Мама пожимает плечами и опять бежит по лестнице в спальню.
— Никто не видел мою накидку из песца? — спрашивает она, перегнувшись через перила.
«Никто» — это она обращается к папе и Матти. Хотя папа не особо считается, потому что в последнее время только лежит на диване, повернувшись ко всем спиной.
И всё. В полутьме он неотрывно смотрит в окно с опущенной шторой. И отвечать на вопросы про потерянные вещи уж точно не собирается.
Матти садится за обеденный стол и наливает себе и папе по стакану сока. Как бы случайно задевает тарелку ножом и ждёт, откликнется ли кто-нибудь.
— Начинайте пока без меня, — кричит мама со второго этажа, её голос легко проходит сквозь деревянный потолок. — Сейчас всё закончу и спущусь.
Матти отрезает два куска хлеба и намазывает их маслом. Поворачивается к дивану. У папы жёсткое дыхание, как у старика. Хотя сорок пять лет — разве это старик?
— Тебе с сыром?
Папа шевелится. Еле заметно. На мгновение кажется, что он повернёт голову, но вместо этого он медленно поднимает вверх большой палец. В знак одобрения.
Матти зачерпывает ложку козьего сыра и размазывает его по хлебу. Затем макает нож в мёд и капает на сыр.
Потом очень аккуратно, чтобы не потерять ни капли, складывает два куска хлеба и кладёт папе на тарелку.
— Сядешь за стол? — Он слегка запинается.
Больше всего ему хочется, чтобы папа в этот раз промолчал. Но на этот вопрос он отвечает всегда.
— Я лучше тут поем, — слабым голосом произносит папа.
Рядом с диваном стоит запах ношеной одежды. Прежде чем поставить тарелку на подлокотник, Матти поправляет папе плед.
С улицы доносится отвратительный рык тормозящего мопеда. Матти торопится обратно за стол. В замочной скважине поворачивается ключ.