Цикл: "Строки моих песен"
Одна из самых трудных миссий - миссия блуждающего философа. Перипатетик - как он есть.
Лишённый крова, достойной одежды, эскорта, охраны, какой бы то ни было защиты, реальной надежды на сколько-нибудь приличный ночлег. Всё, что у него имеется в наличии - это он сам, каков он и есть на самом деле.
Его крыша - небо голубое днём и черное небо ночью. Иногда оно звёздное, иногда частично закрыто тучами, иногда его просто не видно. Ночь. Темная ночь в черном чужом неприветливом городе, где он один на один против всего остального мира. Хорошо, если совсем никого нет вокруг. Забейся в щель и спи. Но каково это пробуждение утром, когда прямо в твое лицо уткнулся собачий нос. Человек - это очень много мяса.
Хорошо, если тигр сыт и не болен. Кошки обходят людей далеко стороной. Кошки людей не едят. Не любят. Кошки ненавидят всё, что дурно пахнет. Почему от бродячего философа так дурно пахнет? Почему он жрёт сначала чеснок, а потом всё остальное? Почему так вонючи его, даже простиранные в ручье, носки? А это, чтобы ни одна тварь на него не позарилась. Это инстинкт самосохранения. Обезьянки - жутко вонючие твари. Выживают!
Итак: ночь. Зима. Лес.
Вам некуда больше спешить.
Кого надо бояться в таком лесу в первую очередь?
Змею? Они все замерли до весны, приморожены.
Клещей? До весны их не сыскать.
Опасны в первую очередь медведи-шатуны и кабаны.
Проломить череп может и лось - тоже бродячий философ.
Очень опасна стая одичавших собак или волков.
Но страшнее всего человеку в лесу - другой человек.
Вечером двое вместе выпьют по стакану водки. А вот проснуться может уже и один. Могут и оба не проснуться, если их отыщет третий.
Человек находит другого человека по огню.
Греться у костра - это смертельно опасно.
И не греться - тоже смертельно опасно.
Игра простая: выбираешь не между жизнью и смертью, а между тремя смертями.
Смертью в пути, смертью от огня на одном месте и смертью от отсутствия огня на одном месте.
Вся жизнь - такая вот весёленькая игра.
Что взамен? Какие бонусы? Какие преференции?
Во-первых право открывать рот и говорить.
Вообще лучше рта не открывать и помалкивать.
Молчание - самый важный вид речи.
И прямой речи и речи уклончивой.
Только тот, кто умеет молчать столько сколько нужно, там где нужно и тогда, когда нужно, может более или менее безопасно раскрывать пасть и членоразделять.
Произнесение набора слов несёт само по себе море рисков.
В том числе и смертельно опасных. Открытие пасти - далеко не самое приятное занятие. Проблема в том, что бродячий философ в отличие от бродячей собаки просто обязан предъявлять людям свои тексты. Он понимает, что все совершенные тексты давным-давно произнесены до него, и все приличные люди обладают ими в форме книг.
Даже знание наизусть Корана или Библии не гарантирует правильного речепредъявления.
Богодухновенные книги стоят не на словах, а на Вере.
И только истинная Вера наделяет слова Богодухновенных книг силой неодолимой.
А что же может предъявить бродяга, оказавшийся неспособным даже устроить собственное существование?
Что может принести этот несчастный другим людям?
Столпник стоит на столпе годами, десятилетиями.
Это подвиг Веры.
Он молится Всевышнему и никто не знает, как на самом деле он общается с Всевышним.
А если просто бродячий - смешно произнести - "философ"?
А что если совсем безграмотный человек?
Зима. Ночь.
Александр Блок был слишком великодушен:
"Ночь. Ледяная гладь канала.
Аптека. Улица. Фонарь."
На вашем пути только стволы. Кустарник.
Голодные лисы. Голодная рысь.
Изголодавшаяся стая волков.
И где-то там - в распадке - группа кабанов.
Бог не выдаст - свинья не съест. Но сухарики закончились.
Нога с отмороженными пальцами распухла.
Нож короток.
Пальцы немеют. Вы ждёте закономерного итога.
Вокруг снег.
Снег - это замёрзшая вода.
Костер жечь - опасно. Опасно и не жечь.
Вот будет смешно, если я выживу.
Мне только тридцать девять лет. Я уже болен целым букетом болячек, стар, изношен. Мои дети практически выросли. Я знаю, что никому - так уж это случилось - не нужен.
Зачем держишь меня на земле - Господи.
А спать нельзя. Спать - это форма самоубийства.
Самоубийц не отпевают в церкви.
Снег! Снег! Я рою в снегу яму. Я спешу.
Я должен успеть до волков и кабанов.
Яма должна быть такой, чтобы скрыть огонь костра.
Спичек мало, но я опытен. Я ломаю сухие ветки. Я точно знаю, какие ветки хорошо возьмутся. Я вырос в тайге. И поэтому в этом деле безупречен. Снег!!! Великий спаситель и защитник. Я готовлю свое логово.
Когда приближается стая волков, уже горит спасительный огонь.
Вода. Огонь.
А медные трубы? Я их не слышу. Я нагло сплю в лесу при минус пятнадцать. Я один на один со всем миром.
Со мною мой любимый снег и мой вечный спутник - огонь.
Что было и что есть,
А также всё, что будет
В простом отображении - вода!
О Фалес из Милета! Вот с кем я хотел бы пообщаться.
С Анаксименом и с Анаксимандром.
Вот с кем я хотел бы поспорить о воде.
О воздухе. О дороге. О снеге. О небе и звёздах.
Системы аксиом рождаются, как люди!
Живут, дряхлеют. дышат на ладан!
По ним поют псалмы! Им памятники ставят!
Но множится число живых систем!
А царство вечной тьмы юродивые славят,
Избрав его одной из вечных тем!
Но вот в саду, под вишней, в темноте
Коснутся губ вишневых губы алые...
И с мыслью о вишне в саду я встречаю первый луч рассвета....