Невысокий полицейский стоял на земле и казался вдвое ниже, стоящего на крыльце, худого и длинного как каланча Сухого.
Такое не перспективное пространственное положение работника правопорядка изрядно беспокоило. Он то оглядывался, то чесал свою непокрытую голову, то пытался куда-то вывалить шелуху от семячек, зажатую в ладони. Фуражку Закиров не носил, а пилотку обычно оставлял в машине. Солдатской выправки он не имел, поскольку большую часть ходил в гражданском. Это сейчас он приперся в форме и на казенном «коробке», поскольку был на дежурстве.
– В совхозе провода срезали, на линии, идущей до города, почти с километр сняли, ничего не слышал об этом? Может дружки Катюхины чего болтали? – полицейский перешел к делу.
– А про провода спроси ее сам, только официально, ты ведь ей теперь не самый лучший друг? – Андрей попытался намеком узнать реакцию полицейского на, произошедший два часа назад, инцидент с барыгой.
– Я боюсь, Катерина по другому делу пойдет. А вот где ты с дружками был сегодня вечером? – начал нажимать участковый.
– А что провода теперь вечерами, а не ночами режут? Я как с работы пришел с парнями по сети в интернете играл.
– Знаем мы на чью сеть вы позарились, – как бы себе поднос пробурчал Закиров, направляясь к воротам.
Андрюха, услышав явный намек на случившееся, решил далее не продолжать разговор, действуя по негласному по правилу, не спрашивают – молчи. Но вырвалось: «Кто это мы?».
– Мы это кто надо мы, – сказал напоследок полицейский.
«Кто меня за язык тянул», –ругал себя Сухой, подспудно чувствуя, что прокололся. Обученный простым правилам допроса, даже обычный участковый всегда сумеет «развести на базар» самоуверенного пацана. Развернувшись к двери в избу, Андрей чуть не налетел на мать.
– Чего опять Эльдарке от тебя надо, что натворил? – не грозно, с холодной обыденностью в голосе спросила мать сына.
– Ничего мам, не беспокойся, он спрашивал не знаю ли я о том, кто линию к совхозу срезал, но я же воровством не занимаюсь, ты знаешь.
Мать вздохнула, прошла во двор и остановилась по середине, оглядывая хозяйство. Андрей не поверил, в образовавшиеся у нее в полночь дела, и сказал негромко: «Мам иди спать, все дела не переделаешь».
Пожилая женщина, пробормотав: «Забыла зачем шла». Тихо переваливаясь с ноги на ногу словно утка вернулась в дом.
Андрей зашел на кухню. Поставил чайник на плиту и подошел к окну. Вглядываясь сквозь переливающуюся влажную пелену, которую оставил на стекле первый весенний дождь, молодой парень пытался увидеть в ночной темноте хоть что-то, что бы ему подсказало – как теперь быть. Но темнота бездействовала, стекающая по желобу с крыши вода с тихим журчанием монотонно наполняла собой землю, напоминая о вечности.
Скрип закипающего чайника, напомнил матери о хозяйкиных обязанностях.
– Поешь картошки с мясом, сынок, она еще на плите, и оставь Катьке, придет голодная.
– Хорошо, я разберусь, отдыхай, мам, - ответил максимально нежным голосом Андрей, хотя человеческие звуки начали его раздражать. Чтобы успокоить себя Андрей мысленно продолжил разговор с матерью: «Катька уж давно дома не живет, а ты все еду ей готовишь».
Отчужденно постояв у плиты, как ему показалось минут пять, Андрей отошел от нее, открыл холодильник, налил водки и выпил. Привычное отвращение через минуту сменилось на желание. В этой ситуации Андрюха обычно придумал бы «движуху», но сегодня не тот случай. Погремев посудой, чтобы не волновалась мать и не приставала со своей едой, пошел спать. Перед сном рассудил в уме: «Вроде бы ни ничего серьезного менту и не рассказал». Успокоив себя, забылся странным трепетным сном, лоскуты которого утром не смог собрать в единое полотно.
Продолжение следует...
Предыдущая часть здесь.