ГЛАВА ПЕРВАЯ
Это была потрясающая картина! На подлёте к городу в ночном небе отражались гигантские горящие факелы нескончаемого множества скважин-великанов. Они будто приветствовали каждого, кто отважился в начале 1970-х прилететь в этот суровый край работать. Правда, первопроходцами, которые зажгли факелы - непременные спутники новых нефтяных скважин- эти люди не были. А стали ими, вместе с геологами, самые смелые романтики – нефтяники, день и ночь бурившие эти бесконечные болота, скрывающие от людей одно из самых удивительных созданий природы - нефть, чёрное золото.
Особенно много нефти скрывало под собой мелководное озеро Самотлор. Но оно не спешило отдавать людям своё сокровище. Только самые сильные могли добраться до этого неисчерпаемого богатства, преодолев нагромождение тяжелейших для человека испытаний и преград в виде сплошных болот, вечной мерзлоты, неистребимой мошкары и долгой суровой зимы с сорокоградусными морозами. И природа, по достоинству оценив нечеловеческий труд и удивительное упорство, стала делиться с людьми своими дарами и даже как-то помогать, облегчать преодоление лишений. Чтобы хоть немного продлить самое благоприятное для работы время, Всевышний распорядился хоть на пару летних месяцев в году не гасить в темное время суток небо – устроил белые ночи. Так же, как Он сделал это в своё время для Петра Великого, поощряя его благородное стремление построить в условиях, близких к сегодняшнему Самотлору, самый прекрасный город в России. И даже когда воздвигли эту удивительную Северную Пальмиру, и белые ночи уже вроде бы оказались и ни к чему, Он оставил это удивительное явление природы навсегда, чтобы люди вечно, постоянно, не прерываясь даже на ночь, могли любоваться творением рук своих. Потому-то и первостроители Самотлора были убеждены, что и их будущий город, одаренный белыми ночами, будет не менее прекрасным
Но коптить небо, попусту сжигая ценный газ - попутчик добываемой нефти, непозволительно, разорительно, расточительно. Нужно строить специальные газоперерабатывающие заводы (ГПЗ). А это очень дорогостоящее и сложное предприятие, целый комплекс зданий и сооружений. Их возведение требует, кроме всего, множества строителей самых разных специальностей. Как когда-то призывно звучало по всей стране "Днепрогэс!", "Магнитка!", так и сейчас гремело: " Самотлор!". Поэтому и летели сюда со всего Союза строители и за "запахом тайги", и за тем, чтобы заработать неплохие деньги.
Нехватку рабочих рук испытывала практически каждая организация: на работу брали всех подряд, переманивали друг у друга, завлекали, чем могли. Некоторые проворные кадровики со своими автобусами дежурили в аэропорту, встречая каждый рейс с "большой земли" и агитировали прилетающих прямо у трапа самолёта. Когда же кадровиков в аэропорту стало больше, чем пассажиров, самые солидные организации стали фрахтовать самолёты и посылать своих вербовщиков в Тюмень, куда прилетали все самолёты с кадрами для Севера.
Но всё-таки самой главной заботой тогда была проблема с жильём. Квартир строилось несравненно меньше, чем прибывало людей. Многие жили в "балках", строительных вагончиках, в сараях, в переполненных общежитиях без всяких удобств. Но особенно не роптали - ведь ехали сюда добровольно, всего на несколько лет. А ради хороших денег, в два-три раза больших, чем на "большой земле", можно было и потерпеть.
Условия, в которых приходилось жить нашим первостроителям (не только рабочим, но и инженерам) поразили меня с первого же дня, как только я прилетел сюда и принял стройуправление. Узнав, что на балансе нашей организации имеется общежитие, я вместе со своим замом поехал его посмотреть.
Лучше бы я не видел этого ужаса! Рубленое двухэтажное деревянное здание коридорного типа. В коридорах оставлены только узкие проходы- всё остальное завалено корытами, бачками, коробками, всяким хламом. И здесь ещё как-то умудряются кататься на трёхколёсных велосипедах полуодетые детишки. А над головами – густая паутина проводов к электроплитам в каждой комнате. И кошмарный стойкий запах щей, сырости, мочи, какой-то гари.
От общежития осталось только название: здесь уже давно в комнатах жили семьи. Но больше всего меня - свежего здесь человека - поразило другое. Дойдя до конца коридора, я увидел на узких дверях с характерными обозначениями "М" и "Ж" замки.
– От кого замыкаете туалеты? - спросил я у зама. Похоже, он удивился моей наивности:
- А это не туалеты - здесь живут, - спокойно, как о само собой разумеющемся, пояснил мой заместитель. Он постучал в дверь и к нам вышла женщина с ребёнком на руках. Я какое-то время не мог прийти в себя от увиденного: унитазы, которыми раньше пользовались жильцы общежития, были накрыты деревянными щитами, и здесь же стояли узкая железная кровать, какой-то топчан, стол с электроплиткой - жила семья.
Оказывается, прилетают сюда на заработки в надежде как-то устроиться, а жить совсем негде, даже на одну ночь не устроишься. О гостинице и говорить нечего - их мало и даже в вестибюль не пускают; вокзал отсутствует (тогда железной дороги еще и в помине не было), из здания аэропорта на ночь всех выгоняют. Куда деваться, когда на улице сибирский мороз? Вот и приходится занимать в общежитии туалет, душевую, кухню - всё равно они не работают, разморожены, вешать на двери замки и приспосабливать под жильё. А как же без туалета и кухни? Обычное дело: уборная на улице, воду привозят в цистерне каждый вечер, а кухня у каждого своя - отгорожен уголок в комнате. И считается, что таким образом семья нормально устроилась.
А что же советская власть, партийные органы, профсоюзы? Приходилось им тогда на все эти бытовые "прелести" закрывать глаза – был строительный бум, народ устраивался сам, как мог, и не жаловался. Но и нормальное благоустроенное жильё строилось в городе и для нефтяников, и для строителей. И при сдаче нового дома праздник был вселенский – и для вселяющихся счастливчиков, и для новых обладателей освободившихся "балков" и комнат в общежитиях.
Мои первые впечатления от Нижневартовска не были оптимистическими. Да и откуда им быть иными? Пока я видел только старые деревянные деревенские избы, вперемежку с срубленными на скорую руку, тоже деревянными, домами, правда уже двухэтажными Это спешно построили уже нынешние градостроители так необходимые сейчас гостиницы, общежития, конторы, магазины. Но всё-таки среди этого засилья дерева уже высились панельные пятиэтажки, кирпичные, даже в семь этажей ,вполне цивилизованные строения. Но чуть подальше от центра – «шанхай»: жилые сараи, вагончики, балки, избушки. И, глядя на эту безрадостную картину, становилось как-то тоскливо. Но, к счастью, оказывается, я видел далеко не всё.
Позднее, спустя пару месяцев, когда уже лёг снег, как-то вечером, отклонившись от привычного ежедневного маршрута между своими объектами, попал я в застраиваемый жилой микрорайон на окраине города, где мне не приходилось бывать раньше. В зарослях громадных вековых сосен и кедров были аккуратно выпилены прямоугольники под панельные пятиэтажки, так что дома стояли островками в самом лесу. Стены их были раскрашены в яркие, сочные, неповторяющиеся цвета. В сочетании с ярким желтоватым наружным освещением, девственно белым снегом и на фоне изумрудного леса это была потрясающей красоты картина! Мне вдруг сразу самому захотелось жить в этом сказочном уголке. С тех пор я уже не так пессимистично оценивал перспективу нашего города: умеют же, значит, скоро так будет везде.
Проблемой жилья приходилось заниматься и большим, и маленьким начальникам. Наш строительный Министр, приезжавший сюда раз в год, всегда проявлял интерес и внимание к этой животрепещущей теме. Этот невысокий, плотный, с крупной головой руководитель, бывший секретарь обкома, был толковым министром, чутким и вместе с тем дотошным в проверке исполнения своих поручений.
В прошлый свой приезд он поручил впредь ставить жилые здания в одном микрорайоне, компактно, включив тресту в план строительство первых домов. И наш управляющий трестом Зайчук, встретив Министра, сразу из аэропорта повёз его похвастаться выполненным заданием: к приезду высокого начальства приурочили заселение первых двух домов в новом микрорайоне.
Министр зашёл в один из них -пятиэтажный 120-квартирный , так называемый малосемейный, с небольшими одно- и двухкомнатными квартирами. Хозяйка одной из них, просто светившаяся от счастья, на вопрос Министра, довольна ли она новой квартирой, ответила:
– Довольна ли я? Да я в восторге, я на седьмом небе от счастья, - и от избытка чувств кинулась обнимать Министра.
Второй дом внешне был похож на первый, но только на 40 квартир. Сюда заселилось всё начальство, и только в одной квартире разместилась семья единственного в тресте Героя Социалистического Труда, бригадира каменщиков Жданова. К нему-то в дверь и постучался управляющий с гостями. Министр молча обошёл все четыре комнаты, очень просторную кухню, тёмную комнату- кладовку, сушилку, широченные коридоры и, только спросив, у всех ли в этом доме такие шикарные квартиры, молча вышёл на улицу.
Зайчук уже уловил испортившееся настроение Министра, только не понял, в чём дело. А Министр разбушевался не на шутку. Он костерил управляющего за второй дом:
-Ты - преступный расточитель! Зачем построил эти хоромы? Вот что здесь надо строить! - Он ткнул пальцем в малосемейку. - Ведь люди приезжают сюда на несколько лет и в задницу тебя готовы целовать за эти пусть небольшие, но всё-таки нормальные по здешним меркам квартиры! А ты вместо трёх таких построил один дворец для начальников! Ты думаешь, я не знаю, что одного Жданова сюда для развода поселил?
Непосвящённому человеку, со стороны наблюдавшему за этой группой, было несколько забавно смотреть, как невысокий, коренастый, словно гриб–боровичок, видимо, большой начальник, задрав голову и размахивая руками, в пух и прах разносил стоящего перед ним "школьника", который был выше него на две головы. Фигура управляющего вообще выступала над всей толпой. Этот сибиряк-громадина даже внешним видом соответствовал своей должности генерала, хоть и строительного А наскакивающий на него был наверняка не меньше, чем маршал.
Министр ещё долго бушевал, не давая Зайчуку сказать ни слова в оправдание. Без сомнения, Министр был по большому счёту абсолютно прав, но никто почему-то раньше об этом не задумывался. И многие из начальников, заселившихся в эти хоромы, безропотно согласились бы жить в двухкомнатных квартирах в малосемейке. Я, по крайней мере, точно - не так стыдно было бы смотреть в глаза своим рабочим, вынужденным перебиваться в общежитских туалетах.
Больше таких роскошных домов Зайчук, конечно, не строил. Но сколько бы ни ехало сюда людей, строителей всё равно не хватало. Студенческие строительные отряды решали проблему только лишь на лето, а оно здесь короткое. Но строить-то ведь нужно весь год, даже в ужасные морозы, а они здесь бывают порой и под пятьдесят. В такую стужу на улицу не выйдешь так просто. Вот и прячешь все, что можно: не защищены только глаза, на нос натягиваешь шарф и дышишь через него. Ногам комфортнее и безопаснее в унтах. Пользовались популярностью и кисы - это такая местная обувка, сшитая из меха.
Правительство приняло решение для строительства газоперерабатывающих заводов привлечь так называемый спецконтингент, то есть заключённых. Неподалеку от будущих заводов выбрали место под лагерь. Сначала строители обнесли территорию одним наружным забором из колючей проволоки с вышками по углам. Собрали щитовую деревянную казарму для размещения первой партии зеков, которые продолжили строить лагерь по требуемой схеме - с полным набором полагающихся заборов, с казармами для размещения полутора тысяч заключённых, со столовой, баней, штрафным изолятором, школой, штабом и всем остальным, что полагается.
А на площадке завода полным ходом шли работы, не требующие большого числа людей: отсыпали дороги песком, подводили коммуникации, забивали сваи под будущие цеха. Потом и эту территорию обнесли заборами из колючки и поставили вышки для автоматчиков. Завершающим этапом этой непростой схемы было сооружение из колючей проволоки коридора длиной в полтора километра между лагерем и заводом, по которому по утрам приводили на стройплощадку полторы тысячи зеков. С помощью коридора их легче было охранять при переходе.
Конечно, это была не полноценная рабочая сила из-за низкой квалификации подневольных, сказывающейся на качестве и сроках выполнения строительных работ. Но на начальном этапе, когда была нужда в трудоёмких, грубых операциях - земляных, бетонных, плотницких - привлечение заключенных стало выходом из положения при остром дефиците рабочих рук. Потом уже, на втором этапе стройки, когда для выполнения работ нужны были только квалифицированные рабочие, колючку вокруг завода снимали и на место зеков приходили вольнонаёмные специалисты – строители и. монтажники.
Я каждый день почти всё время проводил в "зоне", на стройплощадке, месил сапогами непролазную весеннюю грязь. Ведь нужно было с пользой для дела использовать такую массу людей, большая часть которых впервые попала на стройку. И вот моим вольнонаёмным прорабам и мастерам нужно было руками этих мужиков устанавливать опалубку для фундаментов, вязать арматуру, укладывать бетон, класть кирпич и много ещё чего делать. Это только со стороны кажется, что на стройке всё просто и любой может справиться. На самом деле это не так. Прораб должен неукоснительно следовать чертежу и обеспечить соблюдение всех размеров фундаментов и по горизонтали, и по вертикали, и по осям, и чтобы бетон был хорошо провибрирован; выполнить ещё десятки требований. Ошибки здесь обходятся дорого: что-то недоглядел - бетон схватился, нужно разбивать и всё начинать сначала.
Труд любого руководителя на стройке ответственный и тяжёлый. И когда видишь, что этот многочисленный коллектив осмысленно трудится каждый над своим делом, становится легче от сознания того, что именно ты закрутил этот механизм, этот созидательный процесс.
Работать с заключёнными на стройке было не просто, особенно в самом начале. Были среди них и наши братья- строители, но кого только не сыщешь среди остальных – умельцы на все руки, сделать могли абсолютно всё. Некоторые спецы мастерили вещи сродни произведениям искусства. Во всех лагерях - и наш в этом не был исключением - начальство организовывало небольшие мастерские, куда собирали самых лучших умельцев, и они только и занимались созданием штучных "шедевров": чеканили, рисовали, выжигали, выпиливали, делали всякие оригинальные штучки. Помните, в те годы стали появляться авторучки в виде миниатюрного отбойного молотка, или большого гвоздя, или расчёски, или с раздевающейся женской фигуркой, перочинные ножи с откидным или выскакивающим лезвием, оригинальные зажигалки. Всё это пошло из лагерей, от находящихся в неволе талантливых мастеров. Недаром, когда на какое-то юбилейное торжество приглашали и руководителя исправительно-трудового учреждения, то самый оригинальный, интересный подарок-сувенир вручал именно он.
Моё стройуправление построило в городе школу. Завтра, первого сентября, намечена торжественная сдача. Я только накануне вечером вспомнил, что строители должны в таком случае вручать традиционный символический ключ. А где его взять? Я позвал парторга, чертыхнулся, что и он не вспомнил о ключе. Улышав мой разговор, секретарша посоветовала обратиться к начальнику отдела труда и заработной платы. Тот уверенно пообещал, что к утру будет у меня в кабинете необходимый ключ. И действительно, назавтра он заходит ко мне в кабинет с великолепным огромным сверкающим, словно сделанным из золота, ключом. Я просто поразился и протянул обе руки, чтобы принять это , с виду нелёгкое, чудо. К моему изумлению, ключ был очень лёгким- он был сделан из дерева, покрыт краской под золото и лаком. На мой вопрос, сколько стоит этот шедевр, начальник ОТиЗа сказал, что он выписал наряд всего-навсего на пятьсот рублей нарядчику лагеря. Оказывается, схема здесь простая: приходишь к нарядчику, а это чуть ли не самый главный в лагерной иерархии зек, говоришь, что тебе нужно и в какой срок. Заказ выполняется вовремя, расчёт идёт по наряду, как будто за работу на стройке.
Городское партийное начальство, присутствовавшее на торжествах при открытии школы, по достоинство оценили этот ключ-сувенир, за одну ночь сделанный зеками.