Предисловие.
Автор этого рассказа более семи лет проработал медицинским (клиническим) психологом в одной из лучших психиатрических больниц. Вынес оттуда много разных впечатлений, о чем и попытался рассказать в повести, главу из которой вы можете прочитать здесь на сайте. Психиатрия – специальная область медицины, исследующая и лечащая нервно-психическую сферу человека. Возникла она как необходимый инструмент помощи далеко не совершенной психике «человека разумного». Начало ей положили методы изоляции психических больных в острогах, где буйных безумных приковывали цепями к стенам. Участь их была незавидна и предрешена.
Со временем, умные врачи поняли, что «психов» можно и нужно лечить. Были изобретены соответствующие лекарства, помогавшие снять болезненную симптоматику и облегчавшие состояние больных. Быстро развивалась психодиагностика, выявлявшая все большее и большее количество психических заболеваний. Их симптоматику ,врачи-новато-ры, стали устанавливать почти во всех проявлениях человеческой психики.
Этим воспользовались некоторые государственные службы, поставившие психиатрию на «службу защиты государства». Возник термин – «карательная психиатрия». И многие умные и честные люди, не желавшие мириться с произволом и подлостью властей, попали в разряд особых «психически-политически больных», хотя они таковыми и не были. Их называли «диссидентами» (несогласными), т.е., несоглас-ными с политикой правящего класса того или иного государства. В расс-казе об этом сказано довольно понятно.
Мы ,естественно, считаем психиатрию важной областью медицины, но отвергаем ее использование как средства сведения счетов плохо управляемого государства со своими инакомыслящими гражданами. Психиатрия должна быть вне политики ! А ее использование в качестве средства воздействия на политических оппонентов должно быть приз-нано преступлением !!
Что же касается людей, работающих в этой важнейшей социально-медицинской области, то ничего сверхестественного в них нет. Здесь все как у обычных людей, как и во всех других профессиональных сообществах. Большинство из них – обычные, нормальные люди, со средним коэффициентом интеллекта, средними творческими возможностями, средней профессиональной подготовкой, звезд с неба, как говорится, не хватают, и более или менее добросовестно тянут свою профессиональную лямку.
Многие пошли в психиатрию потому, что «так сложилось», некоторые – по какому-то, им самим не совсем понятному, призванию. Все, как у людей, как и во всех других медицинских специализациях. Работа сло-жная, изматывающая : попробуй целый день, целый месяц, целые годы пообщаться с дебилами, психопатами, шизофрениками, эпилептиками, депрессивными пациентами ! Что с тобой станет через несколько лет ? Особенно, если работаешь в «острых отделениях», куда привозят буй-ных, галлюцинирующих, покусившихся на свою жизнь несчастных людей ! Сам почувствуешь определенного рода недомогание!
Недаром, у психиатров и работников этого «горячего цеха» весьма часто обнаруживается такое профессиональное заболевание как «син-дром профессионального перегорания». Это, когда наступает глубочай-шая психологическая усталость, возникает безразличие, а иногда и от-вращение, к своей ежедневно выполняемой работе, отчего не помогают ни довольно высокая зарплата, ни длительный очередной отпуск. Лека-рство одно – сменить медицинскую специализацию. Автор этих строк, вполне ощутил на себе это состояние, проработав более семи лет в од-ной из лучших психиатрических больниц медицинским психологом, и выйдя ,в конце концов, в «добровольную отставку».
В предлагаемом Вашему вниманию отрывке описаны два ,возможно, крайних и неординарных типа медработников, посвятивших свою жи-знь «психолечению» больных людей. Это - некоторые обобщающие об-разы, списанные с десятка конкретных врачей, с помощью которых ав-тор хотел обратить внимание на важные аспекты этой социально зна-чимой проблемы. Заранее прошу у своих недавних коллег извинения за возможные неточности и ,быть может, некоторые преувеличения. Но ,как говорится, со стороны виднее.
Посвящается выдающемуся Художнику М.Щемякину и другим талантливым людям, пострадавшим от "дурновластья" !
Ю.СТЕПНИН. ВРЕМЕНА МЕНЯЮТСЯ ( РАССКАЗ )
1. Ординаторская
В малогабаритной, тесноватой комнате, 4 х 5 метров, стояли четыре канцелярских громоздких стола - по числу работавших за ними врачей отделения реабилитации. В глубине комнаты, возле огромного почти во всю стену окна, восседала полноватая, крепкого телосложения и реши-тельного вида дама. Это была Наталья Николаевна, заведующая отде-лением реабилитации и врач-психиатр высшей категории, проработав-шая в «системе психиатрии» более двух десятков лет.
Напротив нее, у противоположной стены, скромно приютилась Оксана Борисовна ,врач-терапевт, молодая женщина с растрепанной копной светлых крашеных волос. Ближе к выходу громоздились еще два таких же стола. Над одним из них блестела широкая лысина моложавого, лет сорока пяти мужчины - психолога отделения, Лаврентия Павловича. Он что-то быстро и сосредоточенно писал на клочке бумаги, потирая, вре-мя от времени, лоснящееся темя.
За четвертым столом, принадлежавшим Марине Васильевне, врачу-психиатру первой категории, не было никого. Марина Васильевна опаздывала. Часы бесстрастно показывали пятнадцать минут девятого, и она почти бежала от своего дома к больнице. Но ,все равно, опаздыва-ла…. Такое случалось с нею довольно часто, и стало в отделении, где она работала, «притчей во языцех». Ей всегда было неловко и всегда не хо-телось оправдываться как провинившейся школьнице. Но не опаздыва-ть она….. не умела.
-- А черт с ним ! - думала Марина Васильевна, вспомнив ироничные взгляды коллег и насмешливо-затаенные медперсонала. -- Врать не буду, скажу все как есть ! Что я – девочка им ?!
И с решительным видом она остановилась перед высокой дверью, на которой была прикручена выцветшая табличка с надписью: «Ордина-торская». Едва переведя дыхание и сдерживая галоп бешено пульси-рующего сердца, Марина Васильевна неспешно надавила на ручку две-ри. Рывком распахнула старую, скрипучую дверь и ,глядя прямо перед собой, с достоинством перешагнула порог комнаты. Тихо поздоровала-сь и, стараясь не привлекать внимания, быстро сняла плащ, привычно поправила волосы перед потемневшим зеркалом. Через минуту она уже сидела за своим рабочим столом, прикрывая рот от непрошеной и совершенно ненужной зевоты.
Наталья Николаевна слегка наклонила голову в сторону Марины Васильевны в ответном приветствии и пропела скороговоркой: Ну-ну, здравствуйте - здравствуйте Марина Васильевна. Рады Вас видеть в добром здравии... Что сегодня-то случилось ?.....Опять собака с цепи сорвалась ?... Мы ,помнится, это уже слышали…
Усилием воли Марина Васильевна подавила подкатившее к горлу воз-мущение, готовое вырваться наружу. Внимательно осмотрела свою высокую, выпирающую из-под белого халата грудь, и лишь пустила си-льную струю воздуха сквозь плотно сжатые губы.
-- Будильника не слышала,- сказала она со спокойным вызовом. – Последние дни работы много. Вы же знаете, Наталья Николаевна… Да и по хозяйству приходится многое делать после работы… А тут ,как назло, муж нарушил правила и его прилично оштрафовали. Так что, поздно ложусь и не высыпаюсь…Уж извините.
Марина Васильевна покрылась пунцовым румянцем, щеки ее горели, глаза утомленно затуманились. Ей было приятно дать небольшой отпор вечно надоедавшей своими колкостями Наталье Николаевне. Большего она позволить себе не могла, да и не хотела ссориться с опытной колле-гой, к мнению которой прислушивался сам Игорь Артемьевич, главный врач больницы.
-- Ну-ну, дорогая, не обижайтесь,- примирительно пропела Наталья Николаевна, пребывавшая в отличном расположении духа по случаю ясной погоды и благодарности, полученной от «главного». К тому же, она ценила профессиональную добросовестность и самостоятельность своей младшей коллеги. И великодушно прощала ей небольшие дисци-плинарные огрехи. Однако, при случае, не забывала напомнить о них.
Сама она была человеком в высшей степени самостоятельным и дис-циплинированным, никогда и никуда не опаздывала, а на работу – тем более.
-- Это - святое !-- любила она повторять молодым коллегам,- восемь часов вы должны отдать своим больным, и ни минутой меньше. И должны работать так, чтобы успевать сделать все намеченное на день !
Наталья Николаевна, по-настоящему, любила свою работу врача-пси-хиатра, находя в ней и труд, и отдохновение. Долго не могла без нее обходиться, и даже пребывая в отпуске, частенько заглядывала в род-ное отделение «на огонек». Поэтому и не могла равнодушно взирать на частые опоздания Марины Васильевны. Хотя и признавала за ней неко-торые смягчающие обстоятельства в виде большого хозяйства и много-численного семейства.
Умела Наталья Николаевна настоять на своем, отстоять свою, не всегда верную, точку зрения, «дать в лоб», как она выражалась, «недоброже-лателям и тупицам». Новшества в психиатрии приветствовала, но отно-силась к ним с разумной осторожностью. Особенно, если они исходили не от хорошо знакомых ей специалистов, а от мало известных коллег по ремеслу.
«Ординаторская» была для Натальи Николаевны не просто рабочим местом. Это было особое помещение, близкое по своему духу и назна-чению некоему «святилищу», где вершатся человеческие судьбы. Где-то в глубине души она ощущала себя «жрицей» этого «святилища», приз-ванной властвовать над нездоровыми человеческими душами. А таких душ, по ее мнению, было великое множество,…практически все.
-- Нет здоровых людей,- говорила она в минуту откровенности,- есть плохо обследованные. Копни любого и найдешь у каждого кучу всяких болячек, в том числе, и нервно-психических … Неврозы, пограничные состояния, бредовые идеи, алкоголизм, наркомании, акцентуации личности…
Это была одна из любимых тем Натальи Николаевны, на которую она охотно говорила с молодыми врачами и «понимающими людьми».
-- А потом,- продолжала она убежденно,- присоедините сюда целую вереницу эндогенных психических расстройств: шизофрению нес-кольких видов, маниакально-депрессивный психоз, эпилепсию, орга-нические заболевания головного мозга, многочисленные психопатии… И практически у каждого, если его хорошенько обследовать! - можно найти ту или иную психопатологию ! Увы нам ! - но гомосапиенсы не слишком совершенные создания природы. Так что, если кто-то попал к нам, то тут никаких сомнений в его психическом расстройстве быть не может ! Ищите, как говорится в известной книге, и найдете! Хотя, быва-ют исключения, редко ! - но бывают !
Здесь Наталья Николаевна имела ввиду ,конечно, себя. Без всяких сомнений она считала себя совершенно здоровой: и физически и, тем более, душевно. – Крепка и телом, и душой, - говорила она о себе,- вина не пью, даже запаха не переношу, и вам не советую, это - интеллекту-альный яд !
И действительно, ее статная, сбитая фигура, здоровый цвет лица, всегда бодрое, жизнерадостное настроение убеждали всякого в справедливо-сти ее самонадеянной похвальбы.
-- Не люблю хлюпиков и нытиков, особенно, мужского пола,-- перехо-дила она к еще одной своей любимой теме - «скрытых недостатков» мужчин. - Их и мужиками-то трудно назвать, прости Господи ! Мужик должен быть сильным, волевым, не бояться трудностей. А иначе, что это за «мужик» ?
Здесь Наталья Николаевна делала эффектную паузу и решительно заявляла: « Не мужик это, а одно недоразумение! Мужик должен уметь зарабатывать, содержать семью…. Уметь ,извините, обнять так, чтобы дух захватило, и так далее, и так далее. Разве я не права ?! – обращалась она воинственно к собеседнику, которым обычно бывал какой-либо субъект мужского пола, чем-то не угодивший ей.
Сотрудники, более близко знавшие Наталью Николаевну, позволяли себе, однако, не верить в искренность ее слов. И втихомолку - под большим секретом ! - сообщали, что ее собственный муж далеко не соответствовал этим категоричным требованиям. И был у нее, по заверениям «знающих людей», подкаблучником и безответным «мальчиком на побегушках». Она помыкала им при любом удобном случае, давая понять свое превосходство и его зависимость от нее. Он безропотно подчинялся и выполнял все, о чем жена требовательно просила, не смея противоречить, тем более, воспротивиться. Однако, Наталья Николаевна была умной женщиной и подчеркнуто щадила на людях ранимое мужское самолюбие своей «второй половины», отзы-ваясь о супруге в самых лестных выражениях. Такой симбиоз, видимо, устраивал их обоих, поскольку прожили они, по ее словам, "долгую и счастливую совместную жизнь и воспитали прекрасного сына».
На этом обличительный пафос «классной дамы», как прозвали Наталью Николаевну коллеги за ее требовательный нрав, обычно иссякал. И она, с чувством хорошо выполненного долга, хищным взглядом впивалась в лицо обескураженного собеседника. Ей непременно хотелось убедить-ся : все ли он понял «так, как надо» ?
Результат всегда бывал один и тот же : никто и никогда не решался возражать разгоряченной своим монологом Наталье Николаевне! Все хорошо знали бесполезность этого занятия. И все старались поскорее убраться из зоны ее «сверхвысокого напряжения». А она, еще не остыв от пережитого волнения, победоносно оглядывала лица присутствую-щих. На них она всегда читала следы неподдельного восхищения и обо-жания. И никогда не сомневалась в их подлинности, настолько бывала уверена в своей правоте.
Эту уверенность она переносила и на свои отношения с больными, которые находились в полной зависимости от нее. Так ей казалось, так часто бывало и на самом деле. Многие больные, попросту, боялись ее, зная, что она легко может назначить усиленное лечение, либо пере-вести в «острое» отделение за малейшее неповиновение или наруше-ние режима. Но многие и обожали ее, считая, что именно она помогает им преодолевать мучительные страдания, выпавшие на их долю. Это были тяжелые, безнадежные больные, с которыми Наталья Николаевна умела обходиться мягко и ласково.
Она и через пятнадцать лет работы с психически нездоровыми людьми вспоминала весьма неприятный казус, приключившийся с нею в первый год работы врачом–психиатром. Виной всему был ее резкий тон, кото-рый она позволила себе в разговоре с молодым, неуравновешенным больным, заполняя его «историю болезни » в приемном отделении. Неожиданно он размахнулся и больно ударил ее по лицу. На ее истош-ный крик прибежал перепуганный санитар и накинул на горло буяну жгут из полотенца. Тот быстро успокоился, и санитар крепко связал его.
-- Все обошлось «малой кровью »,- говорила она ,смеясь, когда вспо-минала этот неприятный эпизод. Но он навсегда застрял в ее памяти болезненной занозой. Благодаря ему, Наталья Николаевна, во мгно-вение ока, усвоила правильную тактику общения с психически боль-ными людьми. И никогда больше не позволяла себе ни резкого тона, ни «лобовых» вопросов о болезни пациента, которые могли бы показаться ему обидными.
-- Тактичность и еще раз тактичность в общении с больными ! - настав-ляла Наталья Николаевна «зеленых» врачей, делавших первые шаги на скользкой тропе «психолечения», - какие бы неприятные ассоциации они у вас ни вызывали ! Здесь она обычно делала многозначительную паузу и внимательно оглядывала слушателей. -- Вы понимаете, дорогие коллеги, о чем я говорю ?!
«Зеленые» удваивали внимание, слегка сбитые с толку таким оборотом повествования маститого коллеги. Но все в их головах становилось на нужные места, когда Наталья Николаевна заканчивала свою мысль.
-- Нельзя быть «размазней» и хотя бы на минуту терять профессиональ-ную бдительность ! - внушала она, слегка повышая голос. -- Вы никогда не знаете, что на уме у психически больного, если он, конечно, еще у него остался ! Не знаете, включил ли он вас в свою «бредовую систему» и не сделал ли он вас виноватым за свою болезнь, за свою несчастную жизнь ! Вот о какого рода «тактичности» я говорю.
И она легким взмахом руки подкрепляла свою очень важную, как ей казалось, мысль. «Зеленые» согласно кивали головами, воспламеняясь каким-то недобрым чувством к этим странным и агрессивным «пси-хам». В их неокрепших, мало профессиональных душах рождалось тем-ное ощущение враждебности и отчужденности к этим непонятным лю-дям, которые, оказывается, еще и сродни обыкновенным преступни-кам ! Но их надо не просто содержать за решеткой, как обычно поступа-ют с преступниками, а и лечить. И в этом состоит «великая миссия» пси-хиатрии, избавляющей «нормальное» человеческое сообщество от «ненормальных людей, которых и людьми-то назвать трудно.
Со временем, эта настороженность по отношению к «психбольным» переросла у Натальи Николаевны в стойкую подозрительность по отношению почти ко всем людям. У нее возникла особая «установка» на высматривание у них каких-то «нездоровых проявлений». Это происхо-дило помимо ее воли, как-то само собой. Она даже сама удивлялась. Встречая незнакомого человека, неожиданно для себя замечала, что выискивает в его лице, фигуре, жестах нечто нездоровое, «психопато-логическое». Вначале ей это нравилось, она принимала это за проявле-ние своего «высокого профессионализма», своей «профессиональной интуиции».
Иногда ее «интуитивные прозрения» подтверждались, иногда - нет. Но впечатление от первых перевешивало впечатление от вторых. И, как-то незаметно для себя Наталья Николаевна уверовала в свою профессио-нальную непогрешимость. К людям, у которых она непроизвольно нахо-дила «болезненные симптомы», стала относиться настороженно и с опа-ской. А находила она эти «симптомы», к своему удивлению, практичес-ки у всех, знакомых и незнакомых. И жизнь среди обычных людей обер-нулась для нее сущей мукой.
Только среди коллег, которым доверяла и считала «своими людьми», чувствовала она себя «в своей тарелке», уверенно и спокойно. Некото-рых из них она считала «избранными» и достойными той «великой мис-сии», которой служила сама. Они составляли для нее тот особенный, «корпоративный круг», который «жирной чертой» отделялся от осталь-ных, «обычных» людей. Попасть в этот заветный «круг избранных» было непросто. Сама Наталья Николаевна добивалась этого в течение многих лет неимоверными усилиями. Пока ее, уже опытного врача, не заметили и не признали «своей» известные психиатры. Она очень ценила их мне-ние и внимание, понимая, что от них, во многом, зависит ее «профессио-нальный рост» и жизненный успех.
2. "Великое братство"
Наталья Николаевна хорошо помнила наставления своего обожаемого Учителя в профессии – известного профессора психиатрии Андрея Львовича Лавинского, которого «за глаза» некоторые его коллеги назы-вали «великим инквизитором».
-- Закрытость профессионального сообщества психиатров,- наставлял он своих студентов, - объясняется, главным образом, особенностями нашего влияния на судьбы людей. Именно так, не больше и не меньше ! На судьбы психически нездоровых «гомосапиенсов» !
-- Этой разновидности больных,-- вздыхал он сокрушенно, прикрывая тяжелыми веками пронзительный взгляд серых, выцветших глаз,- стано-вится в современном мире все больше и больше! Причины известны: стрессы, ухудшение экологии, ускорение темпа жизни, и ряд других….
Андрей Львович, как-то по особенному, замолкал при этих словах и устало поднимал широкие веки, устремляя колючий взгляд на студен-тов-медиков, внимавших ему. Рот его непостижимым образом перека-шивался, округлялся, и слова глухо и тяжело падали в доверчивые души его молодых слушателей.
-- Мы влияем на судьбы больных людей, - возвышал он надтреснутый тихий голос и делая особый акцент на слове «больных»,- которым мы, врачи, должны, просто обязаны ! - помочь ! Иначе может случиться не-поправимое ! Социальная катастрофа ! Я бы даже сказал : Глобальная катастрофа!!
Он замолкал, делая долгую паузу, чтобы потрясенные слушатели могли до конца постигнуть всю глубину и трагический пафос его размышле-ний. Высоко поднятая правая рука профессора тяжело нависала над кафедрой и ,казалось, над их головами, подчеркивая весомую значи-мость сказанного. В этот момент он был похож на древнего Пророка, прозревавшего судьбы людей.
-- Количество психически больных, - продолжал он с нарастающим пафосом,- которым мы, психиатры, ставим диагноз «шизофрения», год от года растет ! Увы, но это так ! Вы понимаете, что это такое ? К чему это может привести ?! Предлагаю вам подумать над этим самостоятельно !
При этих словах заметно уставший профессор доставал широкий черный платок из кармана старомодного пиджака и вытирал вспотев-шее от напряжения лицо. Обвислые щеки, морщинистый лоб, тяжелые веки, почти закрывающие бесцветные глаза, тонкие бескровные губы…В этом лице не было ничего героического. Но сразу бросалось в глаза, что этот человек выдержал огромную душевную борьбу с самим собой и своими недоброжелателями. И в этой борьбе он победил, хотя и не с подавляющим преимуществом. Горестно-брезгливая складка возле губ ясно говорила об этом.
Наталья Николаевна пользовалась моментом и осторожно оглядывала студенческую аудиторию. Она видела одухотворенные лица своих со-курсников, воодушевленных словами «Учителя» и готовых положить свою жизнь на алтарь оздоровления человеческого рода. Ни одного скептического выражения лица или ироничного взгляда… И внезапно ощущала она душевный подъем и сладостное чувство единения с этими юношами и девушками. Теперь они составляли вместе с нею и их Великим Учителем одно нерасторжимое целое - «Великое Братство» !
К этому времени пожилой профессор успевал немного отдохнуть, вновь поднимался на кафедру и продолжал лекцию с прежним воодушевле-нием.
-- Так вот, юные коллеги мои, возвращаясь, с вашего разрешения, к тезису о вынужденной закрытости нашего профессионального сооб-щества, добавлю следующее… Это очень важно для понимания выдаю-щейся роли психиатрии в современном мире… Тема очень не простая…
Профессор доставал из кармана пиджака смятый платок, вытирал вспотевшие лицо и шею, и бросал в аудиторию «тяжелые камни» решающих слов.
-- Приклеивать кому-то ярлык «душевнобольного», господа хорошие, это совсем не то, что ставить безобидный диагнозик «гастрит» или более серьезный ,как например, «язва желудка». Сов-се-е-м не то ! - грозил он кому-то своим длинным, сухощавым пальцем. -- Это, скорее, диагноз врача-онколога. К примеру, рак желудка в одной из последних стадий, когда спасение от болезни весьма проблематично.. ..
Он на минуту замолкал, погружаясь в бескрайние глубины своих размышлений, а затем ,как бы «всплывая» на их поверхность, воз-вращался к теме лекции.
-- Более того, посягательство на «душу» человека! - поднимал он длинный, сухой указательный палец, - на мысли и чувства человека всегда воспринималось в мире нормальных людей как деяние более серьезное, чем, скажем, членовредительство ! Недаром тысячи и тысячи людей терпели телесные муки, подвергая свое бренное невыносимым истязаниям…
-- А во имя чего ? - вопрошал он, нависая над старой фанерной ка-федрой. На мгновение замолкал, зорко оглядывая лица слушателей. - Во имя своих идей, убеждений и прочих ,так называемых, «душевных проявлений», составляющих ядро человеческой личности !
Старый профессор хорошо знал, о чем говорил. На своем личном опыте он вполне испытал непонимание и непризнание коллег, выдержал напряженную борьбу со своими идейными противниками. Он был сторонником недавно появившейся теории, которая описывала новую и весьма странную разновидность психического расстройства. Особый, незаметно, исподволь протекающий психопатологический процесс наподобие "вялотекущей пневмонии", страшной по своим последстви-ям, если ее вовремя не лечить. Вроде бы и нет явных признаков болез-ни, но это ничего не значит. Наблюдательный взгляд «специалиста» чу-тко уловит ее мельчайшие проявления - несомненные признаки заболе-вания.
Теория с большим трудом, но все-таки завоевала себе «жизненное пространство» в психиатрической науке и практике. Она «пришлась ко двору» воинственным N-ским идеологам в качестве «психологического меча» в дополнение к «карающему мечу госбезопасности». Они призна-ли ее «правоту и полезность» в деле защиты общественного строя от по-сягательств "инакомыслящих". И тысячи несогласных с генеральной ли-нией партии и государства были отправлены в психбольницы «для ис-правления психики». Официально их именовали «диссидентами». И та-кое наказание было для «психически репрессированного» человека" ничуть не меньшим, чем ссылка в знаменитые «гулаги».
Официальное признание человека «душевнобольным», страдающим исподволь развивающейся у него какой-то непонятной и страшной психической болезнью, означало не только «поражение в правах» и ограничение личной свободы. Это означало потерю таким человеком своей разумности, своей человеческой сущности, несмотря на полное отсутствие у него очевидных проявлений сумасшествия. Отныне душа его приравнивалась к душе опасного агрессивного животного или пре-ступника, которых надо строго контролировать и содержать за прочной решеткой.
-- Видите ли, - объяснял профессор в таких случаях своим ученикам и последователям, - сейчас у него, вроде бы, никакой продуктивной сим-птоматики не выявляется, но со временем она обязательно даст о себе знать ! - И он приводил массу красноречивых аргументов в пользу своей оценки психического состояния больного. - Так что, друзья мои, лучше не рисковать, а держать этого голубчика под строгим контролем ! - уве-ренно заключал он при молчаливом одобрении коллег и учеников.
И для многих несчастных, не ощущавших в себе признаков «животно-сти» и каких-то существенных отличий от «практически здоровых» людей, такой контроль становился тяжкой реальностью. А они просто хотели думать и жить иначе, чем предписывала строгая «N-ская мора-ль» и к чему принуждали «N- ских людей» партийные идеологи равен-ства в мыслях и беспринципного приспособленчества. Многие, желая преуспеть в карьере, думали одно, а говорили другое, официально при-нятое в «N-ской стране». Конформизм, т.е., слепое следование господст-вующим в обществе мнениям и авторитетам, стал, по сути дела, общест-венной моралью. Она жестко принуждала абсолютное большинство жи-телей Страны пассивно принимать существующие порядки и думать «как все».
А эти ее изгои хотели думать самостоятельно, устраивать свою жизнь по своему разумению, жить как люди независимых суждений… И за это были сурово наказаны. В том числе, и с помощью «психиатрических репрессий», среди которых «теория исподволь развивающейся психи-ческой болезни» заняла достойное место.
-- Как можно возмущаться «N-скими порядками» - самыми гуманными в мире ?! - негодовали ее сторонники. - Это может делать только «ненор-мальный», которому место только в психбольнице ! Высказывает какие-то там бредовые «ид-е-е-и», критикует основоположников, несогласен с «великим Учителем» ! Да это же - бред чистой воды !! Однозначно, сума-сшедший ! Посадить его на «аминозиновую иглу», чтобы «завиральные идеи» побыстрее выветрились из нездоровой головы!
И если человек не находил в себе сил или иной возможности доказать, что он вполне психически здоров, но только видит “N-скую действи-тельность” несколько в ином ракурсе, то… всю оставшуюся жизнь ему предстояло пребывать во мнении «самых гуманных «N-ских людей» психическим калекой, презираемым изгоем общества.
А доказать свою психическую нормальность этому бедолаге было очень непросто, как впрочем, и во все времена ! Удавалось это немногим и в очень редких случаях, когда, по мнению экспертной комиссии, повтор-но обследовавшей больного, наступала, так называемая, «стойкая реми-ссия», и душевная болезнь переставала «вылезать наружу». Только тог-да становился возможным весьма канительный пересмотр ранее пос-тавленного «тяжелого» диагноза на более «легкий». Например, «шизо-френии» на «психопатию», которые, подчас, бывают трудно различимы даже для самих психиатров. Из врачебной практики известно, что в од-ной трети случаев психопатию принимают за шизофрению, и наоборот. Но такие пересмотры большая редкость. Чаще бывает обратное. Напри-мер, нервное расстройство, плохо поддающееся лечению, переквали-фицируется в, так называемое, «эндогенное» под соответствующей психиатрической «биркой». И проблемы нет !
Слушая лекции своего обожаемого «Учителя», Наталья Николаевна поклялась посвятить всю свою жизнь «великому делу психического оздоровления людей». И не отступала от своей клятвы ни на шаг. Даже тогда, когда под влиянием «новых веяний» в психиатрии часть ее под-опечных перевели из больных в «практически здоровые».
-- Посмотрим - посмотрим,- говорила она, в кругу близких знакомых, уязвленная таким решением. -- Приведет ли это к улучшению эпидемио-логической обстановки ? Скорее, наоборот ! Думаю, что я не ошибаюсь !
3. Всему свое время.
Однако, эти случаи официально были истолкованы как «успехи и достижения отечественной психиатрии», и Наталья Николаевна смирилась. Хотя первое время ревниво следила за жизнью некоторых из своих подопечных, и не признаваясь даже самой себе, втайне наде-ялась на обострение психических состояний своих недавних пациентов без ее «высококвалифицированного» пригляда. Но, к ее вящему удивле-нию, никто из них не торопился возобновить с ней знакомство… Все ее бывшие пациенты, получившие статус «практически здоровых», поче-му-то старательно обходили крепкие стены своей недавней лечебницы.
Другим ударом, поколебавшим веру Натальи Николаевны в «священ-ную миссию» психиатрии был чрезвычайно неприятный казус, приклю-чившийся с самим профессором Лавинским. Бывший больной, которому маститый профессор восемнадцать лет назад поставил свой знамени-тый диагноз, подал на него в Федеральный Суд за умышленное причи-нение морального вреда. С помощью своих адвокатов он оценил этот моральный ущерб в один миллиард рублей. Суть иска состояла в том, что ошибочно поставленный диагноз, помешал молодому человеку реализовать себя в жизни. Он был вынужден уйти из любимой профес-сии, зарабатывать на жизнь примитивным трудом, поскольку никуда больше его не принимали.
Болезненная симптоматика, по заключению других психиатров, не проявлялась больше. Он сумел получить высшее образование и, на волне «новых веяний», был снят с учета в психодиспансере. Но оскор-бленное человеческое достоинство требовало отмщения, и он решил через Суд добиться своей полной реабилитации и наказать ,заодно, своего титулованного обидчика. Суд вынес решение в его пользу и подтвердил правомерность снятия его с психиатрического учета. Хотя снизил сумму компенсации морального вреда до столь незначительной суммы, что бывший пациент отказался от нее, приняв запоздалые изви-нения напуганного профессора. Адвокаты, не сумевшие полностью выи-грать дело, посоветовали реабилитированному обратиться в Междуна-родный Суд по правам человека, но он благоразумно отказался, удов-летворившись извинениями престарелого профессора.
После этого памятного события Наталья Николаевна пришла к заключению, что в психиатрии наступили «новые времена». И ,как человек «благоразумный и гибкий», постаралась им соответствовать. А когда неожиданно рухнула ее обожаемая Общественная Система, кото-рую не смогла защитить теория обожаемого профессора Лавинского, то она впала в какое-то непонятное ей забытье и механически повторяла : «Времена меняются, господа… Времена меняются…». Спустя некоторое время, она пришла в обычное свое состояние. Но из глубин ее неспокой-ной души само собой ,и как- будто невзначай, возникало : «Времена ме-няются….! ». Проводить ее в последний путь пришли многие ее коллеги и некоторые бывшие пациенты, признательные ей за «все доброе и хорошее», сделанное для них.
********************
*********
*