, это нечто: вязкие, плотные, многослойные, иногда явственно пульсирующие – словно живые. И, кроме всего прочего, разноцветные: сиреневые, розовые, лиловые, густо-фиолетовые, серо-голубоватые. А ещё и серые кучевые облака – постоянно и коварно – так и норовят опуститься с небес, полностью поглощая-окутывая горные скалистые вершины и вечные ледники, не доходя до тундровых болотистых равнин всего-то метров на сто с небольшим. Короче говоря, лишние лошадиные силы в такой непредсказуемой обстановке никогда не будут лишними…. Та же история и с заменой колёс на катамаран. Для того, чтобы резиновые колёсики беспрепятственно крутились, нужна ровная и твёрдая площадка. А с этим, как раз, на архипелаге наблюдаются существенные трудности. То бишь, сплошные нагорья, бугристые ледники, сланцевые россыпи да вязкая болотистая тундра. Зато различных водных поверхностей здесь – в избытке: морские бухты и заливчики, длинные и извилистые фьорды, мелкие речные разливы. Садись – не хочу. Если, понятное дело, твой летательный аппарат является гидропланом…. Теперь про переделку кресла. Как, скажите, закрепить на кресле, предназначенном для человеческого зада, собаку? Пусть и достаточно крупную? Причём, надёжно закрепить? И чтобы – при этом – означенному псу было удобно и комфортно? Правильно, очень трудно. Практически невозможно. Поэтому Ник кресло и переделал. Вернее, старое кресло снял и выбросил, а на его место установил новое, изготовленное вручную, по тщательно снятым меркам…. Зачем Ник берёт с собой в полёты хвостатого Джека? И куда, вообще, он летает? Начну, пожалуй, со второго вопроса. Ник Петрофф летает на работу. То есть, по важным делам, непосредственно связанным с его служебной деятельностью. А трудился он в должности – «инспектора по охране дикой природы». Обязанности? Элементарные. Во-первых, бдительно и неустанно охранять дикую природу. Во-вторых, старательно наблюдать за туристами, регулярно посещавшими семь Национальных парков, организованных на Западном Шпицбергене, то есть, на главном острове архипелага. Дабы означенные легкомысленные туристы не нарушали строгих и жёстких правил посещения. В-третьих, целенаправленно и безжалостно бороться с бесстыжими браконьерами, которые редко, но, всё же, проявляют себя…. Теперь по псу. Ну, не любит Ник надолго расставаться с единственным и закадычным другом-приятелем.
С единственным? Да, с единственным. Так, вот, получилось… Вообще-то, к Нику на Шпицбергене относятся не плохо. То есть, уважают и ценят. А некоторые индивидуумы (с мутными и нечистоплотными наклонностями), даже откровенно побаиваются. И не на пустом месте, надо признать, побаивались – уже были зафиксированы прецеденты, в результате которых образовывались синяки под глазами, рассечённые брови и выбитые зубы. У побаивающихся и мутных, понятное дело, образовывались. Инспектор Петрофф слывёт на архипелаге: нелюдимым, честным, язвительным, странным, немногословным, хмурым, отважным, жёстким, насмешливым, неприхотливым, желчным, справедливым, бесконечно-упрямым, чудаковатым, непреклонным, ехидным, суровым, не в меру прямым и не от мира сего…. Короче говоря, брутальным – до полной и нескончаемой невозможности. То бишь, до мозга костей. Отсюда и заслуженное прозвище – «Брут»… Островные же женщины и девушки считают Ника – в дополнении к вышеперечисленному – привлекательным, симпатичным и даже весьма сексуальным. Более того, собравшись – скучными зимними вечерами – тёплой компанией, они обожают (многими, заметьте, тёплыми компаниями), перемывать странному и нетипичному инспектору его многострадальные брутальные косточки. Примерно – в следующем ключе:
- Такой красавчик и душка, слов нет. Брутальный-брутальный. Как будто бы прямо позавчера сошёл с киноплёнки славных голливудских блокбастеров. Вылитый Брюс Уиллис, многократный и заслуженный спаситель Мира. Только значительно моложе и росточком чуток повыше. Только, вот, на наш женский пол противный Брут никакого внимания не обращает. Ни малейшего….
- Может, он – голубой? В том смысле, что гей?
- Ну, подруга, ты и сказала…. Ха-ха-ха! Я сейчас, честное слово, описаюсь. Гея, тоже мне, нашла…. Ха-ха-ха! В прошлом году мой Гарольд летал – через Осло – в голландский Амстердам. Родственников навещал. Его младшую сестрёнку угораздило выйти замуж за голландца. Учудила, пигалица рыжеволосая. Теперь локотки кусает. Больно уж эти голландцы беспокойные, суетливые, капризные и непостоянные. Из серии – семь пятниц на неделе. И в бытовом плане, и в сексуальном. Привередливые – не приведи Бог. И это им – не так, и так, понимаешь, не сяк. Извращенцы длинноногие…. Впрочем, дело совсем и не в этом. Рассказываю. Идёт, значит, Гарольд по Амстердаму, пересекая – наискосок – район Де-Валлетьес…
- Тот самый, по которому проходит знаменито-развратная улица Красных Фонарей?
- Ну, да. Его…. А чего это, коровы хмельные и толстомясые, вы так язвительно и глупо хихикаете? Мой муженёк, как уже и было сказано выше, просто пересекал этот нехороший райончик. Пе-ре-се-кал. Угол, так сказать, срезал, направляясь в гости к любимой сестрёнке. А вам, дуры похотливые, всё только хиханьки и хаханьки…. Итак, идёт это Гарольд по известной вам улице. Меланхолично насвистывает, курит и с любопытством (но без похоти!), озирается по сторонам. Чес слово, без похоти. Совсем. Заканчивайте ржать, кобылищи островные…. Глядь, а из дверей одного публичного заведения Брут – собственной персоной – выгребает. Довольный такой весь из себя и смазливыми девицами облепленный со всех сторон. Теми самыми девицами, понятное дело. Мол, вывалили – всем кагалом размалёванным – проводить щедрого и эксклюзивного клиента. Лопочут, кудахчут, воркуют, хихикают, восторгаются и благодарят, беспорядочно перебивая друг друга…. А муж-то у меня – не промах. Ни какой-нибудь там шведский или датский простак. Дождался, когда Брут отойдёт подальше, да и подошёл к барышням с вопросами. Мол: - «Кто, что, зачем, почему и почём?». Ну, болтливые проститутки ему всё и рассказали. Выяснилось, что один раз в году, во время обязательного отпуска (в ЮНЕСКО с этим строго: хочешь, не хочешь, а отгулять отпуск должен), Брюс прилетает в Амстердам и целый месяц шляется по местным борделям, с усердием пользуя тамошних весёлых девиц. Подчёркиваю, с усердием и прилежанием. Благо, по утверждениям девиц облегчённого поведения, мужской силой он, отнюдь, не обделён…
- А как же Джек? Неужели наш брутальный герой оставляет своего верного пса на архипелаге?
- Скажешь тоже. Разве можно – бросать закадычного дружка? Фи. Это же откровенный и пошлый моветон. Они, конечно, вместе отдыхают и отрываются. Говорят, что в толерантном Амстердаме и собачьи бордели имеются. Причём, оборудованные с шиком, лоском и размахом…. Что ещё за «хи-хи»? Я вам чистую правду излагаю. Двуногий кобель кобелирует в одних профильных местах, а четвероногий – в других. А потом, вдоволь накувыркавшись, они возвращаются в Ню-Олесунн. Ходят слухи, что нынче Амстердам буквально-таки наводнён хасками-полукровками...
Продолжение следует