Станет светлей полоса лесов, неба полоска толще, только все меньше в полях цветов, а ковыля все больше. Вовсе не нужен Вьетнам, Бали, солнечный Коктебель... Ведь родилась ты в степях, смотри, степь - твоя колыбель. Словно пустыня, но без песка, всё поглотив, выльет. Ветер осядет в твоих носках тысячелетней пылью. Встанешь спиною, и вот - леса врезались в горные склоны. Ветер запутался в волосах, в чашах озёр бездонных...
А повернёшься спиной к хребту - перед тобой холмы. Все по-простому, начистоту, здесь только степь - и мы. Словно кипит кочевое нутро памятью поколений, и отдаются узоры троп эхом в твоих коленях. Степь дарит солнце, легка рука, и обжигает лицо. Солнце скрывается в облаках и щурится с хитрецой. Или вершину, и вот тропа, и не так этот холм высок, но скользит под тобою густая трава, а камни летят из-под ног.
Были люди. Другие. Хотели назвать эти холмы своими, а теперь мы босые топчем круги на вымершем Аркаиме. Эту степь не освоить, не стать для неё ни отцом, ни братом, ни сыном. Она встретит тебя, и тебе споёт вороньём в небесах синих. Это проще всего - наблюдать свысока, из-за стеклянной дверцы, только степь дарит воздух, легка рука, и забирает сердце. Сердце бьётся в залоге, и вышел срок, лето на середине. И теперь отдается узор дорог эхом в твоей грудине.
Станет темней полоса лесов...
Неба полоска тает...
Степь позовет через пять часов.
Ей тебя не хватает.