1
Одним из главных результатов политики Ельцина-Путина стал то, что судьбы России сегодня решаются в другом полушарии Земли. Идущая ныне в США открытая политическая борьба вокруг выбора генеральной политической линии на ближайшее десятилетие неизбежно отразится на положении дел в России.
Специфика выборов в США такова, что публичные обещания и программы имеют отношение к реальности, чего в России не было никогда. Выборы в США есть выстраивание некоего общественного договора, формирование консенсуса, основные положения которого будет проводить новый президент. В процессе выборов заинтересованные структуры бизнеса и гражданского общества не только принимают во внимание обещания кандидатов, но и выстраивают систему гарантий их исполнения. В силу особенностей политической дискуссии в США там выработалось и ясное идеологическое позиционирование экспертов, позволяющее сразу постигать суть разногласий между ними: эксперты отстаивают определенные политические позиции, а не изображают из себя стоящих над схваткой мудрецов, как в РФ. Эксперты в США – часть политической системы, они напрямую и публично участвуют в выработке позиций своих партий. Так что выработанные руководством политических партий программы могут многое сказать о будущей политике администрации.
Победа Клинтона в 1992 году имела одним из своих оснований уступку демократической партии, принятие ей крайне консервативной рейганомической концепции в отношении России и СНГ. Несмотря на то, что идеология «свободного рынка» в стиле маргиналов типа Милтона Фридмана или Фридриха фон Хайека всегда претила ответственным и либеральным политикам, составляющим руководство американских демократов, в данном случае администрация пошла на «сделку с дьяволом» и приняла догматы «свободного рынка» как своеобразное орудие «мягкой власти» (известное выражение Джозефа Ная-младшего) США над третьим и остатками разгромившего себя социалистического мира, как «мягкий» способ вмешательства во внутренние дела государств, не вполне отвечающим требованиям глобального миропорядка. Конечно, речь не шла о проведении такой политики в самих США, но для потенциального противника она вполне подходила.
Администрация Клинтона в этом вопросе руководствовалась не столько интересами США, сколько интересами международного чиновничества и Уолл-Стритовских игроков, стремившихся сформировать систему глобального перетока всяческих ресурсов через государственные границы, что резко снижало могущество самих государств (включая США), снижая их роль до уровня управления лишь на уровне низших слоев общества. Противоестественный союз демократов с правыми либертаристами (апологетами свободного рынка и противниками государственного вмешательства в экономику) сформировал в мировом масштабе ситуацию, которая повлекла мировой кризис 1997 года и последующий российский 1998 года, резкое обнищание большинства незападных стран и резкую оппозицию Европы, пытающейся защититься от возможного ограбления.
Идеологическим оформлением этого консенсуса стала идея «глобализации» в том смысле, в каком ее трактуют получающие от Сороса финансирование публицисты: всеобщее торжество принципов демократии и рынка.
Своей политикой администрация Клинтона рассорила США со всем миром, вляпалась в поддержку антидемократического переворота 1993 года в РФ, породив у двух поколений россиян неизживаемую отныне ненависть к США, а заодно породила мощнейшее антиглобалистское движение, достигшее своего пика аккурат к перевыборам президента в 2000 году.
Когда я приветствовал в 2000 году избрание Буша, я имел в виду те перспективы для России, которые открывал принесенный им курс. Прежде всего, администрация США явно потеряла интересе к поддержке огромного проконсервативного лобби в России. Сокращение гигантского финансирования различных «экспертов», засорявших информационное пространство сочинениями о безальтернативности «свободного рынка» резко оздоровило нравственную ситуацию в РФ и позволила осторожно начать называть вещи своими именами даже некоторым представителям режима.
Лоббирование Бушем интересов нефтяных монополий означало резкое улучшение условий бизнеса и для российских энергетических монополий. А в РФ, в отличии от США, нефтегазовая отрасль является монокультурой экономики. Поэтому политика Буша оказывалась в этом вопросе для РФ существенно выгодней, чем даже для самих США.
И действительно – если в разгар клинтоновской политики, в 1998 году, цены на нефть подергивались около уровня 15 долларов за баррель, ниже себестоимости ее добычи в РФ, то к сегодняшнему дню они выросли втрое и падать до выборов в США не собираются.
Наконец, заменив политику уничтожения противника внедрением самоубиственных идеологий политикой прямого насилия, Буш разрешил целый ряд внешнеполитических проблем России. В частности самую страшную из них – проблему наступления Талибана на Север. Ведь в 2001 году, после разгрома узбекского сопротивления и убийства таджикского лидера между Талибаном и границей СНГ не оставалось никакой прокладки. Прорыв границы был неизбежен, и министр обороны Афганистана Усама Бен Ладен готовил его со всей серьезностью. А после прорыва у России не оставалось споосба остановить массовое и стихийное проинкновение сотен тысяч абреков в Москву с неизбежной дестабилизацией обстановки в ней и падением режима.
Решив из внутренних соображений принести Талибан и Усаму в жертву, Буш избавил Россию от этой угрозы. Он же разрешил и проблему Саддама Хусейна, десятилетиями шантажировавшего Россию так и не выплаченными долгами и финансировавшего силы, которые стремятся мусульманизировать Россию.
Для экономики США политика Буша имела положительные следствия, которые я предсказывал в своих публикациях три-четыре года назад. Администрации Буша удалось преодолеть кошмарное наследство кризиса, вызванного неэффективными растратами администрации Клинтона на идиотскую реформу здравоохранения и авантюрные войны в Европе в интересах албанской наркомафии. Меры эти оказались настолько эффективными, что несмотря на расходы на целую войну экономика США идет на подъем. Темпы роста ВВП повышаются, достигнув по итогам 1993 года 4,1%, производительность труда по экономике в целом растет на 4,7–5,5% в годовом исчислении, объем розничных продаж увеличился в 2003 году более, чем на 9%.
Впрочем, все плюсы этой политической линии Россией уже получены, да и США тоже. Отныне ее продолжение может повлечь лишь минусы: нарушение равновесия в мире, дестабилизацию, резкое обострение отношений США с Европой, в котором Россия в силу податливости своего руководства опять станет разменной монетой. Эта линия должна завершиться. Что придет ей на смену?
Из программы демократического кандидата Керри я выделил бы одно положение, которое фиксирует факт разрыва партии с политикой 1993-2000 годов. Керри прямо выступил против глобализации. Пока что он сделал это лишь в одном вопросе, в котором может рассчитывать на широкую поддержку гражданского общества – в вопросе об аутсорсинге.
Аутсорсингом называется вынос американскими компаниями части рабочих мест за рубеж, где оплата труда существенно ниже. Это выгодно компаниям и невыгодно работникам. В последнее время проблема аутсорсинга стала затрагивать не только промышленных рабочих (на них гражданское общество в США лениво поплевывает), но и «белых воротничков»: средний и верхний менеджмент компаний, а также специалистов с высоким уровнем доходов.
Это уже вызывает беспокойство. По данным специального исследования, проведенного «National Insider Advantage», примерно 30% от общего числа знают о случаях потери работы в результате передачи ее иностранцам, готовым выполнять ее за более низкую заработанную плату.
До последнего времени никто не мог ожидать, что эта тема станет главной в повестке дня будущего президентства. Никто не ждал готовности политического истеблишмента к коррекции политики глобализации и постепенной отправке на свалку истории ее проводников. Предвыборное обещание Керри решить проблему с аутсорсингом рабочих мест посредством выравнивания налогообложения с фирм, работающих в Америке и за рубежом означает прямой вызов глобалистам.
Разумеется, глобалисты на вызов Керри ответили. Они дают ему бой в рамках самой Демократической партии, из рядов ее клинтоновского крыла. Например, бывший спикер палаты представителей Конгресса, а ныне сотрудник Американского предпринимательского института Ньют Гингрич в статье «Стратегия старой доброй партии по поводу занятости», опубликованной «Вашингтон пост», неожиданно выступил с осуждением протекционистских настроений и в качестве альтернативы напомнил об экономической политике Билла Клинтона, не защищавшей устаревающие рабочие места, а создававшей новые в прогрессивных отраслях экономики – то есть в сфере «Новой экономики», постиндустраильных отраслях.
В самом авторитетном издании американского истеблишмента, журнале “Foreign Affairs”, профессор Чикагского университета Дэниэл Дрезнер доказывает, что протекционизм ведет лишь к сокращению, а не увеличению рабочих мест. Примером приводитсясокращение сталелитейного производства после введения администрацией Буша протекционистских барьеров на импорт стали.
В случае, если Керри не дрогнет перед начавшейся кампанией критики и встанет на последовательно протекционистские позиции, он может рассчитывать на голоса антиглобалистов в самих США, которые станут той необходимой добавкой, которая гарантированно сделает его президентом.
Для России отказ новой администрации от политики рыночного глобализма может означать существенную перемену условий развития. Защищая протекционизм в США, администрация Керри вынуждена будет признать право на протекционизм и за другими странами. Это позволит России защитить свой внутренний рынок от системы выкачивания ресурсов, базирующейся на технологии «свободного движения ресурсов» в мировом масштабе.
Свободный открытый рынок, как показал полтора века назад великий немецкий экономист Фридрих Лист, выгоден странам с более развитой экономикой, так как ресурсы стремятся к перетоку туда, где их инвестирование выгодно в краткосрочном плане. Владельцы ресурсов склонны пренебрегать более существенными выгодами долгосрочного плана. В то же время в национальном масштабе гораздо выгоднее инвестирование из соображений учета долгосрочных выгод. Возникающее противоречие между интересами частными и национальными неразрешимо в условиях свободного рынка и требует институциональной протекционистской политики.
В 1989-2004 годах из России с применением метатехнологии «свободного рынка» было выкачано по разным оценкам от $600 млрд. $1300 млрд. инвестиционных ресурсов. При этом потери России несравненно больше этих сумм, так как при их исчислении надо учитывать недополученный доход, который мог бы образоваться, будь эти средства инвестированы в русскую экономику, дай они работу населению. Эти потери составили по оценкам разных школ, придерживающихся разных моделей инвестирования и отдачи инвестиций, от $4 до $11 триллионов за 15 лет. Последняя величина существенно превышает все национальное богатство, оставшееся у РФ на сегодня.
В случае, если бы вместо ориентации курса реформ на внедрение метатехнологии свободного рынка была бы принята листианская технология (типа предлагавшейся в 1991-1993 годах центром «Модеризация», Высшим Экономическим Советом РФ и умеренно-патриотическим большинством Верховного Совета РФ программы построения институционально-постиндустриальной экономики), то сложились бы предпочтительные условия для инвестирования ресурсов в российскую экономику, а не для вывоза капиталов за ее пределы. В результате вместо грандиозной затяжной депрессии уже в 1994 году мог начаться интенсивный экономический рост наподобие «японского чуда», «германского чуда» Эрхарда и прочих листианских моделей роста. Сегодня ВВП РФ был бы в этом случае втрое выше, чем есть фактически, уровень жизни достигал бы восточноевропейского и южноевропейского уровня даже при сохранении нынешнего гигантского уровня социальной дифференциации, а основу экономики составляла бы не нефть, а постиндустриальные сферы.
Можно расходиться в оценках объема ВВП, который был бы достигнут к 2004 году при реализации листианской политики образца программы Верховного Совета 1993 года. Но вряд ли даже Гайдар посмеет отрицать, что при инвестировании за 10 лет в российскую экономику $600 млрд. вместо рельно инвестированных $60 млрд. ситуация была бы сегодня качественно другой.
Незаработанные триллионы – цена того выбора, который в 1991 сделал, и в 1993 году кровью подтвердил Ельцин. Нищета, сломанные судьбы, принесенное в жертву поколение – вот цена проведения «вашингтонского консенсуса».
Ельцин делал свой выбор, стараясь вписаться в рамки курса администрации Клинтона, принося интересы России в жертву интересам международной бюрократии. Администрация Буша хотя и не настаивала столь жестко на этом курсе, но совершенно не возражала против его сохранения. Победа той линии, которая сегодня вырабатывается в рамках предвыборной стратегии Керри откроет перед российским обществом возможность все же встать на рельсы догоняющего развития, добиться от властей проведения листианской политики строительства институциональной постиндустриальной экономики.
Конечно, в разоренной второсортной стране, в которую РФ превратилась за 12 лет, эти меры не дадут столь быстрого и грандиозного эффекта, какой дали бы 12 лет назад. Потерянного не вернешь. Но другого пути в будущее просто нет.
«Экономическое чудо» может начинаться не только с высокого старта, но и с более низкого. Листианский путь «экономического воспитания нации» позволяет каждый день делать шаг вверх и вперед, поднимать благосостояние нации. Стоит лишь получить на него разрешение, как сумели получить в свое время японские и западногерманские лидеры – и экономический рост в 20-25% в год может стать реальностью на целое десятилетие. Это означало бы не просто количественный рост ВВП в 6-9 раз (сырьевая экономика неспособна достичь такого масштаба принципиально), но построение совершенно иной, постиндустриальной экономики. Это означало бы рост уровня жизни за 10-15 лет до европейского, формирование совершенно другого образа жизни.
2
Итак, перемены в политике США способны помочь нам ступить на листианский путь. Неизбежное в случае прихода демократов к власти в Вашингтоне падение цен на нефть коренным образом изменит расклад сил в РФ. Сокращение потока доходов, дележкой которого занимается нынешний режим, изменит характер его функционирования. Хищники потеряют к нему интерес, ибо делить будет нечего, и обратят свой взор к дележу накопленных резервов, что неизбежно повлечет дестабилизацию и снос режима.
Конечно, есть вероятность, что режим сможет очень быстро приспособиться к новой политике США и сам осуществит поворот к листианскому пути развития. В этом случае он сможет опереться на средний класс, который после введения листианской политики начнет свой очень быстрый рост, и сформировать действительно стабильное общество и государство. Однако, эта вероятность очень мала, так как над режимом все еще довлеет ментальность безальтернативности «вашингтонского консенсуса», да и профессиональных кадров, способных грамотно осуществить листианский курс у него нет.
Гораздо более вероятно, что осознание «элитой» неспособности режима кормить ее в условиях долгосрочного падения цен на энергоносители и сырье, побудит ее заставить режим добровольно покинуть власть еще до того, как он будет снесен дестабилизацией. По сути, власть своим уходом породит эту дестабилизацию по русской традиции 1917 и 1991 годов.
Здесь мы покидаем сферу экономического анализа с ее ясной логикой и погружаемся в рассмотрение процессов, для понимания которых аналогия способна дать больше, нежели математическая модель.
Российская идеократия всегда стремилась так извратить российскую историю, чтобы исключить из нее упоминания о крайне нестандартном поведении власти в России в кризисной ситуации. Достаточно вспомнить странное поведение Бориса Годунова в ситуации наступления польского ставленника и его загадочный уход из жизни; непротивление Петра III и Павла I попыткам государственного переворота, о которых они были осведомлены и перед лицом которых стояли; странное превращение Александра I в юродствующего старца (как до того и государя Василия IV Блаженного, вымаранного романовскими историографами из русской истории путем приписывания его деяний мифическому персонажу «Ивану Грозному», охватившему искаженную фактуру целых четырех совершенно разнохарактерных царствований); неожиданное самоубийство Николая I в критический момент Крымской войны; фатализм Александра II и тем более его внука Николая II, все свое царствование читавшего на ночь книгу Йова многострадального и вещавшего своим министрам о неизбежности мученического конца (а заодно и не гнушавшегося никакими мерзостями в уверенности, что мученическим концом все их искупит перед Господом); странную апатию Сталина в начале Войны; легкомысленное поведение Хрущева накануне свержения; мягкотелость Горбачева перед лицом ориентированных на раздел страны беловежских путчистов.
Существуют теории, объясняющие такое поведение власти в критические периоды. Например, культурологическая теория «авраамитского программирования» находит его первоосновы в структуре православного культурного кода. Эта теория объясняет, почему власть в России всегда выстраивается чуждыми православию силами, а затем по мере проникновения в ее структуру православного культурного типа, с началом его доминирования, обретает склонность к суицидальному поведению.
Обсуждение этих теорий не является предметом интереса настоящего обзора, для него вполне достаточно просто констатации столь тщательно обходимых официальной историографией фактов.
На мою жизнь пришелся пока что лишь один из моментов такого кризиса идентичности русской власти, когда я удивленно наблюдал членов Политбюро ЦК КПСС, рассуждающих о неимманетности их собственной власти русской душе; руководителей Госплана, бормочущих о нежизнеспособности плановой экономики; академиков, горячо доказывающих нежизнеспособность Академии наук и необходимость прекращения бюджетного финансирования науки по всей стране; генералов КГБ, всерьез цитирующих обвинения Солженицина о репрессиях, хотя и прекрасно знающих при этом, насколько его цифры расходятся с реальной статистикой… После наблюдения этого внутреннего краха, случившегося существенно раньше, чем народ заметил исчезновение власти и успел включиться в борьбу за новую, я стал очень хорошо понимать и происходившее в прошлые века.
Начальник московского охранного отделения, заказывающий эсеровским боевикам убийство министра внутренних дел, своего шефа. Великий Князь, появившийся по какому-то делу в министерском присутствии, и рассуждающий, красуясь перед чиновниками: «Ах, господа, каково же мне, Великому Князю, готовиться на старости лет к занятию должности президента Российской республики!». Начальник военный разведки, начавший войну охотой на «изменников» немецкой национальности, а закончивший ее захватом власти с последующим разделением ее с повязанной с немецким генеральным штабом политической группировки (и в 1927 году сожженный своими офицерами в паровозной топке).
Царь уступает требованиям генералов и отрекается от престола за себя и сына своего. Царь прощается за ужином с семьей, идет в спальню, отпускает охрану, открывает дверь своим убийцам. Царь выпрашивает яд у дворцового лекаря. Генсек с остановившимся взглядом лежит в комнате отдыха за кабинетом и не решается отдать приказ, который обязан отдать и который один лишь может спасти страну. Царь, предупрежденный о республиканском заговоре, уходит в странники, оставив вместо себя труп похожего солдата. Царь, в рубище бродит по Москве, пока его министров и друзей убивают опричники. Царь, по требованию бояр постригается в монахи без возражений. Всемогущий Берия, предупрежденный о заговоре и пришедший на заседание Оргбюро, не отдающий приказа об аресте своих обидчиков, в ступоре слушающий обвинения, только рука выводит на бумаге «опасность, опасность, опасность, опасность, опасность, ОПАСНОСТЬ!».
Все это картинки жуткой русской истории. И когда я раздумываю над тем, как сложится ситуация, когда цены на нефть снова упадут и придет время делить резервы (для чего надо хотя бы на короткое время устранить государство), я уже понимаю, как верховная власть спровоцирует революцию. Я вспоминаю Путина в разных ситуациях. Вспоминаю, как он пасовал, как метался, когда обнаруживалось сопротивление, которое надо преодолеть. Как им овладевал ступор, из-за которого он провалил избирательные кампании РДДР и Собчака.
Страх. Стресс. Повышенное давление. Метания. Глаза затравленного зверя. Гипогликемический криз. Ступор. Ощущение полной безвыходности. Поиск пути к бегству. Тахикардия. Паника. Дикий страх смерти, или не смерти даже, а просто дикий страх перед вышедшей из-под контроля ситуацией. Готовность уступить. Крах.
В различных ситуациях это видели многие. Они знают, какова будет реакция, когда они придут к нему за отречением.
Впрочем, отречение, бегство, уход – это все лишь первый акт драмы. Окончательная делегитимация и так уже обанкротившейся власти обычно вызывает к жизни процессы тектонические. Обретают автономность решений те силы в государственном аппарате, которые обеспечивают силой стабильность государства.
Сформированное после отречения Николая II масонское правительство просуществовало лишь полгода, не имея и в этот краткий период достаточно власти. Лишь полгода пытались править Россией масоны, а затем рассеялись как дым. Те самые масоны, что веками проплачивают штатным «разоблачителям» сочинения о своем грандиозном могуществе. На поверку их сила оказалась ничем в сравнении с силой русской военной разведки, отнявшей у них власть в одну ночь и разделившей ее с приехавшими из иммиграции радикалами-социалистами.
На первый взгляд может показаться загадкой, почему захвативший всю полноту власти генерал Бонч-Бруевич, зарекомендовавший себя как националист и борец с германофильством, разделил власть с интернационалистами, только что вернувшимися из иммиграции и имеющими стойкую репутацию германских шпионов. Но загадкой это оказывается лишь на первый взгляд.
Незадолго до октябрьского переворота проходил первый съезд советов. Представители демократических партий долго обсасывали в своих выступлениях тот факт, что ни одна партия не обладает в России достаточной кадровой и организационной базой, чтобы претендовать на единовластие. В ответ эмигрант по фамилии Ленин громко бросил из зала одну лишь фразу: «Есть такая партия».
У этой партии не было силы взять власть. Но это было неважно. Важно то, что она была готова к власти. И значит, всякий, кто захватил бы власть, должен был бы опереться на ее организационные возможности. Кто бы не совершил переворот против масонского кабинета, когда бы не совершил – власть неизбежно и закономерно ему пришлось бы делить с партией Ленина.
В чем же была сила Ленина? Он не только не имел отношения к инициации революции, но даже и не ожидал ее, еще в конце 1916 года публично заявляя, что не ждет в России революции еще лет двадцать. Но при этом он заявлял и то, что в любой момент надо быть готовым к принятию власти. И был готов. И партия его была готова.
Ленин не участвовал в политических ристалищах в самой России. Ему нечего было делать здесь в эпоху стабильной власти. Но в момент дестабилизации – он это прекрасно знал – он понадобится, и власть ему отдадут.
Причина этой уверенности была проста. Ленин возглавлял не политическую партию, о партию нового типа. Партию-орден. Партию, немногочисленные члены которой были специально обучены умению осуществлять власть. Они были обучены философии и технологии власти. Они были обучены вещам, находящимся далеко за пределами обыденного опыта и потому непонятным обывателю. Вещам предельно простым, но недоступным обыденному опыту. Ленин сам обучал их этим вещам.
Это знание делало каждого из них великим организатором и лидером. А их тесный союз делало непобедимой и грозной машиной.
Им легко давались такие грандиозные по масштабам дела, тысячная часть которых способна была поставить в тупик царских министров и министров демократических правительств Европы. Им удавалось быстро и эффективно осуществлять такие реформы, что перед вдесятеро менее масштабными другие правители пасуют десятилетиями. Им удавалось организовывать такие инновации и такое строительство, что мир давался диву.
Таким людям не надо особо добиваться власти. В критической ситуации она сама свалится им в руки. И раз свалившись никогда уже не вывалится.
Где же учили таких людей? В очень приятных местах. В тихом парижском пригороде Лонжюмо. На курортном острове Капри. На швейцарских курортах Давосе и Кинтале. На большой вилле под Чикаго.
Школа это по местоположению штаб-квартиры носит название «Лонжюмо». В ней учили секретам власти. Учили так, что ее выпускники оказались вне конкуренции, когда пришло время новых слов и новых дел.
Но чему же там учили?
16 июл, 2004